Никакой магии - Андрей Уланов

— До свидания, — твердо сказала я. — До свидания, Та.

Мы прошли выход из парка и начали спускаться по лестнице, как вдруг меня словно резко ухватили за локоть, заставив обернуться назад. Мраморные, с прожилками, перила, на них в широких глиняных вазах желто-красное буйство бархатцев с цинниями, четверка гвардейцев в бело-черных мундирах по-прежнему мрачно и угрюмо взирает на мир из-под обреза крылатых касок. Привратник тоже на месте, как раз с легким поклоном возвращает розовый картон пригласительного билета очередной паре счастливцев: почтенному седому джентльмену, трогательно-нежно поддерживающему совсем еще юную девушку с округлившимся — седьмой или даже восьмой месяц — животиком. В чем же дело?

Ноги тем временем решили не дожидаться приказов от головы и, развернув тело, понесли вверх по ступенькам.

— Инспектор? — ткнулся в спину встревоженный окрик полковника. — В чем дело?

Я услышала, но не среагировала, целиком поглощенная попытками распутать клубок собственных неясных ощущений. Гвардейцы… стоят, как и положено, привратник удивленно воззрился на меня, но не сделал попытки остановить. Миновав арку, я сделала несколько шагов, вдохнула…

Пахло лекарствами. Точно, именно эти запахи я почувствовала, когда мы с Кардом выходили… но почему они заставили меня обернуться? Многие беременные пахнут как филиал аптеки… словно подтверждая мои мысли, девушка обернулась, продемонстрировав анемично-бледное личико, чересчур белое даже на фоне «жемчужного» атласа платья. Бедняжка… не стоило ей сюда являться! А она еще старается улыбаться, только вот улыбка выглядит неестественной, чересчур уж благостной. Дура! Идиотка! Лекарствами ей запахло! Конечно же, эта несчастная будет улыбаться — когда настойка опия у нее едва из ушей не сочится.

Как только я осознала это, как спохватившийся нос «отфильтровал» запах дурмана и наконец-то четко выделил аромат, заставивший меня броситься назад.

— Добрый вечер, командор.

Почтенный седовласый джентльмен в кремовом сюртуке, совершенно не похожем на флотский мундир, выпустил руку своей спутницы и медленно развернулся ко мне. Наверное, он в тот миг еще надеялся на что-то — дурацкую случайность, ошибку, ведь работа гримера была воистину безупречна. Над лицом заговорщика поработал истинный гений, даже я на миг усомнилась, но запах духов невозможно спутать. Должно быть, у командора просто не нашлось других под рукой… и я узнала.

Взаимно. Надменно-спокойное лицо дрогнуло, искажаясь гримасой, гневно полыхнул взгляд, правая рука скользнула за отворот и тут же появилась вновь, кургузо сверкая вороненой сталью… а затем все заслонило темно-синее сукно парадного мундира Корабельной Пехоты.

Треск выстрела оказался на удивление негромким. Я с ужасом ждала, что Кард рухнет на колени, открыв меня дымящемуся стволу, но вместо этого полковник шагнул в сторону, а за ним обнаружился командор… уткнувшийся лицом в резной квадрат дорожки.

— Вот сейчас, — хрипло выдохнул Кард, — и в самом деле все кончено.

Позади затопали сапожищи, с хрустом растирая в пыль рассыпаные вдоль края дорожки крохотные скорлупки раковин, кто-то свистел в свисток, кто-то кричал, надсаживаясь… как всегда у людей, самая большая суета начинается, лишь когда…

Я перевела взгляд на спутницу командора. Глубоко вздохнула — и медленно, неторопливо, — Великий Лес, каких усилий стоила мне эта неторопливость! — вытянула из кобуры пистолет.

— Нет, сэр. Одно дело еще осталось.

«У вас большие задатки, — сказал тогда Кэл, — для двух очаровательных бомб». И добавил: «Уверен, охрана королевского дворца не посмеет обыскивать эльфийку здесь».

Сейчас я тоже была уверена — охрана королевского дворца не стала обыскивать беременную леди.

Девушка улыбалась все так же счастливо-безмятежно, словно бы ничего не произошло и ее спутник по-прежнему стоял рядом. Я смотрела на ее улыбку сквозь прицел, старательно ловя каждое движение, каждый звук.

— Что вы… — Кард осекся, похоже, до него, наконец, дошло.

А вот я не понимала сейчас лишь одного — почему не жму на спуск? Девушка все равно уже почти мертва, но если она успеет привести в действие бомбу, то вместе с ней на Вечный Лед отправлюсь и я. А заодно — полковник, гвардейцы за моей спиной, и другие люди, чьи лица гротескными масками страха и любопытства маячили где-то на перефирии сознания. Каждое мгновение промедления — игра в «рыбку» с судьбой, где ставка на кону — добрый десяток жизней. Так почему же я не стреляю…

…и до сих пор не разорвана в клочья?

«Главное — подобрать правильную мотивацию», говорил полуэльф. И можно надрессировать даже ящерицу… а человека? Опиум достать куда проще, чем… какой-нибудь эльфийский «настой изменника», зло подумала я. Но и эффект несравним. Они явно импровизировали, торопливо, наспех, иначе командор не стал бы идти на отчаянный риск, лично ведя свою «живую бомбу» к цели. Что же они успели внушить одурманенной жертве?

— Режьте платье, сэр. И, во имя всех ваших святых, осторожно!

Затрещала рассекаемая ткань, затем вдруг что-то брызнуло, звонко рассыпаясь под ногами — на миг опустив глаза, я увидела множество разноцветных стеклянных шариков, игрушку клавдиумской детворы, два гроша за дюжину во всех лавках.

— Все назад! — хрипло выдохнул полковник. — Дальше, дальше… тут полно динамита.

Толпа зевка дружно качнулась назад, кто-то упал, вскрикнул.

— Хитрый ублюдок, — продолжил бормотать Кард, — понакрутил тут почище иного гнома. Ага… похоже, двойная система инициации… шнур почему-то идет к ноге, странно…

В голове у меня вдруг проявилась картинка — Кемминг с девушкой идут навстречу Анриетте, вот командор начинает отставать, а живая бомба продолжает идти, подходит, опускается на колено.

— Не вздумайте резать шнур, сэр.

— Что?! — удивленно переспросил Кард. — Но… ах, вот как… пружина и срабатывает на сжатие… ну ладно.

До меня донеслось тихое ругательство, короткий металлический скрежет — а затем полковник выпрямился, осторожно, на отлете, держа небольшую картонную трубку.

— Это запал, — объяснил он. — Отойдите в сторону, инспектор.

Я послушно шагнула с дорожки. Кард размахнулся и швырнул трубку, целясь в каменный столбик футах в пятнадцати. Взрыв прозвучал негромко, просто хлопок, но почему-то ноги у меня подкосились, мелькнуло небо, встревоженное лицо полковника — а затем стало темно и тихо.