Огни святого Эльма - Владимир Евгеньев

– Не вам меня судить, – раздраженно прервал я. – Позвольте узнать, что вы делаете в ее доме?

– Это мой дом, мистер, сэр, не знаю, как к вам нужно обращаться. Мы вместе с ней его покупали, он оформлен на меня, это моя собственность.

– А где ее дочь?

– О ней заботится государство, я жертвую на тот детский дом, где она живет, там прекрасные условия.

– Ну, вы и скотина, не могли помочь любимой женщине избежать тюрьмы с вашими связями, – рассвирепел я.

– Не стройте из себя первокурсницу, вы же тоже с ней спали, чертов миллионер, помогайте ей сами. Мое общественное положение не позволяет влезать в эту грязь. Вы не представляете, сколько людей спит и видит, как бы найти на меня компромат.

Я сказал ему все, что я о нем думаю, в нецензурных выражениях и ушел, хлопнув дверью. Наведя справки, я узнал, что Ольга умерла в тюрьме от передозировки. Вот тогда я единственный раз пожалел, что торгую наркотиками.

Тут неожиданно в каюту стали с силой стучать и, похоже, колотить ногами.

– О, Всевышний, в наказание за мои грехи Ты не даешь мне возможности даже спокойно насладиться этим ромом с вином, – простонал Дирк, картинно воздевая руки к потолку. – Умоляю Тебя, прояви милосердие ко мне и порази громом этих сынов дьявола, которые нарушают мой покой.

В дверь толкнули еще сильнее, и послышался крик капитана:

– Открывай немедленно.

Дирк нехотя открыл дверь.

– Соня, у тебя? – закричал капитан, ворвавшись на середину комнаты и оглядывая помещение.

Филипп был раздражен, глаза метали молнии. Капитану явно было очень жарко, он закатал рукава и расстегнул ворот белой рубашки, пляжные резиновые тапки смотрелись на нем несколько забавно.

– Ты был с ней? Ты видел ее сегодня? – капитан тяжело дышал и сжимал кулаки от ярости. Сосуды в глазах полопались, и его красное от жары небритое лицо, прорезанное глубокими морщинами, казалось страшным.

– Я не видел Соню, я занят душеспасительной беседой с пастырем, – ответил Дирк, опять уселся в компьютерное вращающееся кожаное кресло дорогой модели, привинченное к полу, и быстро проглотил прямо из бутылки остатки рома. – Но я понимаю ход твоих мыслей. Ты беспокоишься о ней и напрасно. Сейчас твои устаревшие понятия никому не нужны. В их современном обществе институт брака остался лишь как ничего не значащая формальность. Молодые мужчины и женщины почитают за честь иметь как можно больше партнеров и в совершенстве постичь искусство наслаждения. Хотя бы ради этого стоило жить так долго. И поэтому тебе не нужно жалеть о твоих неосторожных репликах в адрес высших сил около мыса Доброй Надежды, ведь благодаря тебе мы можем близко, очень близко познакомиться с людьми третьего тысячелетия и узнать от них что-то новое.

– В гробу я видел твои шутовские выходки, – прокричал капитан, который был вне себя от ярости. – Дирк, скажу тебе откровенно, меня выводит из себя, бесит многое, но больше всего на свете твои деньги, твой великий бизнес по производству отравы, твоя тупая ирония, твои чертовы разглагольствования про секс, боль и наслаждение, прибереги это все для портовых шлюх. Ведь более близких людей у тебя нет, правда? Думаю, хорошая затрещина, как раз то, что тебе нужно.

Филипп с размаху ударил Дирка в ухо, последний упал с кресла. Штурман был очень пьян, он что-то простонал о том, что Бог должен был отправить капитана в вечное странствие не по морю, а по горящей лаве в преисподней и отключился.

Тем временем, отец Олег, задремавший под монотонный голос Дирка, проснулся от криков.

Священник молча нахмурившись наблюдал за происходящим.

– Господин капитан, этот Дирк, которого вы ненавидите, на самом деле тоже человек, достойный сострадания, – сказал отец Олег и встал. – Я, наверное, пойду.

– Я хотел бы с вами поговорить, хотелось бы узнать, что вы скажете в ответ на вопрос, который мучил меня всю жизнь, – обратился к священнику капитан, – пойдемте в мою каюту, может быть, и дети как раз подойдут, я их ищу.

– Пойдемте, – согласился отец Олег. Они прошли по палубе. Пустой старинный парусник, с покосившимися старыми мачтами и оборванными парусами, чуть раскачивающийся на волнах, удушливый запах, усиливаемый тропическим зноем, воспоминания о мистическом проклятии – все это вместе невольно вселяло беспокойство, переходящее в животный панический страх, как тишина и незапертая входная дверь в квартире близкого человека, которого вы пришли искать. Воздух, казалось, был пропитан не только зловонием, но и тревогой, ужасом и отчаянием. Жара стояла такая, что, казалось, можно было готовить еду на досках, нагретых раскаленным солнцем. Внезапно мужчины услышал пронзительные крики стервятников совсем недалеко от корабля.

– А-а, они чуют приближение смерти, странно, ведь мы не можем умереть. Но, значит, кто-то все-таки умрет, пути Господни неисповедимы, интересно, кто это будет, я или, может быть, вы? – капитан говорил мрачно, без всякой иронии в голосе и от этого даже священнику, который на самом деле был храбрым человеком, стало немного не по себе.

Наконец, они пришли в каюту капитана. Филипп открыл сундук, достал оттуда бутылку рома и две кружки, плеснул себе и священнику. Он знаком пригласил отца Олега за стол, и они присели на два привинченных к полу стула.

– Прежде всего, хочу принести свои извинения, – начал капитан, – я слышал, что мои матросы ужасно поступили с вами. Они ожесточились за столько лет такой жизни, я уже не имею на них никакого влияния, здесь все меня ненавидят. Команда со мной может поступить так же, как с вами.

Филипп сделал большой глоток рома, отодвинул кружку, положил локти на стол и обхватил голову руками. Священник только чуть пригубил свой напиток.

– Да, и еще вы наверно слышали про то, что произошло со мной около мыса Доброй Надежды, про это откуда-то узнали моряки всего мира и даже те, кто всю жизнь прожил на суше, – он горько усмехнулся. – Тогда светлый человек или ангел или призрак, не знаю точно, кто это был, произнес, что Бог может помиловать нас, если мы этого захотим. Мы все желали этого так, как хочет пить умирающий в безводной пустыни, но никто не спасал нас. И я уже стал думать, что явление, бывшее нам, никак не связано с потусторонним миром, может, это был просто мираж, коллективная галлюцинация. Так мне говорил один современный человек.

– Видимо, ангел имел в виду, что вы должны захотеть, чтобы Господь помиловал ваши души, а для этого нужно раскаяться и измениться.

– Итак, я должен раскаяться? – тяжело вздохнул капитан. – Но как? В чем? Да, я сожалею, мучительно сожалею обо всем, но что я могу сделать? Почему-то Бог всегда казался мне немилосердным, Он посылает богатство и счастье немногим и непонятно за какие заслуги, чаще людям безнравственным и злым, а остальные вынуждены мучиться и страдать, работать, выбиваясь из сил, и не иметь ничего кроме одежды и пропитания. Весь мир кажется мне чуждым, враждебным, равнодушным, в нем и близко нет той любви, о которой говорил Христос. Я и до этого проклятия никогда не чувствовал, что Господь нас любит, иногда мне даже казалось, что ненавидит, особенно в периоды моего мрачного настроения. Я всегда фактически жил как в аду, за редким исключением и неужели я прогневал Бога больше всех? Мне известны многие люди, которые совершали гораздо больше грехов и чувствовали себя лучше, были уверенными в себе и довольными. Радость и счастье больше зависят от достатка, чем от духовных причин. Эта простая и банальная истина всегда казалась мне верной. Хотя она уже не имеет никакого значения в моей ситуации.