Белый Клык. Лучшие повести и рассказы о животных - Дхан Мукерджи

От крылатых лесных гонцов мы узнали, что нам грозит страшная засуха. Птицы, которые летают далеко-далеко, всегда могут сказать, велико ли несчастье. Услышав дурные вести, слоны, которые в конечном счете двигаются почти столь же быстро, как птицы, потому что идут днем и ночью, распространяют их дальше. В джунглях есть еще обезьяны, которые ловят молву и снизу, и сверху. Они больше всего на свете любят разносить новости. Теперь обезьяны, раздувшись от важности, прыгали с ветки на ветку и трещали без умолку: «Проснитесь, вставайте, бегите, пока все вы не погибли от жажды». Но эти дуралеи не говорили, куда бежать. Началась общая сумятица. Казалось, все джунгли в беспорядке ринулись куда глаза глядят. Вопли перепуганных зверей становились все отчаянней. Весь этот шум просто оглушал. Вдруг воздух затрясся от рева, сразу покрывшего все другие звуки. «Бонка, бонок, бо-он!» – ревели дикие буйволы. Они одни чуяли воду и звали нас за собой в сторону моря. Почему-то быки лучше других умеют находить воду. Птицы – отличные проводники в дальней дороге, но они не могут отыскать воду под землей по запаху. А вот буйволы и слоны это умеют. Птицам помогает зрение, нам – нюх. И так как в птичьих речах главное – то, что они видели, мы не всегда понимаем их.

Вот почему мы без колебаний пошли за буйволами. Впереди, почти по пятам за ними, шли тигры и леопарды, а следом мы, так что если бы даже буйволы пропустили воду, мы все равно учуяли бы ее. За нами шли антилопы, олени, медведи, дикие собаки и всякое другое зверье. В нашей среде царил мир. Птицы и обезьяны тоже следовали за нами, но через несколько дней многие обезьяны куда-то исчезли. Говорили, что они умерли от жажды. Из лесных племен обезьянам более всего недостает выдержки, и в этом главная их беда.

Через неделю мы вышли к реке, которая еще не совсем пересохла. Все звери пили вместе прозрачную, как птичий глаз, воду. Ах, как это замечательно! Мы были на верху блаженства. После водопоя началось купание. Один за другим звери плюхались в широкую обмелевшую реку у всех на виду. Боязни как не бывало. Дни, прожитые в дружбе, быстро стерли страх и ненависть в наших сердцах.

Но увы! Добрые чувства так недолговечны. На закате стая волков вновь воскресила призрак смерти. Когда Радха, Бахадур и я срывали и ели ветви с ближних деревьев, послышался жалобный крик замбара, большого оленя. Напрасно мы потом искали его, о нем не было ни слуху ни духу. Сначала я не учуял ничего подозрительного, Радха тоже. Но молодой и острый нюх Бахадура сразу сказал ему, что где-то поблизости рыщут дикие собаки, и он смело пошел прямо на них. Мы последовали за сыном на некотором расстоянии.

Не прошли мы и десяти шагов, как мимо нас промчался олень, весь окровавленный и в мыле. Бахадур затрубил, давая нам знать, что снова чует диких собак. Поскольку эти собаки не страшны слону, мы не торопились, срывали по пути ветки и ели их. Вдруг послышался отчаянный крик – это звал на помощь наш сын. Мы со всех ног кинулись к нему, но там, где слоненок прошел без труда, мы едва продирались сквозь заросли. Тем временем голос Бахадура потонул в жутком вое волков. Радха, подгоняемая чувством материнской любви, валила лбом деревья и спешила вперед. Я не отставал от нее. Казалось, годы прошли, прежде чем мы увидели стаю огромных волков. И тут… кровь заледенела у меня в жилах. Наш единственный сын был со всех сторон окружен хищниками. «Еще секунда, и они набросятся на него», – подумал я. Радха, подняв хобот, с пронзительным криком бежала прямо на них. Это не остановило волков, но малыш услышал голос матери и ободрился. Теперь он уже не метался во все стороны, а стоял на месте и вызывающе трубил. Его властный окрик на мгновение заставил волков отпрянуть.

Я затрубил в ответ. Моему грозному кличу внимали все джунгли. Волки, повернувшись ко мне, задрожали в страхе. И было от чего! Радха расшвыряла их ногами, как камешки, несколькими ударами она расчистила себе путь к сыну. Тогда волки накинулись на нее, злобно щелкая зубами. Один хищник вцепился ей в хобот. Увидев это, я прибавил ходу. Волки были ослеплены яростью и не видели меня. Я обрушился на них бесшумно, как снег, и неотразимо, как молния. Я растоптал не менее десятка врагов, но их все еще было много. Они окружали нас со всех сторон. Тогда я пустил в ход хобот: как только кто-нибудь из них прыгал, я одним ударом ломал ему хребет. Я работал хоботом, как молотом. Кости и черепа хрустели у нас под ногами, как тростник. Но волки не унимались. Тяжело дыша, я встал рядом с Бахадуром – теперь я и Радха защищали его с обеих сторон, и он, перестав трубить, тоже принял участие в схватке. Своими маленькими ногами он давил раненых и решительно отказывался бежать. Так дрались мы, трое против сотни, пока, наконец, волки не разбежались. После борьбы, которая, казалось, длилась целый год, несколько десятков хищников пустились наутек, спасая шкуру.

Мы тоже были рады уйти подальше. Нам вовсе не доставляло удовольствия убивать волков и нюхать отвратительный запах крови. Слоны не любят убийства. Не в пример многим людям, они не терпят войны. Мы побежали к реке, чтобы смыть с себя пятна крови. Плескаясь в холодной воде, Бахадур сказал, что постарается теперь никогда не путать запах волка и дикой собаки, – такая ошибка может стоить слишком дорого.

Что? Я уже слышу вопрос, который вы хотите мне задать. Сейчас отвечу. Я ведь читаю ваши мысли. Вы спрашиваете: «Как же все-таки он различал запахи?» Каждый из них имеет свои особые свойства. Например, запах травоядных животных очень слаб. Буйволы, олени, овцы – все они пахнут одинаково; разве только запах овцы немного тяжелее. Отличать хищников от травоядных совсем не трудно. От всех хищников пахнет мертвечиной. Их запах не только тяжел, но и противен. Для нас, слонов, плотоядные звери все равно что живые трупы.

Дикие кошки и собаки не похожи друг на друга. Кошки обычно пожирают только собственные жертвы, а собаки – всякую падаль и чужую добычу. Поэтому волк пахнет отвратительней, чем тигр и леопард. Гиену легче всего узнать по запаху, потому что она не ест ничего, кроме падали. Дикие собаки и волки едят меньше падали, чем гиены, особенно волки. Вот как можно отличать их друг от друга. Для меня собака пахнет почти как крыса, а волк – скорее, как ласка. Запах тигра иногда бывает трудно узнать. Молодых тигров узнавать легче – они никогда не притрагиваются к падали. Леопарды изредка едят мертвечину, так же как старые тигры, которым по слабости сил не всегда удается настичь добычу. Поэтому они бродят по джунглям и грабят мелкие стаи волков и молодых пантер. Если пантера спрячет свою добычу где-нибудь на земле, старый тигр непременно найдет и съест ее. Но все это только мешает слонам различать кошек. Когда молодой слон хвастает, что умеет в любое мгновение отличить по запаху леопарда от тигра, можно с уверенностью сказать, что он вас обманывает. Не слушайте его. Но без колебания верьте тому слону, который с гордостью говорит, что всегда отличает собак от кошек. Это мы отлично умеем. Хотя некоторые кошки и едят мертвечину, они тщательно вылизывают свою шкуру. Пахнет от них свежее, чем от грязных собак, которые едят даже разложившиеся трупы и почти всегда буквально смердят. Этот запах ни с чем не спутаешь.

Мне остается только добавить, что встреча с волками после нашего спасения от засухи научила Бахадура не слишком полагаться на свой нюх, когда дело касается всякого рода собак. Извлек он из этого случая и еще один, более общий урок: никогда не становись между голодным зверем и его добычей, если ты недостаточно силен, чтобы одолеть хищника. И, наконец, он видел, как все звери объединяются, спасаясь от общей опасности, но, как только беда минует, все снова идет по-старому. В этом отношении у людей есть преимущество перед зверями. Они могут помогать друг другу так, чтобы никогда не было войны и кровопролития. Человек может достичь того, что не дано животному».

Глава XIII

Магическая сила страха

«Самые сильные запахи – те, которые вызваны душевными переживаниями, а среди них легче всего отличить страх. К тому же нужно помнить еще одно: перепуганный зверь либо вовсе не может бежать, либо бежит по замкнутому кругу, словно попав в кольцо. Бахадур, сын мой, запомни это хорошенько. Как только ты почувствуешь, что пробежал по кругу больше двух раз, знай – это страх схватил тебя. Есть только один способ ослабить его железную хватку – остановиться и подумать о том, что необходимо успокоиться. Ты сразу почувствуешь себя свободнее; это разрывает все путы».

Так наставлял я своего сына в тот весенний день, когда мы с Аджитом, старым слоном, которому теперь было больше ста лет, взяли с собой на прогулку трехлетнего Бахадура. Это была необыкновенная весна, она пришла очень рано и долго не хотела уступать свое место лету. Предгорья Гималаев искрились цветами, запахами и звуками, какие появляются один раз в тысячу лет. Запах сплетался с запахом, птичий крик с птичьим криком, цвет с цветом, и их нестерпимое изобилие росло с каждым часом. Только после заката наши ошалелые чувства получали передышку. Дневные звуки затоплялись журчащими водопадами лунного света. Сирень ласкала своим ароматом наши ноздри. Луна усыпляла яркие краски. Облака крались на своих кристальных ногах от вершины к вершине, а долины и скалы были полны отголосков, похожих на птичий щебет.