Герои - Джо Аберкромби

– Ты прав. В таком случае прости, что я выбрал именно это.

– Ни о чем не жалей. Ты же прямой, как резак, все это знают. Да и будем смотреть правде в глаза: я несся в могилу с того самого дня, как не стало отца. Удивительно, что этот самый полет в грязь длился так долго. Хотя кто знает, – сказал он напоследок все с той же ухмылкой, когда Хлад утаскивал его меж двумя Героями, – вот возьму и побью Доу на круге!

По грустному лицу Зобатого было видно, что он считает это сомнительным. Как, положа руку на сердце, и сам Кальдер. Куда ни ткни, Кальдер был самым что ни на есть ославленным трусом и первостатейным слабаком. Черный Доу являл собой полную ему противоположность. Репутации их складывались не одномоментно. На круге надежды победить Доу у него не больше, чем у куска ветчины, и это всем известно.

Бывает

– У меня письмо для генерала Миттерика, – сказал Танни, посвечивая фонарем на подходе к генеральскому шатру.

Даже в ущербном освещении можно было разобрать, что часовой куда щедрее наделен природой ниже, нежели выше своей шеи.

– Он сейчас с лорд-маршалом. Придется обождать.

Танни предъявил свой рукав.

– Ты же видишь, перед тобой капрал с полной выслугой. Неужели у меня нет прерогативы?

Часовой не понял.

– Рога… чего?

– Ничего, – вздохнул Танни, отошел в сторонку и приготовился ждать.

Из шатра все громче неслись голоса.

– Я требую права атаковать! – настойчиво бубнил один голос.

Миттерик. Немного отыщется в армии солдат, имеющих счастье не узнавать этот густой баритон. Часовой недовольно покосился на Танни, как бы говоря: слышать сие не положено. Танни показал ему письмо и пожал плечами.

– Мы оттеснили их назад! Они измотаны, выдохлись! У них кишка тонка!

По шатру ходили тени; кажется, одна потрясала кулаком.

– Еще один небольшой нажим, и… Они у меня сейчас как раз в том самом месте, где я их потопчу!

– Примерно то же вы говорили вчера, но потоптали вас. – Голос маршала Кроя был более сдержан. – А кишка сейчас тонка не у одних лишь северян.

– Мои люди заслуживают возможности завершить начатое! Лорд-маршал, я заслуживаю…

– Нет! – резко перебил Крой.

– Тогда, господин маршал, я требую права подать в отставку…

– И это тоже нет. Неприемлемо еще более.

Миттерик пытался что-то сказать, но Крой перебил:

– Да что это такое! Почему я с боем должен вырывать у вас каждую мелочь! Когда вы наконец проглотите эту вашу чертову гордыню и начнете выполнять свой долг, черт вас возьми! Вы сейчас же останавливаете боевые действия, отводите людей из-за моста и готовите дивизию к маршу на юг к Уфрису, как только мы завершим переговоры. Вы меня поняли, генерал?

Последовала долгая пауза, и наконец, чуть слышно:

– Мы проиграли.

Голос Миттерика, но такой, что едва узнать. Ужавшийся до слабенького, чуть ли не слезливого тенорка. Словно какая-то туго-претуго натянутая струна вдруг взяла и лопнула, а с ней и вся яростная бравада Миттерика.

– Все. Мы проиграли.

– Свели вничью, – уточнил голос Кроя, теперь уже тихий.

Впрочем, тихой была и ночь, а в подслушивании достойных уха сведений Танни не было равных.

– Иногда это самое большее, на что можно надеяться. Ирония солдатской профессии. Война способна лишь мостить дорогу к миру. Иначе и быть не может. В свое время, Миттерик, я был таким же, как вы. Думал, что рубить сплеча – это единственно верно. Когда-нибудь, возможно, очень даже скоро, вы меня замените и узнаете, что мир устроен иначе.

Снова пауза.

– Заменю вас?

– Есть подозрение, что некий отдельно взятый каменщик утомил нашего грандиозного архитектора. Генерал Челенгорм сложил голову на Героях. Так что вы – единственно разумный выбор. Во всяком случае такой, который поддержу я.

– У меня нет слов.

– Знай я, что могу достичь этого путем обыкновенной отставки, я бы сделал это годы назад.

Пауза.

– Хотелось бы, чтобы мою дивизию возглавил Опкер.

– Не вижу к этому препятствий.

– А на место генерала Челенгорма я бы…

– Командование поручено полковнику Фелниггу, – сказал Крой. – Я бы сказал, генералу Фелниггу.

– Фелнигг?

В голосе Миттерика звучал плохо скрытый ужас.

– У него есть авторитет, выслуга лет, да и моя рекомендация королю уже послана.

– Я не могу работать с этим человеком…

– Можете и будете. У Фелнигга острый ум, он осторожен, и он будет вас уравновешивать, точно так же, как вы уравновешивали меня. И хотя вы, откровенно говоря, нередко были у меня занозой в одном месте, служить с вами было честью.

Послышался сухой щелчок, как если бы щелкнули друг о друга надраенные каблуки сапог. Раз, и еще раз.

– Лорд-маршал Крой, честью это было всецело для меня.

Танни и часовой застыли навытяжку, едва из шатра показались два самых больших чина во всей армии. Крой решительно зашагал в сгущающиеся сумерки. Миттерик стоял, глядя ему вслед. Танни не терпелось поскорее на свидание с бутылкой и постельной скаткой. Он осторожно кашлянул.

– Господин генерал, осмелюсь доложить!

Миттерик обернулся, отирая слезу, хотя сделал вид, что вычищает из глаза соринку.

– Кто таков?

– Капрал Танни, господин генерал! Знаменосец его величества Первого полка!

Миттерик нахмурился.

– Уж не тот ли Танни, что после Ульриоха был произведен в полковые сержанты-знаменщики?

Танни выпятил грудь:

– Он самый, господин генерал!

– А не тот ли Танни, что был разжалован после Дунбрека?

Плечи у Танни поникли.

– Точно так, господин генерал.

– А не тот ли Танни, который после той конфузии под Шриктой был отдан под полевой суд?

И далее в том же духе.

– Он самый, господин генерал, только поспешу уточнить, что трибунал не выявил противоправных действий.

– Да бог с ними, с трибуналами, – отмахнулся Миттерик. – Что у вас, Танни?

Тот протянул письмо.

– Я явился сюда, господин генерал, – Танни солидно откашлялся, – в официальной должности знаменосца с письмом от моего командира, полковника Валлимира.

Миттерик посмотрел на сложенный лист.

– И о чем там?

– Не могу знать!

– Я не верю, чтобы солдат с вашей проходимостью трибуналов принес письмо, не проведав загодя, причем как следует, о его содержании. Ну так о чем там?

– Лично я полагаю, господин генерал, что господин полковник может в нем распространяться о причинах, стоящих за несвоевременностью его сегодняшней атаки на вражеские позиции.

– В самом деле?

– Так точно. А еще, мне кажется, он рассыпается в извинениях перед вами, господин генерал, а также перед лорд-маршалом Кроем, перед его величеством, а заодно перед всем народом Союза в целом, и просит о своей немедленной отставке, но при этом требует себе права объясниться перед трибуналом – здесь, мне кажется, мысли его немного путаются, – а завершает тем, что от души хвалит своих людей и хулит себя как военачальника, беря всю вину исключительно на себя и…

Миттерик двумя пальцами вынул письмо из руки Танни, смял в кулаке и бросил в лужу.

– Передайте полковнику Валлимиру, чтобы не беспокоился.

Секунду-другую он смотрел, как письмо плывет по раздробленному отражению тускнеющего вечернего неба, затем пожал плечами.

– От ошибок не застрахован никто. Наверное, было бы бессмысленно советовать вам беречься от любой неприятности, а, капрал Танни?

– Всякий совет, господин генерал, благодарно учитывается.

– А если я скажу, что это приказ?

– А приказы, господин генерал, учитываются с еще большей неукоснительностью.

– Ох, жук. Ладно, свободен.

Танни отсалютовал самым подобострастным образом и четким строевым шагом двинулся в ночь, да поскорее, пока никто не решил предать его полевому суду.

Минуты после битвы – мечта и одновременно кошмар для барышника. Надо обшарить и рассортировать трупы, либо откопать и рассортировать, выменять трофеи, продать выпивку, чаггу и разные мелочи празднующим и скорбящим с одинаково ломовыми наценками. Танни видал ничтожных во всех отношениях людишек, которые за год промысла не наживали себе такой барыш, как за час после сражения. Правда, у него самого основной товарный запас остался на лошади, которая теперь невесть где, да и азарта что-то не было.

А потому он держался в стороне от костров и людей вокруг них, держа путь по позициям к северу через истоптанное поле битвы. Он миновал двоих учетчиков, которые в свете фонаря составляли реестр убитых: один делал пометки в амбарной книге, другой заглядывал под саваны, выискивая трупы, достойные внесения в реестр и отправки обратно в Срединные земли – тех, кто недопустимо знатен для того, чтобы упокоиться в северной грязи. Как будто один мертвец чем-то отличается от другого. Танни перелез через стену, за которой весь день наблюдал и которая опять сделалась неприметной причудой селянина, какой и была до битвы; перелез и побрел в сумраке на дальний левый край, где размещались остатки родного Первого полка.