Государства и народы Евразийских степей: от древности к Новому времени - Сергей Кляшторный

Политика России по отношению к казахам менялась несколько раз. На начальных этапах русское правительство кроме присяги на верность, небольших даров, присылки аманатов (заложников) не требовало от казахских владетелей других знаков признания их верности. Тогда русское правительство еще не задавалось целью в Казахских степях «российский флаг объявить». На первых порах оно рассчитывало использовать военный потенциал новых подданных, например для подавления восстаний других своих азиатских вассалов, в частности башкиров и волжских калмыков. Весьма характерны в этом отношении высказывания А. Тевкелева, главы русского посольства в Казахские степи, и И. Кириллова, первого начальника «Оренбургской экспедиции». В апреле 1733 г. А. И. Тевкелев доносил в Коллегию иностранных дел: «Сия Киргиз-кайсацкая орда е. и. в. в подданстве потребна быть имеет, особливо для хантайши, понеже в случай какой-либо от него, хантайши, стороне российской показания противности, повелено будет ему, Абулхайр-хану, со всей ордою кайсацкою итти на него, хонтайшу, войною, то как можно надееться, что немногие кайсаки в домех своих за оною посылкою останутся, понеже они, кайсаки, с ним, хонтайшею, великую жалузию между собою имеют.

А оные киргиз-кайсаки, також калмыки и башкирцы, признаются одного состояния — народ дикой и лехкомысленной, ежели паче чаяния (чего сохрани боже) из них которой один учинится российскою стороне противным, то можно другие два народа против оного одного противника послать и можно надееться, что без утруднения к тому российского войска оного противника ими самими усмирить можно» [КРО, с. 99–100].

А теперь приведем выдержку из проекта И. К. Кириллова об устройстве управления казахами, представленного им императрице Анне Иоанновне в мае 1734 г.: «Понеже калмыки давно подданные ее и. в., так же и башкирцы, а к тому ныне прибыли третий народ киргиз-кайсакский, а один с другим весьма несогласные, да и впредь всегда их в том содержать надобно, и ежели калмыки какую противность покажут, что мочно на них киргизцев обратить, как и было в прошлом году, когда калмыки против своего хана взбунтовали, то показывая службу, Абулхайр-хан посылал войски на улусы Доржи Назарова, который первый есть из калмыцких владельцев, и кочует по Яику и Ембе рекам, и их там разорил, что они принуждены противные свои меры отложить, и впредь на киргиз-кайсаков злобу иметь, а напротив того буде киргиз-кайсаки что сделают, то на них калмык и башкирцов послать, и так друг друга смирять и к лучшему послушанию приводить без движения российских войск» [МИПСК, т. 1, с. 231.

Политику разжигания розни и вражды между азиатскими вассалами России особенно широко проводил тайный советник и сенатор И. И. Неплюев, в 1742 г. назначенный начальником Оренбургской комиссии. Приняв систему умиротворения одной народности при содействии другой, Россия, по справедливому замечанию известного востоковеда С. В. Жуковского, только разжигала национальные страсти. Это была порочная политика, и, естественно, впоследствии она подверглась существенной корректировке.

Период российского подданства казахских жузов четко подразделяется на два основных этапа: I — период номинального подданства (1731 г. — 20-е годы XIX в.); II — период фактического присоединения и колониального подчинения (30–60-е годы XIX в.).

На первом этапе русское правительство во взаимоотношениях с Казахстаном использовало институт протектората, который сочетался с элементами вассалитета. Казахские степи еще оставались вне пределов Российской империи, хотя и были полукольцом охвачены линиями русских военных укреплений. Причем линии укреплений русские начали строить на границе с Казахстаном уже в 30-х годах XVIII в. В 1735 г. И. К. Кирилловым был построен на реке Ори город Оренбург — в том месте, где теперь находится Орск. Место оказалось выбранным неудачно; в 1739 г. город был перенесен на повое место, где теперь Красногорская станция; в 1742 г. на третье место, где он находится в настоящее время. В этот третий Оренбург были перенесены из Уфы правительственные учреждения. До завоевания среднеазиатских ханств (вторая половина XIX в.) Оренбург оставался центром всех торговых и дипломатических сношений с узбекскими ханствами; в этом отношении к нему перешла роль, до тех пор принадлежавшая Астрахани.

Кроме Оренбургской линии укреплений с 1736 г. были возведены еще ряд форпостов или станиц, составившие впоследствии Уральскую (Яицкую) линию, Ишимскую и Иртышскую линии. В течение XVIII столетия всего было возведено на четырех линиях сорок шесть крепостей и девяносто шесть редутов. Небезынтересно отметить, что некоторые из них имели два названия — русское и тюркское (казахское). Так, например, тюркское название третьего Оренбурга было Янги-Кала («Новый город»); Оренбургское укрепление внутри степи называлось Торгай-Кала («Воробьиная крепость»); Петропавловскую крепость казахи называли Кызыл-Жар («Красный яр»), а Уральское укрепление в степи — Жар (Джар) — Мола («Яр могила»). Факты, любопытные для истории этих городов-крепостей.

Укрепленные линии заселялись русскими казаками, крестьянами-поселенцами и охранялись отрядами регулярных войск. Круг функциональных задач линии русских укреплений, постепенно охвативших Казахские степи с севера, северо-запада и северо-востока, был достаточно широк. В частности, Оренбургская линия укреплений: 1) служила фактической границей России до окончательного присоединения и колониального подчинения Казахстана во второй половине XIX в.; 2) завершала военное окружение часто бунтовавших башкир; 3) отделяла друг от друга два народа, башкир и казахов, одинаково считавшихся русскими подданными, но враждовавших тогда между собой; 4) обеспечивала безопасность от набегов кочевников на российские владения; 5) служила центром торговых и дипломатических сношений со среднеазиатскими ханствами.

В XVIII — начале XIX в. русское правительство не вмешивалось во внутреннее управление казахов, а старалось влиять на Степь через казахских же ханов, сделав их орудием своей восточной политики. Даже согласно «Уставу об управлении кочевых инородцев» от 1822 г. управление в Степи оставалось в руках казахской аристократии — султанов. Но с 30-х годов XIX в. русское правительство уже придерживалось иной политики: стали предприниматься активные меры, направленные на подчинение Казахских степей и присоединение их к России. Причем важную роль в пересмотре курса политики России по отношению к Казахстану сыграл среднеазиатский фактор, а именно: стремление царского правительства (в интересах развивающейся российской промышленности и торговли, а также из-за попыток противодействовать экспансии Англии в Западный Туркестан и среднеазиатских ханств — в Южный Казахстан) вовлечь в орбиту влияния и товарного обращения Кокандское, Бухарское и Хивинское ханства.

В результате проведения ряда административных реформ в 30–60-х годах XIX в. Казахстан был целиком и полностью включен в российскую систему управления: страна была разделена на генерал-губернаторства и области, а на казахов стали распространяться и общероссийские законы. С уничтожением в Степи таких традиционных органов управления, как ханская власть, народное собрание (курултай), суд биев и т. п., и введением там колониальных органов управления была окончательно ликвидирована собственно казахская государственность: Казахские степи превратились в обычную окраинную провинцию Российской империи.

Процесс присоединения Казахстана к России завершился. Началось присоединение к России среднеазиатских ханств. Причем операционным базисом для наступательного движения царизма в узбекские ханства послужили как оборонительные линии, созданные Россией в XVIII в. на границе с Казахской степью, так и новые военные укрепления, редуты и форпосты, воздвигнутые уже на территории Казахстана в 30–60-х годах XIX столетия.

Итак, Россия и Казахстан представляли собой два мира: мир оседлой земледельческой цивилизации и мир степных кочевых традиций. В XIX столетии Россия и Казахстан слились в одну державу. Долгое сосуществование в рамках единой государственности этих двух миров было невозможно: один должен был подчинить себе другой. Если заглянуть в историю кочевников Центральной Азии и их отношений с земледельческими обществами прежних столетий, го без особого труда можно заметить, что чаще всего в роли завоевателей выступали именно кочевники. Налицо и другая историческая закономерность, а именно: оставив покоренному оседлому народу их порядки во внутренней и общественной жизни, кочевники, как правило, довольствовались захватом верховной власти в свои руки и с течением времени добровольно принимали образ жизни и культуру своих оседлых подданных.

В случае же с Казахстаном и Россией мы имеем обратный пример: теперь несколько миллионов кочевников Великой Степи оказались во власти государства оседлой земледельческой культуры и вынуждены были менять, если не полностью, то хотя бы частично, свой хозяйственный уклад и общественный быт.