Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю Русскую - Тамара Лихоталь

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

ЕЛЕНА

Утром подал Торопок Алёше брич — бритву, принес в серебряной чаше водицы. Сегодня Алеша особенно чисто скоблил щеки. Глядел в оправленное в серебро зеркало. Ну и бородища — частый бор. Одевался Алеша с тщанием. Нынче надо ехать в княжеский дворец. На пиру будут не только дружинники, пришедшие из Переяславля вместе со своим князем, но и местные бояре, ростовские жители. А с ними — и жены их и дочери.

Ростовские девицы и боярыни Алёше не понравились. Ни огня в очах, как у киевлянок, ни вежественной беседы, ни веселья. Сидят на стульях, привалясь к спинкам, и глазами хлопают. Разглядывают наряды и украшения жен и дочерей княжеских дружинников, наехавших в Ростов вслед за своим князем. А подойдешь к ним, начнешь шутки шутить, вспыхивают алым цветом да на мужей оглядываются. Киевлянки куда посмелее. Оно и понятно — столица. Но и переяславские женки не отстают от киевских красавиц. А о новгородских и говорить нечего. Например, жена боярина Ставра! С такой и беседу вести интересно и так поглядеть в удовольствие. Да что там Ставрова жена! В Новгороде даже простых девиц и женок примешь за боярынь. Собираются на посиделки — кажется, будто жар-птицы слетаются в молочно-белом свете северных вечеров. Платья нарядные, цветные: Шёлковые шали прозрачны, словно стекло. Подвисочные кольца золотые, украшенные эмалью. На ногах вязаные чулки-копытца и кожаные сапожки. Идут, постукивают каблучками по деревянной мостовой. В руках кожаные сумки с бахромой. В сумках шиферные пряслица. Не без дела же весь вечер на посиделках сидеть. Рассядутся по лавкам вдоль стен, вынут из сумок свои пряслица, и пойдет работа. Крутится-тянется нить-пряжа, течет беседа. А под окнами, уже слышно, молодые люди прохаживаются, песий на дудках наигрывают, на гуслях бренчат. Ждут-дожидаются, чтобы в гости пригласили. Глядишь, и в самом деле, выглянет хозяйка — будто бы невзначай. Удивится, увидев веселых караульщиков. Скажет:

«Ладно уж, заходите. Что же всю ночь на улице топтаться? Вон, уже и месяц нос в тучу упрятал. Как бы дождичек не пошел, а то вымокнете, чихать начнете».

Ну, а если хозяйка уж очень горда и недогадлива, потопчут молодцы доски мостовой, а потом и сами в дверь постучат:

«Не заждались ли вы нас, молодцев, девицы-красавицы? Что-то скучно у вас, не весело. Давайте мы вам песню сыграем».

«Скоморохи пришли! Скоморохи!» — крикнет какая-нибудь девица побойчее. Другие хором в кулаки прыснут. Но добрых молодцев не так-то легко смутить. Народ бывалый. По свету поездили, всякого повидали. За словом в карман не полезут.

Кто словами перебрасывается, кто на дудке играет, кто на гуслях яровчатых наигрывает. За игру скоморохов полагается угостить да чарку поднести. Ну, а после этого уже пойдет. Пересядутся, кто с кем, понатешутся, кто как. А пряслица, брошенные на полу, валяются. Чтобы потом, когда расходиться станут, не перепутали девицы свои пряслица, на каждом имя девичье написано. На одном — «Василиса», на другом — «Мирослава», на третьем — «Пелагея». Грамотные. Разберутся.

Только вы, слушая рассказ о посиделках, не подумайте ничего дурного. Кое-кто из почтенных горожан о них, правда, не очень хорошо отзывается. Но старые люди всегда чем-нибудь, да попрекают молодежь. На самом же деле новгородские девицы себе на уме. И парням не больно-то дают воли. Так двинут — отлетишь.

И рассказали мы всё это вовсе не для того, чтобы попрекнуть новгородок, а чтобы вам понятно стало, почему Алёше Поповичу поначалу не приглянулись ростовские боярыни и боярышни. Но к ростовчанкам был Алёша несправедлив. Он это потом и сам признал. Северные женщины тихи, не шумливы. Это верно. Но ведь не зря говорят: «В тихом омуте — черти водятся».

Звали её Еленой. Еленой Петровной. Портретов её не сохранилось. Ходили, правда, слухи, что молодой живописец Демиан, которому была поручена роспись одной из ростовских церквей, писал святую деву, похожей лицом на боярышню Елену. Потом, во время большого пожара, когда пришли сюда татары, церковь эта сгорела. Погибла тогда вместе с другими жителями и Елена, и братья её Матвей и Лука. Алёши в те поры уже на свете не было, он был убит ещё в первое нашествие татар, когда стали богатыри заслоном. Полегли на поле, а собаке Чингису не дали дойти до Киева.

Но до той великой напасти ещё далеко. И пока никому о ней не ведомо. И киевлян, и черниговцев, и переяславцев, и новгородцев, и ростовчан занимают другие дела! Мы уже знаем, какая борьба идет все время меж князьями за киевское княжение, за другие города. Видели, как после каждой перемены правителя в Киеве, да и без этого, князья то и дело переходят со своими дружинами то в один, то в другой город. Вот и князь, которому служил Алеша, потерпев поражение в борьбе за Киев, перешёл в Ростов вместе с приближёнными боярами и дружинниками. В Ростове есть и своя родовитая знать, отстаивающая старшинство города и собственные права на власть в нём.

Как-то на пиру, который давал князь, затеялся спор. Кто-то из княжеских бояр — с умыслом ли или без оного — сказал, что Ростов, мол, основали новгородцы. Будто от славян, обитавших некогда на озере Ильмень, не поладив с соплеменниками, ушел один род. Осел на Белом озере и построил там город Белозерск. А уж потом кое-кто из жителей Белозерска переселился сюда на озеро Неро, где ныне стоит Ростов. Ростовчане же — и больше всех братья Петровичи — на смех подняли собеседника. Мало ли чего можно наболтать. Новгородцы горазды на байки. А между тем всем ведомо: Ростов — город древний, постарше самого Новгорода. Испокон веку жили на озере Неро славяне. И корень их отца, почтенного ростовского боярина Петра, уходит в глубь веков.

Вроде бы спорят о давнем, что уже быльем поросло, а думают о нынешнем — кому главенствовать.

Дружинники, пришедшие со своим князем, ждут от него наград — земельных угодий, сел, посадов. Местные бояре крепко держатся за то, что считают своим. Про Алёшу же мы должны сказать, что в этот раз он не думал ни о том, чтобы заполучить выгодные угодья, ни о прочих княжеских милостях. А думал он об одной только Елене.

Боярышня Елена была сестрой Луки и Матвея. Отец её — Пётр был убит еще давно, во времена каких-то межкняжеских усобиц, сражаясь против отца нынешнего ростовского князя. Елена осталась на попечении братьев. И большой терем в Ростове, и поместья, и лесные угодья перешли по наследству к сыновьям боярина Петра — Луке и Матвею. Но по закону и обычаю, братья обязаны были, выдавая Елену замуж, снабдить её приданым. И Матвей, и Лука Елену любили. Росла она вольно, в доме все было по её хотению. Челядинцы кидались услужить ей с рвением и старанием. А от женихов у такой пригожей девицы, при древнем ее роде и немалом приданом, и вовсе отбоя не было. Только Елена женихов не привечала. Говорила, что ей с братьями хорошо, да и нет никого вокруг, кто бы мог сравниться с такими-то молодцами, как Лука и Матвей.