Люди сороковых годов - Алексей Писемский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Что же, парень убил жену? - спросил Вихров.
Пастух молча, не произнеся ни слова, мотнул только ему головой.
- Как же он убил ее, каким орудием? - спрашивал Вихров.
Пастух взял себя за горло рукой и сдавил ею горло.
- Удавил или задушил?
Пастух опять, как немой, показал себе пальцем на руку.
Вихров понял его.
- Больше ты ничего не знаешь? - спросил он его.
- Ничего, - отвечал пастух.
Вихров отпустил его до поры до времени.
Уходя, пастух оставил снова сильный след грязи.
- Извините! - сказал он, обертываясь в дверях к Вихрову с какой-то полуулыбкой.
Вскоре после того приехал доктор. Оказалось, что это был маленький Цапкин, который переменился только тем, что отпустил подлиннее свои бакенбарды... С Вихровым он сделал вид, что как будто бы и знаком не был, но тот не удержался и напомнил ему.
- Мы встречались с вами у женщины, несчастливой в семейной жизни, а теперь сходимся у женщины, уже убитой своим мужем, - проговорил он.
Доктор сначала на это ничего не отвечал и даже сконфузился немного.
- Я уже женат, - проговорил он.
- Слышал это я, - подхватил Вихров.
Маленький доктор перешел, посредством протекции Захаревского, в эту губернию именно потому, что молодая жена его никак не хотела, чтобы он жил так близко к предмету прежней своей страсти.
- Мы тело должны выкопать и вскрыть, - сказал ему Вихров.
- Да, - отвечал ему доктор с важным видом: как большая часть малорослых людей, он, видимо, хотел этим нравственным раздуваньем себя несколько пополнить недостаток своего тела.
Вихров для раскапывания могилы велел позвать именно тех понятых, которые подписывались к обыску при первом деле. Сошлось человек двенадцать разных мужиков: рыжих, белокурых, черных, худых и плотноватых, и лица у всех были невеселые и непокойные. Вихров велел им взять заступы и лопаты и пошел с ними в село, где похоронена была убитая. Оно отстояло от деревни всего с версту. Доктор тоже изъявил желание сходить с ними.
Дорогой Вихров стал разговаривать с понятыми.
- Ведь баба-то, братцы, говорят, убита мужем? - обратился он ко всем им.
- Бог ее знает, батюшка, - отвечали те в один голос.
- Нет, не бог, а и вы знаете! - сказал им укоризненным тоном Вихров.
Мужики на это ничего не сказали.
- Как же это вы показывали, что муж всегда жил с ней в согласии и ссор промеж их никогда никаких не было?
- Нет, судырь, мы этого не говорили, - возразил один из мужиков, поумнее других на лицо.
- Как не говорили, вот ваше показание! - И Вихров прочел им показания их.
- Мы точно что, судырь, - продолжал тот же мужик, покраснев немного, баяли так, что мы не знаем. Господин, теперича, исправник и становой спрашивают: "Не видали ли вы, чтобы Парфенка этот бил жену?" - "Мы, говорим, не видывали; где же нам видеть-то? Дело это семейное, разве кто станет жену бить на улице? Дома на это есть место: дома бьют!"
- Нет, вы не то показали: вы показали, что они согласно и в мире всегда жили.
- Нет-с, как это мы можем показать! - возразил все тот же мужик, более и более краснея. - Ведь мы, судырь, неграмотные; разве мы знаем, что вы тут напишете: пишите, что хотите, - мы народ темный.
- Но тот грамотный, который за вас прикладывал руку, тот не темный; пусть бы он прочел вам! - возразил Вихров. - Кто тут рукоприкладствовал за всех, - какой-то Григорий Федосеев?
- Я-с это, - отвечал один из понятых, ужасно корявый и невзрачный мужик.
- Когда ж мы говорили так? - спрашивали его прочие мужики.
- Как же вы говорили? Известно, так говорили, - отвечал тот, заметно уже обозлившись.
- Никогда мы так не говаривали; ты теперь и отвечай за то! - продолжал прежний, более умный мужик.
- Известно, не говорили, - подтвердили и другие мужики.
Корявый мужичонка совсем обозлился.
- Как не говорили, черти этакие, дьяволы, - вино-то с них пили, а тут и не говорили!
- Никакого вина не было, что ты врешь, дурак этакой, - унимал его прежний умный мужик.
- Какое это вино? - спросил Вихров.
- А вино, судырь, которое Федор Романыч купил, - ишь, больно ловки, отвечай теперь я за них один!
- Какой Федор Романыч? - спросил Вихров.
- А мужичок, которому Парфенка в рекруты продался.
- Что ты тут Федора-то Романова плетешь, пошто он тебе, дурак этакой и свинья! - отозвался вдруг на это высокий мужик.
- Сам свинья, что ты лаешься-то? Ты всем делом этим и орудовал.
- Ну, слава тебе господи, и я уж орудовал! - сказал как бы со смехом высокий мужик.
В это время вошли все в село и прошли прямо на церковный погост. Один из мужиков показал могилу убитой. На ней стоял совершенно новый крест. Вихров послал к священнику просить позволения разрыть эту могилу. Тот благословил. Стали вынимать крест. Мужики заметно принялись за это дело с неудовольствием, а высокий мужик и не подходил даже к могиле. Вихров - тоже сначала принявшийся смотреть, как могила все более и более углублялась - при первом ударе заступа у одного из мужиков во что-то твердое, по невольному чувству отвращения, отвернулся и более уж не смотрел, а слышал только, как корявый мужик, усерднее всех работавший и спустившийся в самую даже могилу, кричал оттуда:
- Давайте веревки-то поскорей, а то расчихаешься тут!
Потом Вихров через несколько минут осмелился взглянуть в сторону могилы и увидел, что гроб уж был вынут, и мужики несли его. Он пошел за ними. Маленький доктор, все время стоявший с сложенными по-наполеоновски руками на окраине могилы и любовавшийся окрестными видами, тоже последовал за ними.
Мужики, неся гроб, по свойству русских людей - позубоскалить при каждом деле, как бы оно неприятно ни было, и тут не утерпели и пошутили.
- Григорий Федосеич, завывай; ты мастер выть-то! - сказал молодой парень, обращаясь к корявому мужику.
- Сами вы, черти, мастера! - выругался тот.
- Как же ты, братец, ругаешься; гроб несешь и ругаешься, а еще грамотный! - укорял его молодой парень.
- Он ведь только на блины, да на кутью выть-то любит, а без этого не станет! - объяснил про Григорья Федосеева другой мужик.
- Ты-то пуще станешь! - отругивался и от него Григорий Федосеич.
Прочие мужики ухмылялись и усмехались, и один только высокий мужик шел все молча, не улыбнувшись и, видимо, стараясь даже отставать от идущих.
В доме Парфена Ермолаева, должно быть, сильно перепугались, когда увидали, что гроб несут назад, а особенно - девушка-работница...
- Матушка, гроб-то Анны назад несут! - воскликнула она, первая увидев это и обращаясь к старой хозяйке.
- Ну, вот, матери!.. Господи помилуй! - произнесла та.
- Анну выкопали и назад принесли! - сказал и старик, войдя в избу.
- Куда же, баунька, поставить-то ее, поставить-то ее куда? - спрашивала работница.
- Не ведаю уж! - отвечала ей старуха.
Парфен в это время сидел на улице, на бревнах, под присмотром сотского. Когда он увидал подходящих с гробом людей, то, заметно побледнев, сейчас же встал на ноги, снял шапку и перекрестился.
Доктор вошел первый в дом Парфена, осмотрел его весь и велел в нем очистить небольшую светелку, как более светлую комнату.
Там разложили на козлах несколько досок и поставили гроб. Открыть его Вихров сначала думал было велеть убийце, но потом сообразил, что это может выйти пытка, - таким образом гроб открыть опять выискался тот же корявый мужик.
- Они на меня, ваше высокородие, все теперь сваливают, - говорил он, заметив, что он один с Вихровым в светелке, - а вот, матерь божия, за все мое рукоприкладство мне только четвертак и дано было.
- А кто такой этот высокий мужик, с которым ты спорил? - спросил его Вихров.
- Да ведь это сын, ваше высокородие, того мужичка, который купил Парфенку-то в рекруты; вот ему это и не по нутру, что я говорю, - отвечал корявый мужик. - Ну-те, черти, - крикнул он затем в окно другим понятым, стоявшим на улице, - подите, пособите покойницу-то вынуть из гроба.
Те неохотно и неторопливо вошли в светелку и больше вытряхнули труп из гроба, чем вынули. Вошел потом и доктор.
Он был без сюртука, с засученными рукавами рубашки, в кожаном переднике, с пилой и с ножом в руках; несмотря на свой маленький рост, он в этом виде сделался даже немного страшен. Без всякой церемонии, он вынул из-за своего пояса заткнутые ножницы и разрезал ими на покойнице саван, сарафан и рубашку, начиная с подола до самой шеи, разрезал также и рукава у рубашки, и все это развернул. Понятые отворотились; даже и корявый мужик не смотрел на это. Вихров тоже с величайшим усилием над собой взглянул на покойницу и успел только заметить, что она была недурна лицом и очень еще молода.
- Не угодно ли вам записывать судебно-медицинский осмотр, - сказал маленький доктор, обращаясь к нему с важностью. - Ну, смотрите и вы хорошенько! - прибавил он мужикам уже строго.
Вихров сел и приготовился записывать.
- На теменных костях, - начал доктор громко, как бы диктуя и в то же время касаясь головы трупа, - большой пролом, как бы сделанный твердым и тупым орудием. Смотрите! - обратился он к понятым.