Базалетский бой (Великий Моурави - 5) - Анна Антоновская

И с новой силой закипела сеча.

- Окружить царя живым! Живым взять!

И сам не свой от неописуемого восторга, взревел Арсен:

- Хватай!.. Держи!.. Плот!.. Пошлину плати!.. Пошлину!

Что-то странное происходило на базалетском берегу: будто начался братоубийственный бой наяву и перешел в страшный сон. Одной мыслью одержимы князья: не допустить пленения царя, это равносильно поражению. И они, не щадя личных дружин, остервенело рубились, стонали, ахали, неслись по полю, утратив ощущение реальности.

Метались священники с хоругвями, кадила судорожно взлетали, выбрасывая густой дым.

- Сатана!.. Сатана!.. Спаси, святая троица!.. Сопрестольная!.. Равнославная!.. Царя! "Богоравного" берегите! В ад! В пекло спасающихся бегством!

- Святая Нина, спаси и помилуй воинство твое!.. О господи!..

- Окружить царя! Смерть предателю! - надрывался Ростом, смахивая с клинка капли крови.

И все "барсы", опасаясь, чтобы Саакадзе не раздумал, кричали на все поле:

- Окружить или убить Теймураза!

Обезумели дружинники, взмахивали шашками, но не рубились, кидали копья, не целясь, пускали стрелы - не видя в кого. "Бежать, исчезнуть!" Кто-то рванулся в сторону, за ним другие.

- Назад, свиные хвосты! Стой! Искрошу! - ревел Цицишвили.

- Воистину, сатана воскрес! - вопил, кружась на хрипящем коне, Квели Церетели.

- Найти! Отыскать Зураба Эристави! Не время предаваться отдыху! кричал Эмирэджиби, но его никто не слушал.

Ругались кахетинцы, стремясь вырваться из окружения. Проход между линиями Теймураза и князей уже достиг ширины в девяносто семь шашек. Подавляя ужас, князья устремились на азнауров.

- Видит покровитель фамильных знамен, отступать некуда, скрыться негде, всюду настигнет нас мстительный Саакадзе! - в отчаянии задыхался Эдиш Вачнадзе.

- Избавь, архангел Михаил, от единоборства со свирепым Ностевцем! вторил ему Мачабели, дрожащей рукой поднося ко рту кожаный сосуд с вином.

- Тогда драться! До исступления, до последнего дружинника! - настаивал Мераб Магаладзе, опасливо озираясь, словно боялся, что его услышат "барсы".

- Князья! Знамя за знаменем! Меч за мечом! - истерично выпалил Джавахишвили, осыпая ударами нагайки вздыбившегося скакуна.

За Джавахишвили с воинственным ревом ринулись на азнауров Мераб и Тамаз Магаладзе с конной дружиной.

В ширящуюся брешь поскакал Качибадзе, рубя направо и налево. И вдруг помертвел, шарахнулся, заметался: он увидел грозное лицо Моурави, увидел сквозь кровавую завесу, как меч Саакадзе, карающий меч, рассек Эдиша Вачнадзе вместе с конем, увидел, как взметнулась огромная десница в железной перчатке и повалился наземь Мераб Магаладзе.

- Брат!.. Брат!.. А-а!..

Смерть брата потрясла Тамаза; с искаженным от ужаса ртом, почти обезумев, он припал к гриве коня и поскакал к Сакрамули, принимая свист стрел за сатанинский хохот. Мерещился ему белый всадник, весь в снежных хлопьях, в ледяных осколках. "О!.. Спасите!!!" Но настиг его белый всадник и ледяными пальцами сдавил горло. С отчаянным воплем выпустил Тамаз из окостенелой руки поводья, полетел в глубокую балку и навсегда скрылся в белесой мгле.

Азнауры в неравной схватке рубились с наседавшими на них со всех сторон князьями. "Барсы" в исступлении крошили княжеских конников, оттесняя их все дальше от кахетинцев. Тщетно князь Мачабели хлестал коня, стремясь сократить брешь хоть на ширину ста сорока шашек. В реве и грохоте все теснее сжималось кольцо вокруг кахетинцев.

Сотня Автандила в развевающихся огненных плащах неслась наперерез Зурабу, выскочившему из леса с арагвинцами. Владетель Арагви оглянулся, вскинул лук и, целясь в Автандила, спустил тетиву. Но Автандил на всем скаку ловко увернулся.

- Э-хе, дорогой дядя, осторожней! Еще убить можешь сына Русудан! - И он вмиг сдернул с пальца рубиновый перстень, некогда подаренный ему Зурабом, надел на стрелу и пустил в него.

- Щенок! - взревел Зураб, схватившись за плечо, и зубами выдернул стрелу. "Саакадзе схитрил, значит, надеется на победу... И победит! Кого, меня? Нет, царя! Тогда..." - Зураб порывисто погнал коня в сторону имеретин.

За ним, яростно отстреливаясь, скакали арагвинцы, хорошо видимые в поредевшем тумане.

"Непонятно, - недоумевал Саакадзе, - почему Зураб не спешит кинуться на помощь царю? Ведь тирану Арагви достаточно одного удара конницы, чтобы сократить проход не меньше, чем до ширины двадцати шашек?" На мгновенье адский шум боя выключился из сознания Саакадзе, и глубокая бороздка раздумья перерезала его покрытый крупными каплями пота лоб. Он круто повернул тяжело дышащего Джамбаза и, отъехав на пригорок, зорко оглядел Базалети.

Там, у смутно желтеющей кромки леса, Зураб неторопливо перестраивал арагвинцев в сложную фигуру "кабан": два острия - "клыки" - по бокам, "оскаленная пасть" - семь рядов шашек - в середине.

- Э-э-э! "Барсы"! - Громоподобный голос Саакадзе отозвался эхом в скалах.

- Что ты, Георгий?! - в тревоге выкрикнул Дато, с трудом сдерживая разгорячившегося коня.

- Скорей, Дато! Скорей! - Саакадзе рысью съехал с пригорка. - Мы должны опередить Зураба! Сейчас он помчится со свежей конницей на выручку царя! Скорей!.. - И грозно вскинул меч, окропленный кровью: - Окружить царя-предателя!

Поняв сигнал, "барсы" с удесятеренной силой устремились за Саакадзе. В проход, достигший уже ширины четырехсот шашек, вломились личные отряды "барсов". А в тылу кахетинцев, неуклонно прорываясь к светло-красному знамени Кахети, неистовствовали Квливидзе, Асламаз и Гуния.

Зажатый в смертельном кольце, метался царь Теймураз. Как затравленный зверь, он судорожно искал выхода. Он звал Зураба, звал арагвинцев, взывал к князьям Картли, но в страшной сече слышал в ответ лишь злобный лязг шашек. Развязалась тесьма и свалилась бурка, но он не ощутил пронизывающей сырости, лишь огромный черный меч, прорубающий кровавую улицу, маячил перед его воспаленными глазами. Верные ему князья до хрипоты понукали дрогнувших кахетинцев... все было тщетно. Роковой круг смыкался, словно огненное колесо под ударами гигантского молота. Еще миг - и царь в плену!..

А Зураб не спешил: отменив фигуру "кабан", он спокойно, будто на воинском учении, приказал военачальникам перестроить конный резерв в фигуру "слон" - четыре сотни, растянутые одна за другой, - "хобот", остальные по бокам - "бивни". Рожки Арагви молчали, забыв о сигнале атаки.

Саакадзе уже видел совсем близко дико мечущегося царя и с удивлением оглянулся, но Зураб не появлялся. "Странно, - поразился Саакадзе, арагвский шакал не может не знать, что самый подходящий миг для его появления настал, тогда... уж не задумал ли новое вероломство?"

Не успев ответить самому себе, Саакадзе насторожился: самые малейшие шумы битвы никогда не ускользали от его слуха. Сейчас он расслышал быстро приближающийся топот сотен коней и резко обернулся.

Но галопом приближались не арагвинцы на помощь царю Теймуразу, а турки... на помощь Георгию Саакадзе.

Сафар-паша строго выполнил первое условие, поставленное ему Моурави, но предпочел не выполнить второго: всадники, отуреченные грузины, прибыли из Самцхе-Саатабаго в темных доспехах и шлемах, ничем не выдававших их турецкого подданства, но их было не двадцать сотен, как требовал Моурави, а только лишь три.

Впрочем, и это незначительное подкреплений способствовало б закреплению успеха. Но произошло то нежданное, что разверзлось, как бездна, на узкой полоске земли, отделявшей Моурави от царя.

Внезапно Сафар-паша увидел светло-зеленое знамя Месхети, реющее на левом краю сгрудившихся кахетинцев, - то самое, что повелел Теймураз водрузить в пику Саакадзе. Белый джейран с круто загнутыми рогами, покрытый черными пятнами, гордо держащий маленький, увенчанный крестом стяг, привел Сафар-пашу в такую ярость, что он, забыв об осторожности, разразился турецкими проклятиями. Прежнее знамя Месхети подчеркивало притязания царя Теймураза на так успешно отуречиваемые им, Сафар-пашою, земли Самцхе-Саатабаго. И вот, приказав янычарам немедленно захватить знамя Месхети и на виду у грузин разорвать его в клочья, Сафар-паша условно полоснул воздух ятаганом. Передовой турок выхватил из-за пазухи кусок зеленого шелка, прицепил к копью, взметнул вверх, и тотчас над Базалети зареяло турецкое знамя с полумесяцем.

Внезапное появление огнедышащего чудовища не могло бы произвести такого впечатления, какое произвело это ненавистное знамя султана на грузин. В кахетинцев словно влились новые силы, они с воинственными криками и руганью устремились на турок, осыпая Георгия Саакадзе стрелами.

Турецкое знамя, полумесяц Босфора, над Базалети! Дружинники азнауров, повстанцы, сами азнауры - все войско Моурави, пораженное коварным появлением зловещего вестника Стамбула, с ужасом, презрением, негодованием взирало на турок. Огромным напряжением воли воины сдерживали себя, чтобы, вопреки замыслу Саакадзе, не ринуться самим на турок, не истерзать их, не испепелить их зеленое знамя - знамя, чернившее башни Тбилиси, покрывавшее саваном стены Гори, давившее храмы Кутаиси, посягавшее на город-сад Телави. Как лава, вырвавшаяся из кратера вулкана, сметает все препятствия, так ненависть народа, накопленная веками, готова была захлестнуть головной отряд поработителей, за которыми могли вторгнуться в пределы Иверской земли тысячи орд, разжигаемых разбойничьими ферманами султана и фанатичными призывами мулл.