Мир приключений 1964 - Георгий Кубанский

Врач, подошедший к концу доклада, кивнул головой.

— Удар, товарищ подполковник, нанесен с чудовищной силой, — сказал он, — и исключительно точно: нож пробил широчайшую мышцу спины, прошел через межреберный промежуток и проник в сердце или легкое почти на всю длину. Это не обычный нож. Лезвие узкое, но очень твердое, типа стилета. Смерть наступила мгновенно.

Послышался вой сирены. Шурша шинами, у ограды остановилась машина “скорой помощи”. Как и перед этим милиционеры, санитары перепрыгнули через ограду и, на ходу расправляя носилки, направились к убитому. Их белые фигуры, словно привидения, странно выделялись на черном фоне кустов.

Николая осторожно, как будто боялись причинить ему боль, подняли, уложили на носилки.

Последний раз Владимир увидел на секунду мертвое лицо друга. Потом тело прикрыли простыней и понесли. Санитары, тяжело ступая по траве, удалились в сторону машины.

Все это время Владимир стоял с безучастным видом. Вокруг ходили люди, его даже кто-то нечаянно толкнул, слышались негромкие разговоры. Но он ничего не замечал, только смотрел на зажигалку. Он подарил ее Николаю в день его рождения, и тот ею очень дорожил. В тот день гости разошлись поздно, и Николай отправился ночевать к Владимиру, жившему недалеко от ресторана, где отмечалось торжество (Нина на этот вечер была поручена заботам соседки). Они долго разговаривали, лежа в “постелях” (Николай на диване — гостю почет, — а Владимир на полу).

Николай любил иногда мечтать о будущем. Делал это он, как обычно, в шутливой форме, давая волю своей неисчерпаемой фантазии.

— Ты понимаешь, Володь, что меня смущает, — гудел в темноте его озабоченный бас. — Пока мы лейтенанты, нам вместе служить не трудно — один отдел. Станем капитанами — куда ни шло; майорам тоже в одном Управлении место найдется. Но ведь лет через пять будем мы с тобой комиссарами первого ранга, и конец: меня, видимо, сделают министром охраны общественного порядка, тебя тоже — начальником горотдела на Чукотке: вместе двум таким чинам в одном городе место-то не найдется. А? Володь?

Но потом Николай заговорил серьезно:

— Эх, Володя, попасть бы нам в Высшую школу! Я не знаю, что бы делал, днем и ночью учил, конспектировал, язык бы выучил, честное слово! А то только родной да воровской — маловато. А кончил бы — честное слово, диссертацию защитил! Не веришь? Защитил бы! Я даже тему знаю: “Превентивные меры по борьбе с детской преступностью”. Если к тому времени она еще будет у нас. Да, вот так…

Он помолчал.

— И еще, Володя, я мечтаю: неужели Нинку никак нельзя поставить, хоть на искусственные какие, на ноги? Ведь смотри, что делается: зрение возвращают, кожу пересаживают, сердце, понял, сердце остановившееся оживляют… Хоть что-нибудь придумать!

…Так мечтал он в ту ночь, с горечью вспоминал Владимир. Придет время, и наука что-нибудь придумает — Нина будет ходить, а вот сердце Николая, пробитое ножом, уже никто не оживит.

Как посмотреть в глаза Нине? Задыхаясь от тоски, Владимир представлял себе, как сообщит ей страшную весть. Он понимал, что сделать это должен только он. Ведь просила его: “Береги Николая”. А он не уберег. Какое значение имеет то, что он был в ту минуту далеко, что смешно его в чем-либо упрекать. Все равно он никогда себе этого не простит. Себе? Нет, не только себе. “Твоя обида — моя обида”, — так поклялись они, двое голоштанных ребят, тогда за сараем. Их было двое. Теперь Владимир остался один. И месть за Николая — это его кровное дело, его долг!

Владимир стоял бледный, сжимая кулаки. Его наполняла безмолвная, слепая ярость. Попадись ему в эту минуту убийца, он бы задушил его, сжег на медленном огне! Одна мысль сверлила мозг: найти, немедленно найти преступника! Владимир знал его — Коростылев, с нелепой и непонятной кличкой “Повар”, хотя в прошлом работал шофером. Владимир был уже достаточно опытным работником, чтобы представить себе всю сцену, словно она произошла у него на глазах.

“Повар”, как и собирался, пришел к концу спектакля. Люди возбуждены, оживленно обсуждают увиденное, они не так внимательны, как обычно. К тому же темно, в случае чего легче улизнуть. И тут он заметил Николая. Он, конечно, хорошо помнил его (еще на суде тогда крикнул: “Я вас, гады, запомню!”). А может быть, он приметил Николая и раньше, у других театров, и понял, что тот ищет его, что не будет ему спокойной жизни, пока жив Николай.

Увидев теперь Ветрова, он притаился, спрятался где-нибудь в неосвещенном углу, выжидал. Когда народ разошелся и Ветров отправился домой, пошел за ним. Пойди Николай улицей, сядь в троллейбус, может быть, ничего и не произошло, “Повар” не решился бы. Но Николай пошел бульваром, да еще боковой аллейкой, где было темно — не горели два фонаря. “Повар” крался бесшумно, держа нож в рукаве, в любую минуту готовясь или ударить, или бежать. И, когда Николай остановился закурить, повернув к нему открытую, незащищенную спину, он одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние и ударил. Ударил точно, опытной, сильной рукой. А потом бежал, бежал быстро и бесшумно, как трусливый заяц, который только тогда лев, когда нападает из-за угла…

Вот так это было. Наверняка так. Владимир, чья профессиональная память, словно фотографию, хранила облик убийцы, представлял себе этого массивного, отлитого из одних мускулов великана, его коротко остриженную тяжелую голову, злой взгляд маленьких глаз, широкий рот, в котором, когда он открывал его, блестел тусклым блеском неизбежный золотой зуб…

Да, его он узнает и ночью, и за версту, и в любом обличье, и среди миллиона похожих!

Только надо найти его. Найти немедленно!..

— Лейтенант Анкратов! — Голос Голохова был на этот раз резким и злым.

— Слушаю вас, товарищ подполковник!

— Останетесь с товарищами из отделения, Логинов с вами и… — подполковник сделал паузу, — возглавите поиски! Возражений не будет? — повернулся он к майору.

Тот отрицательно помотал головой.

Минуту Голохов смотрел Владимиру прямо в глаза, потом положил ему руку на плечо и своим обычным негромким голосом произнес:

— Давай, Володя. — И, словно прочтя его мысли, добавил: — И не забывай: ты не только друг Ветрова, ты прежде всего работник советской милиции…

23 ЧАСА 05 МИНУТ

Голохов уехал, уехал майор и сопровождавшие его офицеры. На бульваре остались Владимир, Логинов и оперативная группа, выделенная в их распоряжение начальником местного отделения милиции.

Они внимательно осмотрели место преступления (а чего тут было смотреть?), опросили немногих свидетелей. Собственно, свидетелей-то не было. Шедшая на дежурство стенографистка из ТАССа, наткнувшаяся на тело; какая-то женщина, поздно прогуливавшая по бульвару собаку и видевшая, как высокий мужчина, лица которого она не разглядела, в плаще с поднятым воротником, быстрой походкой вышел с бульвара, пересек улицу и направился в сторону Пушкинской площади. Живший неподалеку гражданин, сошедший с троллейбуса у недостроенного театра; ему показалось, что на бульваре в боковой аллейке произошла какая-то короткая возня. Вот и все. Билетеры в театре, дворники окрестных домов ничего не заметили.