MMIX - Год Быка - Роман Романов

Эти параллели 5, 15 и 25 главы имеют собственную ценность, но заодно показывают, как нужно подходить к поиску сюрпризов в 26 главе. Главный сюрприз 25 главы мы отыскали на основе явной ссылки из 30 главы. Такую ссылку на 26 главу мы уже обнаружили как взаимное цитирование: Пилат в 26 главе: «И ночью, и при луне мне нет покоя. О, боги!», мастер в 24 главе: «И ночью при луне мне нет покоя, зачем потревожили меня? О боги, боги...»

Роль указателя – как у чаши цекубы, подтверждается близкой аналогией предмета: «И стаканчик подмигнул, блеснул в лунном свете, и помог этот стаканчик». Далее кот подтверждает, что «теперь главная линия этого опуса ясна мне насквозь». Речь об этом опусе – романе мастера. Так что лунный сон Пилата нам нужно сопоставить с 6 главой, а остальной текст 26 главы – с главой 16 про Казнь. Глава 26 «Погребение» тоже про казнь Иуды, а появление Левия продолжает сюжет 16 главы.

Если 26 глава повторяет сюжет 16-й, то не совсем ясна ключевая роль Низы. Но это лишь на первый взгляд, если не вспомнить канонического символа города-невесты. Ершалаим – это невеста Мессии, которая отрекается от него и предаёт римской власти, желая ему смерти. Это, наверное, главный смысл параллели с участием Низы, но не единственный. Для голубоглазой гречанки Низы центр города – не храм, а базар. Она олицетворяет вавилонскую ипостась всякого большого города, даже священного. Показательно и знакомство Низы со сводницей Энантой, имя которой заимствовано Автором у одной из вакханок в свите Диониса.

Близкое древнегреческое имя «Низ» принадлежит критскому царю, погибшему из-за предательства дочери, которая вырвала с головы спящего отца волшебный волос. Это греческий аналог истории библейской Далилы. Вторая ассоциация очевидна для русского читателя – низкая, теневая ипостась души города. Не удивительно, что «тень мессии» Иуда влюблен в «тень невесты». Удивительнее первая ассоциация, намекающая на то, что смерть «тени» лишает силы её хозяина. Впрочем, на это же намекает Бегемот в указательном эпизоде 24 главы: «Поверь мне, что всякую ночь я являлся бы тебе в таком же лунном одеянии, как и бедный мастер, и кивал бы тебе, и манил бы тебя за собою». Это изображение мастера как бестелесного призрака предупреждает о нежелательном повороте событий.

Вернёмся, однако, к параллелям. В начале 16 главы описано вавилонское многообразие ершалаимской публики, так что тень души города присутствует. Сопроводив процессию, направляющуюся на Казнь, Левий возвращается в город, чтобы одолжить острый нож в хлебной лавке. Похожий манёвр делает Афраний, чтобы заполучить в одной из лавок на Греческой улице не менее опасное оружие. Сравнение любовной страсти с острым ножом уже встречалось нам на страницах Романа.

Сцена убийства Иуды больше похожа на злобные мечты Левия из 16 главы, чем на сами события на Лысой горе. Афраний, наблюдающий за казнью на Масличной горе, интересуется не телом, а полученными Иудой ценностями – тридцатью тетрадрахмами. Сцена допроса Левия в 26 главе соотносится, скорее, с сюжетом 6 главы. Связь между образами Рюхина и Куролесова мы установили при толковании 15 главы, связь между Куролесовым и Афранием – в 25-й. Соответственно, есть параллель между доставкой Левия на балкон дворца и прибытием Бездомного в клинику.

В общем, какие-то параллели мы действительно обнаружили, но на полноценный сюрприз они пока не очень похожи. При чём здесь главная линия этого опуса? И почему она выглядит как лунная дорожка, по которой идут Иешуа и Пилат с Бангой? Вообще-то, если рассматривать как опус весь Роман, то лунная дорожка – это финал, последний отрезок восходящей линии третьей большой фазы. Эта последняя восходящая линия должна начинаться, в соответствии с «восьмым ключом», где-то посредине 26 стадии. Третья четверть 3-го ряда включает не только 27-29 стадии, но и предварительную стадию, параллельную финалу 26-й. Этот импульс означает начало перехода от второй четверти к третьей, от нисходящей линии к восходящей, и передан он через небесные явления. В 16 главе – это грозовая туча, прервавшая Казнь и расколовшая «башню». В 26 главе внезапно наступившее затишье и освобождение описано как «лунный сон» Пилата.

Есть и другое, более глубокое толкование сочетанию лунного света и главной линии Романа. Сама аристотелевская идея «подлунного мира» имеет прочную связь с теорией драмы, с обязательными поворотами главной линии сюжета трагедии, которая завершается комедийным повторением. Однако в нашем случае главная линия этого опуса, то есть всего Романа имеет ещё более проработанную форму в виде трёх больших фаз Подъёма, Надлома и Гармонической, каждая из которых имеет форму аристотелевской подлунной драмы с нисходящими и восходящими линиями.

Возможно, чтобы понять идею 26 главы, нам нужно найти её место на главной линии. А для этого лучше всего представить эту главную линию в какой-нибудь наглядной форме. Из упоминавшихся воплощений главной линии наиболее наглядны стадии развития личности. Большая фаза Подъёма включает четыре четверти – младенчество, детство, отрочество и юность. Юность после Пика Подъёма, в котором обязательно, так или иначе, проявляется максимализм, бунт против родительской традиции, переходит в первую четверть Надлома личности – молодость. Затем, после свадьбы или иного разрыва с родителями следует активная четверть Надлома, период конфликтов и страстей, которые ведут к глубокому кризису идентичности, делящему надвое главную линию жизни.

Вторая половина второй большой фазы – выход из Надлома, зеркально симметрична входу в Надлом. Но симметрия сохраняется и далее, после кризиса среднего возраста и перехода к третьей большой фазе. Гармоническая фаза точно также зеркально симметрична всей фазе Подъёма. Эта симметрия стадий развития личности – факт общеизвестный, даже поговорка есть: «Старый что малый». На последних стадиях, в глубокой старости личность попадает в такую же, как у детей, зависимость от окружающих, а потом возможно дожить и вовсе до «младенческого» бессознательного состояния.

Такая же симметрия больших фаз наблюдается в развитии более масштабных идей, чем личное самосознание. Младенчество и детство цивилизаций и народа проходит под крылом у родительских традиций. Например, Русская идея, рожденная византийским православием и Киевской Русью, вскормлена в младенческой колыбели Владимиро-Суздальской земли и проводит детство под общей опекой православной церкви и первой евразийской империи. Достигнув взрослого состояния, идеи и их носители становятся действующими лицами истории, выполняют предназначенную им роль, а затем вновь оказываются в подопечном положении, чтобы передать опыт и знания следующим поколениям. Так, античная культура при переходе в Гармоническую фазу преображается в византийскую цивилизацию, а после её разрушения уже в качестве подопечной вносит свой вклад в обучение нового поколения национальных культур.

На стадиях Подъёма, кроме последней, личность или сообщество не сталкивается напрямую с трудностями жизненного опыта, которые лежат на родителях. Поэтому на этих стадиях в психической и социальной структуре находят воплощение идеи, рассматриваемые их носителями как идеальные. Например, древнеегипетские, ветхозаветные, античные образцы времён Подъёма всемирной Истории именно таковы. На стадии Надлома на первый план выходит уже не идеалы, а трудности воплощения идеалов, включая главную – недостаток знаний, невозможность сделать разумный, а не произвольно догматический выбор. Наконец, в Гармонической фазе такая возможность делать жизненный выбор появляется, но одновременно проявляются новые противоречия, которые станут предметом жизненного опыта для следующих поколений. Узел между 26 и 27 стадиями – именно такой переход от активного состояния в подопечное. В самом начале 26 главы есть указание на это: «Может быть, эти сумерки и были причиною того, что внешность прокуратора резко изменилась. Он как будто на глазах постарел, сгорбился и, кроме того, стал тревожен».

Раз уж мы заговорили о ключе зеркальной симметрии, то 26-я стадия в каких-то отношениях отрицает 7-ю. Напомним, что к концу 6 главы Бездомный дух новой гуманитарной науки обретает пристанище, а в начале 7-й творческий дух Воланд поселяется в нехорошей квартире. Речь идёт об идеальных сущностях, но обитают они в виртуальном пространстве психики обычных людей. Это только античные или ветхозаветные люди могли думать, что светлые идеи первого ряда могут существовать сами по себе, без «теней» и «арбитров» в виде идей второго и третьего ряда.