Атака неудачника - Андрей Стерхов

— Как добрался, дракон? — спросил он если не дружелюбно, то заинтересовано уж точно.

— Добрался, — буркнул я, стараясь не попасть в плен его сумеречного обаяния. И, неспешно окинув его взглядом с ног до головы, в свой черёд спросил: — Уважаемый, а, собственно, кто ты такой?

— Да, да, да, да, — закивал человек. — Как же, как же, как же. Полагаю, этот вопрос тебя жутко терзает, дракон. Причём, терзает давно. Сложный вопрос. Да, дракон? Кто? Жан или Поль? Поль или Жан? — Он ткнул в серебряный подсолнух, что висел у него на толстой цепи поверх балахона, и скромно, но с достоинством поведал: — Если это тебе чем-то поможет, то знай: я Жан Калишер. Претёмный усмиритель. Глава Великого круга пятиконечного трона.

Хотя и ожидал я услышать что-то в этом роде, всё равно испытал некоторое душевное волнение. Как ни крути, не каждый день встречаешься лицом к лицу с одним из вершителей судеб колдовского мира. Так что да, прочувствовал структуру — хо-хо — момента. Однако внешне постарался выглядеть всё таким же строгим и независимым. Поклонился сдержанно и уточнил:

— Так это ты, претёмный, меня сюда вызвал?

Лицо великого из великих на какое-то мгновение исказила — вот уж никак я не предполагал увидеть от полубога столь непосредственную реакцию — болезненная гримаса. Впрочем, он тотчас превратил её в подобие улыбки. Потом убрал и улыбку, потёр, собираясь с мыслями, шрам на лбу и произнёс:

— Это, дракон, трудный вопрос. Это вопрос, на который нет однозначного ответа. Да и так ли это…

Тут он вдруг прервался, показал жестом, чтоб я присел в любое из кресел, а сам пошёл к дивану. Проходя мимо стола, на котором помимо писчих принадлежностей находились книги, небольшие песочные часы и магический жезл, он усталым движением стянул с себя цепь и бросил её на исписанный мелкими каракулями лист. Потом уселся на диван, взбил круглую подушку из гобеленовой ткани, прилёг, сложил руки на груди и, повернув голову в мою сторону, продолжил с того места, на котором остановился:

— А так ли это тебе важно знать, дракон, кто тебя позвал? Я или Поль? Поль или я? Какая тебе, в сущности, разница?

Говорить он стал медленнее и менее внятно, а глаза его сделались пьяными как у замерзающей птицы.

— В сущности разницы нет, — не дождавшись от меня ответа, заявил великий из великих. — Я или Поль, Поль или я — это всё равно. Главное, что ты уже здесь. И вот что я тебе скажу… Я скажу, а ты, дракон, внимательно послушай. Сейчас я на время усну, буквально на несколько минут, и как только я усну, ослабнет защита башни и сюда придёт мой брат Поль. Он сразу же примется смущать твой разум всякими глупостями, но ты, дракон, его не слушай. И ничего ему не обещай… — Тут претёмный откровенно зевнул, поленившись прикрыть рот ладошкой, после чего добавил: — Впрочем, можешь что-нибудь и пообещать. Это, в сущности, не важно. Главное — дождись меня. Я скоро.

В следующую секунду глаза его закрылись, он повернулся на бок, принял, поджав ноги к животу, позу эмбриона и уснул.

Из всего этого полусонного бормотания я понял лишь одно: сейчас в эту странную комнату, длинна и ширина которой чудесным образом превышает диаметр самой башни, заявится Поль Неудачник. Гад из гадов. Воплощение коварства. Враг наш навеки. Посему стоило внутренне подготовиться если не к драке, то к разговору на повышенных тонах уж точно. И ещё к торгу. Чего ужас как не люблю.

Поцеловав на счастье большой палец, я уселся в кресло, сложил руки на груди и стал поджидать душегуба.

Прошло пять секунд.

Десять.

Пятнадцать.

И ещё десять.

Почему-то я думал, что брат претёмного войдёт в комнату так же, как вошёл в неё и я, то есть через дверь. Хотя ведь в принципе он свободно мог и птицей влететь в окно, и мышью выскочить из норы, и вообще как угодно, самым невероятным образом мог появиться. А я как дурак всё пялился и пялился на дверь. Ну и, конечно же, зря. Он не вошёл. Нет, не вошёл. Впрочем, и не влетел, и не выскочил и не явился. Ничего такого не случилось. И не случилось по той простой причине, что он в этой комнате уже давно присутствовал. Это я понял, когда на исходе второй минуты томительного ожидания тот, кто представился мне Жаном Калишером, очнувшись ото сна, резко поднялся с дивана, потянулся до хруста в суставах, как отлично выспавшийся человек, после чего посмотрел на меня так, будто видит впервые, и воскликнул:

— А-а-а, дракон! Явился, не запылился. Ну-ну.

Лицо его стало живее, жесты энергичнее, взгляд жёстче и ещё что-то случилось с голосом. Он стал хрипловатым, как у хронически простуженного человека, а помимо того из него ушла патриархальная ласковость, зато появилась резкость и наступательная деловитость.

Без особого труда сообразив, что здесь к чему и в чём подвох, я тем не менее, решил утвердиться в своих предположениях и, с непринужденностью, которая далась мне ох как нелегко, закинув ногу на ногу, поинтересовался:

— Уважаемый, а, собственно, кто ты такой?

— Я? — Он вскинул белёсые брови домиком и ткнул себя в грудь. — Ты спрашиваешь, кто я такой?

И тотчас расхохотался. И так сильно расхохотался, что даже слёзы выступили у него на глазах. А когда истерика прекратилась, он скинул с себя балахон (под ним оказался бежевый свитер да такого же цвета, но на два тона темнее, стильный вельветовый костюм) и сказал:

— Я, дракон, тот, кто тебе нужен. Я Поль Калишер. Величайший романтик всех времён и народов.

Отрекомендовавшись столь вычурно, он лёгким, пружинистым шагом подошёл к письменному столу и перевернул стоящие на нём песочные часы. Потом, разогревая мышцы, побоксировал воздух, сделал несколько наклонов влево и несколько вправо и направился к десертному столику, на котором стояли какие-то напитки в изящных графинах и ваза с фруктами. Он долго выбирал, что из неё взять, выбрал апельсин, вонзил в него ногти и, не глядя на меня, спросил:

— Принёс?

— О чём ты? — уточнил я, с напряжением наблюдая, как летят на ковёр, куски оранжевой кожуры.

— Давай, дракон, не будем понапрасну воду в ступе толочь, — предложил Неудачник. После чего посмотрел на меня снисходительно, подмигнул развязно, забросил в рот несколько сдвоенных долек, прожевал их и, выплюнув косточки себе под ноги, повторил вопрос: — Так ты принёс?

— Нет, не принёс, — сказал я и откинулся на спинку кресла.

— А чего тогда пришёл?

— Звали, вот и пришёл.

Метко запустив недоеденный апельсин в окно, Поль подскочил ко мне, навис и прорычал:

— Ты что, дракон, думаешь, я шутки здесь с тобой шучу? Ты, вообще, знаешь, кто я такой? Да я тебя…

— Не сверкай глазами, дядя, — прервал я его грубый наезд и преспокойно стряхнул несуществующую пыль с левой брючины.