Семья Тибо (Том 2) - Роже Гар

Жак улыбнулся.

- Более чем хорошее! - произнес он с жаром.

Ванхеде пересел на другой стул, рядом с Жаком и спиной к окну. Когда свет бил ему в лицо, он страдал, как ночная птица.

- Я встречал не только французов, - продолжал Жак, - я виделся и с бельгийцами, немцами, русскими... Революционеры всюду начеку. Все поняли, что грозит серьезная опасность. Всюду объединяются, ищут какой-то общей программы. Сопротивление организуется, начинает облекаться плотью. Движение единодушное, распространилось быстро - меньше чем в неделю; это отличный признак! Видно, какие силы может поднять Интернационал, когда хочет. А ведь то, что было сделано за последние несколько дней по всем столицам, - все эти разрозненные, несогласованные действия, - еще ничто по сравнению с тем, что предполагается! На будущей неделе в Брюсселе будет созвано Международное социалистическое бюро...

- Si, si... - одновременно подтвердили Тутти и Сафрио, не сводя своих пылких взоров с оживленного лица Жака.

Альбинос тоже, щуря глаза, повернулся, чтобы лучше видеть Жака, сидевшего рядом с ним. Он протянул руку через спинку его стула и положил ее на плечо друга, - впрочем, так легко, что тот даже не почувствовал этого.

- Жорес и его группа придают этому совещанию огромное значение. Делегаты от двадцати двух стран. И ведь эти делегаты представляют не только двенадцать миллионов рабочих - членов партии, но фактически также миллионы других, всех сочувствующих, всех колеблющихся и даже тех из наших противников, кто перед лицом военной опасности отлично понимает, что один лишь Интернационал может воплотить в себе волю масс к миру и заставить ей подчиниться... В Брюсселе мы переживем неделю, которая войдет в историю. В первый раз в истории человечества можно будет услышать голос народа, голос подлинного большинства. И народ добьется, чтобы ему подчинились.

Сафрио беспокойно ерзал на стуле.

- Браво! Браво!

- Надо заглядывать и дальше, - продолжал Жак; он уступил желанию укрепить свою собственную веру, выражая ее в словах. - Если мы победим будет не только выиграна великая битва против войны. Нет, гораздо больше. Это будет победа, благодаря которой Интернационал... - В этот момент Жак заметил, что Ванхеде опирается на его плечо, так как маленькая рука приятеля начала дрожать. Он повернулся к альбиносу и хлопнул его по колену. - Да, малыш Ванхеде! Может быть, мы подготовляем без ненужного насилия не более не менее, как торжество социализма во всем мире!.. А теперь, - добавил он, резко поднявшись со стула, - пойдем посмотрим, не возвратился ли Пилот!

Было еще слишком рано, вряд ли Мейнестрель мог быть уже дома.

- Пойдем посидим немножко в "Виноградной беседке", - предложил Жак, беря альбиноса под руку, но Ванхеде покачал головой. Довольно бездельничать.

С тех пор как он поселился в Женеве, чтобы не расставаться с Жаком, он отказался от переписки на машинке и специализировался на исторических изысканиях. Эта работа хуже оплачивалась, но зато он был сам себе хозяином. И вот уже два месяца окончательно портил себе зрение, подбирая тексты для издания "Документов о протестантизме", предпринятого одним лейпцигским издателем.

Жак проводил его до библиотеки. А потом, проходя мимо кафе "Ландольт" (как и "Грютли", оно было облюбовано социалистической молодежью), решил зайти туда.

С удивлением он обнаружил там Патерсона. Англичанин, одетый в теннисные брюки, развешивал картины для выставки, которую хозяин кафе разрешил ему устроить в своем заведении.

Патерсон был, видимо, в ударе. Только что он отверг одно великолепное предложение. Некий овдовевший американец, мистер Секстой У.Клегг, восхищенный его натюрмортами, предложил ему пятьдесят долларов за портрет миссис Секстон У.Клегг, погибшей при извержении Мон-Пеле{540}. Портрет во весь рост, в натуральную величину надо было писать с выцветшей фотографии размером в визитную карточку. Безутешный вдовец оказался особенно требовательным в одном пункте: туалет миссис Секстон У.Клегг должен был быть видоизменен согласно самым последним требованиям парижской моды. Патерсон всячески острил на эту тему.

"Пату - единственному из нас - свойственна настоящая веселость, непосредственная, внутренняя", - думал Жак, глядя, как молодой англичанин покатывается со смеху.

- Я тебя немного провожу, друг, - сказал Патерсон, узнав, что Жак направляется к Мейнестрелю. - На этих днях я получил из Англии довольно интересные письма. В Лондоне говорят, что Холден{540} потихоньку собирает хороший экспедиционный корпус. Он хочет быть готовым ко всему... И флот тоже мобилизован... Кстати, о флоте, - ты читал газеты? - смотр в Спитхеде{540}! Все морские и военные атташе Европы были торжественно приглашены смотреть, как в течение шести часов у них под носом проходят военные корабли - под британским флагом один за другим, как можно ближе друг к другу, - знаешь, совсем как вереницы гусениц весной... Поистине attractive exibition*, не правда ли?.. Boast! Boast!** - закончил он, пожимая плечами. В его сарказмах, несмотря ни на что, сквозила гордость. Жака это позабавило, но он не показал вида: "Англичанин, даже социалист, не может оставаться равнодушным, когда речь идет о хорошо поставленном морском спектакле".

______________

* Хорошенькая выставка (англ.).

** Блеф! Блеф! (англ.).

- А наш портрет? - спросил Патерсон, прощаясь с Жаком. - Над этим портретом, друг, словно тяготеет какой-то злой рок. Еще каких-нибудь два утра. Не больше. Честное слово! Два утра... Но когда?

Жаку хорошо было известно упорство англичанина. Лучше уступить и покончить с этим как можно скорее.

- Хочешь - завтра? Завтра в одиннадцать?

- All right!* Ты, Джек, действительно добрый друг!

______________

* Ладно! (англ.)

Альфреда была одна. Ее кимоно в крупных цветах, ее гладкая черная, словно лакированная челка и ресницы делали ее слишком похожей на японскую куклу, чтобы можно было поверить в непреднамеренность этого. Вокруг нее в полосах солнечного света, проникавшего сквозь щели ставен, роем кружились мухи. Квартиру наполнял неприятный запах цветной капусты, которая шумно кипела на кухне.

Она, видимо, была очень рада видеть Жака.

- Да, Пилот вернулся. Но он только что передал мне через Монье, что получены новости и что они с Ричардли заперлись в "Локале", и мне надо идти к нему со своей машинкой... Позавтракай со мною, - предложила она, и ее лицо внезапно приняло серьезное выражение. - А потом отправимся вместе.

Она смотрела на него красивыми диковатыми глазами, и у него возникло впечатление, - правда, очень смутное, - что она решилась сделать ему это предложение не просто из любезности. Намеревалась ли она расспрашивать его? Или хотела что-то рассказать?.. Его совсем не устраивало сидеть здесь вдвоем с этой молодой женщиной, и к тому же он хотел поскорее увидеть Мейнестреля.

Он отказался.

Пилот работал с Ричардли в своем маленьком кабинете в "Говорильне".

Они были одни. Мейнестрель стоял за спиной Ричардли, сидевшего у стола; оба склонились над лежавшими перед ними документами.

Когда Мейнестрель увидел Жака, глаза его засветились дружелюбным удивлением. Затем его острый взгляд стал неподвижным: какая-то мысль возникла у него в голове. Он наклонился к Ричардли, словно спрашивая о чем-то, и движением подбородка указал ему на Жака:

- Кстати, раз он возвратился, почему бы не его?

- Конечно, - одобрил Ричардли.

- Садись, - сказал Мейнестрель. - Сейчас мы кончим. - Он опять обратился к Ричардли. - Пиши... Это к швейцарской партии. - И сухим, бесцветным голосом стал диктовать: - "Вопрос поставлен неправильно. Проблема заключается не в этом. Маркс и Энгельс в свое время могли становиться на сторону той или иной нации. Мы не можем. В тысяча девятьсот четырнадцатом году мы, социалисты, не имеем права делать какое бы то ни было различие между европейскими державами. Война, которая угрожает разразиться, - это война империалистическая. У нее нет иных целей, кроме тех, к которым стремится финансовый капитал. В этом смысле все нации находятся в одинаковом положении. Единственной целью пролетариата должно быть поражение всех империалистических правительств без различия. Мое мнение таково: абсолютный нейтралитет..." Подчеркни... "В этой войне обе группировки капиталистических держав будут пожирать друг друга. Наша тактика - предоставить им заниматься самоуничтожением. Помочь им пожирать друг друга". Нет, зачеркни эту фразу. "...Использовать обстоятельства. Динамика общественного развития направлена влево. Революционное меньшинство всех стран должно работать над увеличением этих динамических сил в критический период, чтобы в подходящий момент пробить брешь, через которую ворвется революция".

Он замолк. Прошло несколько секунд.

- Почему Фреда не идет? - произнес он скороговоркой. Он взял со стола блокнот и принялся делать краткие заметки на клочках бумаги, передавая их Ричардли.