Путешествия Тафа - Джордж Мартин

— Манна, — продолжала она, — это ведь ловушка, да? Признайтесь, вы все нам наврали?

— Все, что я рассказал вам о манне, правда.

Черныш пискнул.

— Нет, черт возьми, вы рассказали нам не все!

— Вселенная изобилует разнообразными сведениями. В сущности, этих сведений так много, что для того, чтобы узнать все, просто не хватит людей — факт поразительный, если учесть, что в общее число людей во Вселенной входит и население Сатлэма. Я не надеюсь рассказать вам все об интересующем вас предмете, каким бы малым он ни был.

Она фыркнула.

— Что вы собираетесь с нами сделать, Таф?

— Я собираюсь разрешить вашу продовольственную проблему, — сказал он.

Его голос был холоден и невозмутим, как ледяная вода в омуте, и так же, как омут, предполагал скрытые глубины.

— Черныш мурлычет, — заметила она, — значит, вы говорите правду. Но как, Таф, как?

— При помощи манны.

— Чушь собачья, — сказала она. — Мне плевать на то, какая она вкусная и как быстро растет. Никакое растение не решит наш кризис. Вы же все испробовали, черт возьми. Были у нас и омнизерно, и стручки, и ветропланеры, и грибные фермы. Вы что-то скрываете. Ну-ка выкладывайте все начистоту.

Хэвиланд Таф с минуту смотрел на нее молча. Их взгляды встретились, и ей на какой-то миг показалось, что он видит ее насквозь, как будто тоже умеет читать чужие мысли.

Наконец он ответил:

— Когда это растение приживется на вашей планете, его уже нельзя будет полностью уничтожить, как бы вы ни старались. Оно распространится с неумолимой скоростью повсюду, за исключением некоторых климатических зон. Манна будет расти не везде; она не выносит мороза, холод для нее неблагоприятен. Но она покроет все тропические и субтропические районы Сатлэма, и этого будет достаточно.

— Достаточно для чего?

— Плоды манны чрезвычайно питательны. За первые несколько лет они намного облегчат ваш продовольственный кризис и, таким образом, улучшат условия жизни на Сатлэме. В конечном счете, истощив своим мощным ростом почву, растения погибнут, и вы несколько лет будете вынуждены сеять свои обычные культуры, пока на этих землях снова не сможет расти манна. Но к тому времени, Первый Советник Мьюн, манна уже сделает свое дело. Пыльца, которая скапливается с обратной стороны каждого листика, — это не что иное, как симбиоз микроорганизмов, необходимых для опыления манны, но обладающих и некоторыми другими свойствами. Ее разнесет ветер, вредители или люди, и она покроет всю планету Сатлэма.

— Пыльца, — пробормотала она. Эта пыльца осталась у нее на пальцах, когда она трогала растение манны.

Черныш заворчал так тихо, что она не услышала, а скорее ощутила это всем телом.

Хэвиланд Таф сложил на груди руки.

— Пыльцу манны можно считать своего рода профилактическим средством, — сказал он. — Ваши биотехнологи увидят, что она оказывает сильное и постоянное воздействие на мужское либидо и на женскую плодовитость. Механизмы этого воздействия для вас интереса не представляют.

Толли Мьюн в изумлении уставилась на него, открыла рот, потом закрыла и заморгала ресницами, чтобы сдержать слезы. Слезы отчаяния, гнева? Она не знала. Но только не радости. Она не могла позволить себе радоваться.

— Это замедленный геноцид, — с трудом произнесла она. Голос ее звучал хрипло и жалобно.

— Едва ли, — возразил Таф. — У части сатлэмцев окажется естественный иммунитет к воздействию пыльцы. По моим расчетам, их будет от нуля целых семи сотых до нуля целых одиннадцати сотых населения. Они, разумеется, будут размножаться, и иммунитет будет передаваться из поколения в поколение. Но уже в этом году сатлэмская кривая рождаемости перестанет ползти вверх и начнет снижаться.

— Вы не имеете права, — медленно проговорила Толли Мьюн.

— Природа сатлэмского кризиса такова, что разрешить его можно только с помощью принципиально новых энергичных действий, — сказал Таф. — И я говорил вам об этом с самого начала.

— Может быть, — сказала она. — Ну и что? А как же свобода, Таф? Как же право на выбор? Может быть, люди нашей планеты эгоистичны, глупы и недальновидны, но они все-таки люди, Таф, такие же, как вы. Они вправе сами решать, иметь ли им детей и сколько. Кто вам дал право решать за них, черт возьми? Кто вам дал право стерилизовать наш мир? — С каждым словом в ней все сильнее закипала ярость. — Вы ничуть не лучше, чем мы, Таф. Вы всего лишь человек. Чертовски странный, будьте уверены, человек, но всего лишь человек — не больше и не меньше. Кто дал вам право распоряжаться нашим миром и нашей жизнью, как Бог?!

— «Ковчег», — просто ответил Таф.

Черныш, вдруг забеспокоившись, заерзал у нее на руках. Толли Мьюн опустила его на пол, не сводя глаз с белого бесстрастного лица Тафа. Внезапно ей захотелось ударить его, причинить ему боль, сорвать эту маску безразличия и самодовольства, оставить на нем какую-то отметину.

— Я вас предупреждала, Таф, — сказала она. — Власть разлагает, а абсолютная власть разлагает абсолютно, помните?

— Память мне не изменяет.

— Жаль, что этого не скажешь о вашей паршивой нравственности, — язвительно заметила Толли Мьюн. Черныш, сидевший у ее ног, заворчал, как бы соглашаясь с ее словами. — И какого черта я помогла вам сохранить этот проклятый корабль? Какой же я была дурой! Вы слишком долго один пользуетесь властью, Таф. Вы, наверное, думаете, что кто-то назначил вас Господом Богом?

— Назначают чиновников, — ответил Таф. — Богов, если они вообще существуют, выбирают с помощью других процедур. Я не претендую на роль бога в мифологическом смысле. Но все же я утверждаю, что я действительно обладаю властью, схожей с властью Бога, и я полагаю, что вы поняли эту истину давным-давно, когда впервые попросили у меня хлебов и рыб.

Толли Мьюн хотела ответить Тафу, но он поднял руку.

— Нет, пожалуйста, не перебивайте меня. Я постараюсь быть кратким. Мы с вами не так уж отличаемся друг от друга, Толли Мьюн…

— У нас нет ничего общего, черт бы вас побрал! — выкрикнула она.

— Мы не так уж отличаемся, — спокойно и твердо повторил Таф. — Вы когда-то признались, что не религиозны, я тоже не из тех, кто боготворит мифы. Я начинал как торговец, но когда я нашел этот корабль под названием «Ковчег», то обнаружил, что на каждом шагу меня стали преследовать образы богов, пророков и демонов. Ной и всемирный потоп, Моисей и его казни, хлеба и рыбы, манна, огненные и соляные столпы — волей-неволей я узнал все это. Вы говорите, что я объявил себя Богом. Я на это не претендую. И все же должен сказать: первое, что я сделал на этом корабле, — это оживил мертвого. — Он задумчиво показал на рабочую станцию в нескольких метрах от них. — Вон на том самом месте я и совершил свое первое чудо, Толли Мьюн. Более того, я действительно обладаю властью Бога и могу влиять на жизнь и смерть миров. Могу ли я, пользуясь такими божественными возможностями, отказаться от ответственности, от тяжкой ноши моральных обязательств? Думаю, что нет.