Неповторимое. Книга 6 - Валентин Варенников

В связи с этим я, естественно, потребовал, чтобы мне, в соответствии со ст. 68 (пункт 2) УПК РФ (где говорится (кроме прочего), что при производстве предварительного следствия подлежат доказательству «виновность обвиняемого в совершении преступления и мотивы преступления»), представили эти доказательства. Кстати, там же записано, что «подлежат выявлению также причины и условия, способствовавшие совершению преступления». То есть именно то, на чем я настаивал в течение года, требуя создания парламентской комиссии.

29.09.92 г. заместитель Генпрокурора РФ Лисов Е. К. в своем постановлении пишет, отвечая на мое ходатайство: «На основе имеющихся доказательств конкретные преступные деяния Варенникова и обстоятельства, при которых они были совершены, подробно изложены в постановлении о привлечении его в качестве обвиняемого от 24.08.92 года». То есть постановление от 24.08.92 года — это фактически третье обвинение. И он, Лисов, подталкивает меня, чтобы я с этим обвинением знакомился, как и с предыдущими, опять доказывая ему свою невиновность. Однако третье обвинение я проигнорировал, и в первую очередь потому, что фрагменты из этого обвинения (которое было подписано и предъявлено мне 25 августа 1992 года) уже 19 августа 1992 года (т. е. на наделю раньше) были опубликованы в «Независимой газете» в статье М. Карпова «Хроника ГКЧП» (газета передана в суд). С публикацией я ознакомился 19.08.92 года, увидел там ложь и попросил адвоката разобраться, откуда все это появилось. Он разбирался и сообщил еще до предъявления мне обвинения, что в газете все напечатано слово в слово из постановления Генпрокуратуры.

Это было открытое глумление — мне еще не предъявлено обвинение (хоть оно, как и всегда, лживо, но все-таки официальный документ), а газеты уже это обвинение разнесли по всей планете.

Вот только две выдержки из газеты:

1. «В течение дня находившийся в Киеве Варенников направил в адрес ГКЧП пять шефротелеграмм, в которых требовал решительных действий, в том числе ликвидации группы «авантюриста» Ельцина».

2. «Во второй половине дня (надо полагать 19.08.92) по команде Варенникова на аэродром Бельбек в Форосе были выдвинуты разведбат и противотанковый дивизион, перед которыми поставлена задача — по команде уничтожить воздушные средства в случае их несанкционированной посадки».

Несмотря на то что я опротестовал этот выпад газеты и не стал читать третье обвинение, Генпрокуратурой текст этого обвинения с незначительными изменениями был вписан в обвинительное заключение. Это обвинение лживо от начала до конца (см. т. 4, л.д. 156 и 157).

Несомненно, такие действия Генпрокуратуры РФ должны быть оценены судебным разбирательством.

Шестой факт. О безосновательном заявлении Президента РФ Ельцина на встрече с руководителями некоторых средств массовой информации 21.08.92 года.

В связи с тем, что в этом заявлении Ельцина было допущено в отношении меня ложное обвинение, будто я требовал Ельцина расстрелять, я вынужден был поместить в ряде газет (в т. ч. в «Советской России», «Правде») свой протест. Сейчас я не буду зачитывать весь текст опровержения, но заключительную часть этого документа я процитирую: «У меня возникли основательные предположения, что руководство Генеральной прокуратуры РФ, не располагая доказательствами моей вины и пренебрегая имеющимися документами дела, фальсифицирует различные справки и тем самым провоцирует руководителей России на безответственные заявления.

Поэтому я категорически протестую и заявляю, что в условиях существующей в России Конституции и принятой в прошлом году Декларации «О правах и свободах человека и гражданина России» недопустимы оскорбления чести и достоинства людей и тем более их оговоры. Такие действия я расцениваю как внесудебную расправу.

Я потребовал от Генеральной прокуратуры разъяснений. На это мне Генеральный прокурор РФ 8.09.92 года в документе за № 34-п-55–92/6214–91 (копия имеется) отвечает: «…с показаниями Президента России Ельцина Б.Н., допрошенного в качестве свидетеля, Вы ознакомлены». Действительно, в деле по августовским событиям есть показания Ельцина (том 67, допрос от 13.01.92 года). Но ни одного слова о Варенникове, как и о Киеве вообще, в показаниях этого свидетеля нет. Лишь свидетель С. И. Гуренко показал, что все это от начала до конца вымысел. Таким образом, Степанков, вихляя, прямого и четкого ответа мне не дает.

Так никто и не соизволил объяснить мне, чем вызван такой выпад — заявление Президента РФ. Все это также является частью общей системы угнетения, организованной Генпрокуратурой РФ, что также требует судебного разбирательства.

Седьмой факт. О ложном выступлении Е. Лисова в «Курантах». Выступление 17 сентября 1992 года, то есть после того, как псевдодемократы безуспешно пытались пышно отметить годовщину так называемой победы над ГКЧП в Москве в целях поддержания тонуса идеологического давления на узников, заключенных в Матросской Тишине, и продолжения формирования у общественности негативного мнения об этих людях, в «Курантах» выступает заместитель генпрокурора Лисов. Красной нитью в его беседе с корреспондентом под рубрикой «Чего бояться прокурору?» у него проходит два положения: первое — показать гэкачепистов преступниками, пытающимися якобы извратить истину с целью выпутаться из этой истории; второе — представить себя идеальным блюстителем закона и права, в т. ч. строго соблюдающего презумпцию невиновности.

Как это было в действительности, можно показать на его же ответах корреспонденту. Последний, обращаясь к Лисову, замечает: «Где-то промелькнуло сообщение, что генерал Варенников звонил из Киева и интересовался, почему российские руководители не расстреляны». Лисов отвечает: «Это не совсем верно. Не знаю насчет звонков…» Обратите внимание: начальник следственной группы более чем год ведет такое важное дело и не знает насчет звонков. Да их просто не было, но он об этом умалчивает, хотя в деле все представлено очень ясно, и он знает.

Цитирую дальше: «…не знаю насчет звонков, но в деле есть телеграмма — она звучит примерно так…» То есть, что значит примерно? Ведь говорит заместитель генерального прокурора страны о человеке, который обвиняется по 64-й статье УК, по которой предусматривается мера наказания — расстрел или срок от 10 до 15 лет с конфискацией всего имущества! Разве допустимы какие-то примерные, приблизительные (а фактически полярно противоположные истине) высказывания? Даже если это не касается 64-й статьи?

Цитирую дальше: «…телеграмма звучит примерно так: требую самых жестких и решительных мер, в первую очередь в отношении Ельцина». Фактически же это презренная ложь. Ложь, которая выпущена на страницы газеты, чтобы умышленно показать в самом извращенном виде то, что было на самом деле, и тем самым продолжать давить узников, создавать нужное режиму общественное мнение. А на самом деле в телеграмме шла речь о принятии мер к группе (именно к группе) авантюристов, которых возглавляет Ельцин, а не «в первую очередь в отношении Ельцина», как это заявляет клеветник Лисов.

Прошу обратить внимание суда, что не небрежность Лисова и не просто допущенная им ошибка, а умышленный шаг. Месяцем раньше была скандальная история с заявлением Ельцина на пресс-конференции, по поводу чего я выступил с протестом и о чем уже было сказано выше. Лисов, несомненно, в этом детально разбирался (ведь речь идет о чести президента) и знал, конечно, не примерно, а точно, что именно было написано в шифровке — исх. № 17/1970 (том 104, л.д. 118 и 119). Подтасовка в высказываниях Лисова, конечно, имела цель еще раз опорочить меня, оклеветать. И это требует судебной оценки.

Восьмой факт. О провокационных действиях ЛекановаЮ. И., бывшего следователя Генеральной прокуратуры РФ, что также нанесло мне ущерб.

Первоначально со мной работал, т. е. вел допрос следователь Любимов Ю. М. Это тонкий, старой закалки следователь, видевший на своем веку многие аномалии в юриспруденции и поэтому в меру своих уже уходящих сил и способностей всячески лавировал, приспосабливаясь к обстановке. Для того, чтобы я давал ему такие показания, какие нужно, и чтобы своих следов нигде не оставлять, он наговаривал мне целый перечень вопросов. А фактически составлялась наводящая схема моих показаний. Я добросовестно набрасывал их в черновик, а затем давал письменные показания. Прочитав их, Любимов вновь наговаривал вопросы, уточняя кое-что, и т. д. Я давал дополнительные показания, строго придерживаясь навязанной мне схемы. Опыта не было, знания в этой области тоже весьма ограничены, вот нами и могли варьировать следователи так, как им было угодно, чтобы достичь поставленных целей.

Затем мое дело было передано следователям ЛекановуЮ. И., Стоумову А. Н. и еще одному, проводившему съемки допроса (как я позже понял — это то лицо, которое будто вместе с Лекановым продало германскому журналу «Шпигель» кассеты с допросами премьер-министра, министра обороны и председателя КГБ СССР).