Толкование сновидений - Зигмунд Фрейд

То, что мы склонны считать само собой разумеющимся, и то, что нам кажется первичным влиянием времени на душевные рудименты воспоминаний, потускнение воспоминаний и аффективная слабость старых впечатлений – является на самом деле последующим, вторичным изменением, осуществляемым с большим трудом. Последний совершается предсознательной сферой, и психотерапия не может пойти по иному пути, как только подчинив систему Бзс. господству системы Прс.

Для отдельного бессознательного процесса раздражения имеется, таким образом, два исхода. Либо он остается предоставленным себе самому, тогда он, в конце концов, где-нибудь прорывается и предоставляет своему раздражению однократно выход к методике, или же он подвергается воздействию предсознательной сферы, и раздражение тогда благодаря этому не отводится, а связывается. Последнее и происходит при процессе сновидения. Заполнение, идущее со стороны системы Прс. навстречу сновидению, ставшему восприятием, его поправляет раздражение сознания, связывает бессознательное раздражение сновидения и обезвреживает его нарушающее действие. Если грезящий просыпается на мгновение, то он действительно отогнал от себя муху, грозившую нарушить его сон. Мы понимаем теперь, что действительно гораздо целесообразнее и выгоднее предоставить свободу бессознательному желанию, открыть ему путь к регрессии, чтобы оно образовало сновидение, и затем связать и покончить с этим сновидением при помощи небольшой затраты предсознательной деятельности, чем во время сна обуздывать сферу бессознательного. Можно было ведь ожидать, что сновидение, даже если первоначально оно и не было целесообразным процессом, овладеет в борьбе сил душевной жизни какой-либо определенной функцией. Мы видим, какова эта функция. Сновидение поставило перед собой задачу подчинять освобожденное раздражение бессознательной системы господству предсознательной; оно отводит при этом раздражение системы Бзс., служит ему вентилем и предохраняет в то же время от незначительной затраты бодрствующей деятельности сон предсознательной сферы. Таким образом, оно в качестве компромисса, аналогично другим психическим образованиям того же рода, становится на службу к обеим системам, осуществляя желания той и другой, поскольку, конечно, эти желания совместимы. Отсылаем читателя к рассмотренной нами в первой главе теории Роберта; мы увидим, что мы должны согласиться с этим ученым в его основной предпосылке, в установлении функции сновидения, между тем как в других отношениях, особенно в оценке процесса сновидения, мы с ним расходимся.

Ограничение «поскольку оба желания совместимы» содержит в себе указание на те вероятные случаи, когда функция сновидения терпит крушение. Процесс сновидения допускается, прежде всего, как осуществление желаний в системе Бзс., если, однако, эта попытка осуществления желания столь резко колеблет предсознатель-ную систему, что та не может уже сохранить свое спокойствие, то сновидение нарушило тем самым компромисс и не осуществило второй части своей задачи. Оно тотчас же тогда прерывается и заменяется полным пробуждением. В сущности, и здесь нельзя поставить в вину сновидению, если оно, постоянный страж сна, вынуждается нарушить его; это отнюдь не колеблет нашего мнения о его целесообразности. Это не единственный случай в организме, когда обычно целесообразный фактор становится нецелесообразным, как только в условиях его возникновения наступает какая-либо перемена; нарушение в этих случаях служит тоже определенной цели: оно изобличает перемену и пробуждает средства организма к урегулированию последней. Я разумею здесь, конечно, сновидения страха; чтобы читателю не показалось, будто я тщательно избегаю этого мнимого нарушителя теории осуществления желаний, я постараюсь хотя бы в общих чертах разъяснить сновидения этого рода.

Что психический процесс, способствующий проявлению страха, может быть, тем не менее осуществлением желания, давно уже отнюдь не может нас удивить. Мы можем объяснить себе это явление тем, что желание относится к система Бзс., между тем как система Прс. отвергла это желание и подавила его. Подчинение системы Бзс. со стороны системы Прс. не полное и при полном психическом здоровье; степень этого подчинения образует степень нашей психической нормальности. Невротические симптомы показывают нам, что обе системы состоят в конфликте друг с другом; они суть компромиссные результаты этого конфликта, уготовляющие ему преждевременный конец. С одной стороны, они служат выходом для раздражении в системе Бзс., с другой же – дают возможность системе Прс. до некоторой степени властвовать над системой Бзс. Любопытно, например, исследовать значение какой-нибудь истерической фобии. Невротик не в состоянии, например, идти один по улице; это мы вполне справедливо называем симптомом. Попробуем же устранить этот симптом, заставив пациента сделать то, на что он, по-видимому, неспособен. С ним сделается тогда припадок страха; такой припадок на улице нередко бывал для него уже поводом к развитию агорафобии. Мы видим, следовательно, что симптом имеется налицо для того, чтобы предотвратить появление страха; фобия представляет собою как бы пограничную крепость для страха.

Мы не можем продолжить изложения, не коснувшись роли аффектов в этих процессах; это, однако, мы можем сделать далеко не в полном масштабе. Выставим, прежде всего, положение, что подавление системы Бзс. необходимо, прежде всего, потому, чтобы предоставленный себе самому ход представлений в системе Бзс. развил аффект, который первоначально носил характер приятного, после же процесса отодвигания принял характер неудовольствия. Подавление преследует цель предупреждения развития этого неприятного аффекта. Оно простирается на представления системы Бзс. потому, что аффект может возникнуть именно оттуда. Мы кладем здесь в основу вполне определенное предположение относительно сущности и характера развития аффектов. Последнее представляет собою моторный или секреторный акт, иннервационный ключ к которому имеется в представлениях системы Бзс. Благодаря господству пред-сознательной системы, эти представления как бы заглушаются и посылка импульсов, развивающих аффекты, парализуется. Опасность при отсутствии воздействия со стороны системы Прс. состоит, следовательно, в том, что бессознательные раздражения могут развить аффект, который вследствие ранее испытанного вытеснения может быть ощущаем лишь в форме неудовольствия, страха.

Эта опасность создается предоставлением свободы процессам сновидения. Условиями для наличия этой опасности служат произведенное оттеснение и достаточная сила желаний. Они находятся, таким образом, всецело вне психологических рамок образования сновидений. Если бы наша тема этим одним моментом, освобождением системы Бзс. во время сна, не связывалась с темой развития аффекта страха, то я мог бы вообще отказаться от исследований сновидений страха и избавить себя от всех связанных с ним неясностей.

Учение о сновидениях страха относится, как я уже не раз говорил, к психологии неврозов. Я сказал бы даже: страх в сновидении – проблема страха, и не проблема сновидения.

Мы указали на точку соприкосновения ее с темой процессов сновидения и можем этим всецело удовлетвориться. Однако я могу сделать еще одно. Так как я говорил, что невротический страх проистекает из сексуальных источников, то я могу подвергнуть анализу сновидения страха, чтобы в мыслях, скрывающихся за ними, обнаружить наличие сексуального материала.

По многим соображениям я отказываюсь от обсуждения всех тех примеров, которые в изобилии были сообщены мне невротическими пациентами, и отдаю предпочтение сновидениям страха детей или юношей.

У меня самого уже очень много лет не было ни одного настоящего сновидения страха. В возрасте семи, восьми лет я помню одно такое сновидение; лет тридцать спустя я подверг его толкованию. Оно было чрезвычайно живо и отчетливо и представило мне любимую мать со странно спокойным, как бы застывшим выражением лица; ее внесли в комнату и положили на постель два (или три) существа с птичьими клювами. Я проснулся со слезами и криком и разбудил родителей. Странно задрапированные, длинные существа с птичьими клювами я заимствовал из иллюстраций к Библии в издании Филиппсона, мне думается, это были боги с ястребиными головами с египетского надгробного барельефа.[133] В остальном, однако, анализ дает мне воспоминания об одном мальчике, который с нами, детьми, играл всегда на лужайке перед домом; я почти уверен, что его звали Филипп. Далее, мне кажется, что я впервые от этого мальчика услыхал вульгарное слово, обозначающее половой акт и достаточно ясно характеризующееся аналогией с ястребиными головами (тут по-немецки игра слов). О сексуальном значении этого слова я догадался, по всей вероятности, по выражению лица моего опытного учителя. Выражение лица матери в сновидении было скопировано мною с лица деда, которого я видел за несколько дней до его смерти. Толкование вторичной обработки сновидения гласило, таким образом, что мать умирает; надгробный барельеф тоже относится сюда. В этом страхе я и проснулся и не успокоился до тех пор, пока не разбудил родителей. Я припоминаю, что увидел лицо матери и тотчас же затих – словно мне именно нужно было утешение: она не умерла. Это вторичное толкование сновидения совершилось, однако, уже под влиянием развившегося страха. Я боялся не потому, что мне приснилось, что мать умерла; я истолковал сновидение в его предсознательной обработке так потому, что уже в то время находился под влиянием страха. Страх же при помощи оттеснения сводится к смутному, несомненно, сексуальному чувству, которое нашло себе выражение в зрительном содержании сновидения.