Бремя императора - Иар Эльтеррус

И вот теперь девушка подходила к порогу родному дома, чтобы навсегда распрощаться с ним. Под вопрошающими взглядами соседей она чувствовала себя очень неуютно, серый шнурок на левом плече жег кожу даже сквозь ткань егерской формы, которая тоже вызывала недоуменные перешептывания. Эта вот мелкая соседская девчонка – егерь? Да что же это на белом-то свете деется, уважаемые? Когда же это такое бывало? Но рядом с пигалицей шел череп Диких Котов, а значит, она имет право носить эту форму. Горт подошел к круглой двери в дом отца Рахи и постучал. Вскоре хозяин появился на пороге.

– Я вижу перед собой господина Раста Двойного Когтя? – спросил офицер.

– Д-д-а-а…

– Я – Горт Кривой Хвост, череп егерского полка Диких Котов.

– Для меня величайшая честь приветствовать вас в моем доме, уважаемый! – низко поклонился ткач, не понимая, что могло понадобиться от него высокопоставленному офицеру.

– По старой традиции командир полка всегда наносит визит родителям нового егеря, – оскалился Горт. – Сегодня в полк была зачислена ваша дочь, и вот я здесь.

– Моя дочь?! – даже задохнулся от столь невероятного известия отец семейства. – Ох, ты ж… Которая, Вахья или Хада?

Перед глазами у него все плыло. Почтенный ткач даже подумать никогда не мог, что семье выпадет такая невероятная удача – в Дикие Коты попадал мало кто, нужно было стать лучшим из лучших, чтобы на тебя обратили внимание офицеры легендарного полка. Ох, девочки, вот так сюприз вы преподнесли старику-отцу… Умнички вы мои, красавицы вы мои… Но кто же из вас стал егерем? Обе ведь дома, только дура Вторая где-то шляется. Ничего, останется без ужина, подумает в следующий раз как на эльфов падать и старшую сестру дразнить.

– Ни та, ни другая, – довольно осклабился череп, будучи в курсе взаимоотношений в семье Радаг. – У вас ведь есть и третья дочь.

– Что?! – желтые глаза пожилого орка стали круглыми. – Это Вторая-то?! Эта недотепа?!

– Не знаю, кто такая Вторая, но Раха Двойной Коготь сегодня занесена в списочный состав полка.

Гордо выпрямившаяся орочка вышла из-за спины черепа и встала перед отцом, демонстрируя ему новенькую егерскую форму и косу с черной и алой лентами Диких Котов. Почтенный ткач смотрел на среднюю дочь и не узнавал ее. Куда подевался устремленный в землю взгляд? Куда подевалась вечная неуверенность? Перед ним стояла сияющая радостью и гордостью юная орочка, даже красивая, форма на удивление шла ей. Да, удивила его Вторая, ничего не скажешь, удивила. Раст жадно осмотрел дочь. Хороша, ничего не скажешь. Непривычно хороша. Видимо, Рахе на самом деле не место в мастерской, не приспособлена она к жизни ткачихи. Что ж, ей сильно повезло, пусть попробует себя в другом деле. Но все-таки в глубине души пожилой орк испытывал некоторую досаду – почему, ну почему столь невероятная удача выпала недотепе, а не красавице и умнице Вахье? Или Хаде, та не хуже. Несправедливо это. Он снова уже с некоторой неприязнью оглядел Раху. Девушка в егерской форме, ничего больше. Однако взгляд вдруг зацепился за какую-то выбивающуюся из общей картины деталь. Сперва ткач даже не понял за какую, только потом обратил внимание на светящийся мягким серым светом шнурок, свисающий с левого плеча нелюбимой дочери. Это что? Это ведь… Да нет, разве такое возможно? Нет, конечно.

– Имею честь также сообщить вам, что Раха Двойной Коготь приняла ученичество у горного мастера, – шагнул к порогу Храт. – У моего кровного брата Тинувиэля Эллевалериэ, эльфийского принца. Я – горный мастер боевого братства элианской империи Храт Сломанный Клык.

– А-а-а… – только и сумел выдавить из себя Раст, неверяще смотря на живую легенду, непонятно как оказавшуюся у порога его скромного дома.

Из-за спины отца выскользнули Вахья с Хадой, услышавшие, что у входа в дом происходит что-то необычное. Девушки сразу узнали Храта, виденного ими на встрече горного мастера с молодежью города, и уставивились на него настолько откровенными, обожающими взглядами, что молодой орк мгновенно смутился. Затем они увидели сестру в пятнистой егерской форме и замерли с вытянувшимися лицами. А когда заметили на левом плече Рахи серый ученический шнурок, вообще не поверили своим глазам.

– Добрый вечер, уважаемый господин Раст Двойной Коготь! – прозвенел в воздухе мелодичный голос эльфа. – Я являюсь наставником вашей дочери.

– Но почему все это Второй?! – не выдержал ткач. – Она ведь недотепа! Лучше бы вы Вахью взяли…

– Почему? – наклонился к невысокому орку резко помрачневший Тинувиэль. – А потому! Я дома был таким же Вторым, если не десятым. Хорошо помню каково это. Я бежал и многого с тех пор добился, но отца с братьями так и не простил. И вряд ли прощу. Молите Создателя, чтобы девочка простила вас.

– Простила? – с недоумением переспросил Раст. – За что?

– Вы даже не понимаете? – горько усмехнулся принц. – Что ж, мне вас жаль, господин хороший. А девочка ваша не недотепа, она просто иная. Она способна на куда большее, чем эти вот две. Все помыслы, небось, только о том, что вокруг видят. А для горного мастера этого мало, нужно уметь мечтать о невероятном.

– Может, вы и правы… – помрачнел ткач. – Я никогда не понимал какого гмырха ей надо.

– Меня просили передать вам пару «ласковых» слов за воспитание дочери, причем просил сам император. И мастер-наставник впридачу, которому теперь с величайшим трудом придется выдавливать из Рахи неуверенность в себе, вами вбитую. Считайте, что я передал вам их слова, а они многое сказали. Думаю, вы понимаете, что именно.

– А императору-то вашему что до Рахи? – изумился Раст.

– Ничего, просто он ее сегодня видел, когда мы в Элиандаре были. А его величество, как мне сказали, трех собственных дочерей вырастил. Так вот он говорил, что за такое воспитание руки нужно с корнем выдирать. Извините уж за откровенность! Не понимаю, она ведь ваша дочь. Вы же к ней хуже, чем к собаке, относились! Разве так можно?

– Это она так думает? – нахмурился ткач. – Да, я ее не понимал и не понимаю. Но ведь неправда, что как к собаке! Хотел только, чтобы она не хуже остальных была, а она вон как восприняла…

Он обреченно махнул рукой, в глазах пожилого орка застыли слезы обиды.

– Грустно все это… – вздохнул Тинувиэль. – Девочке ведь порой только несколько ласковых слов от вас нужно было, а не постоянные нотации. По себе помню, насколько это больно и обидно, выкладываться до последнего, надеясь получить похвалу отца, а вместо того… А! Не хочу вспоминать! Она ведь тепла и доброты в жизни не видела, неужели вы не этого понимаете? Она плакала, а «любимые» сестры над ней смеялись. Знаете, когда бьют подкованным сапогом в самую душу, это очень больно… И такого не прощают.