Котик для сильной и независимой (СИ) - Вада Маричка

— Ваццлав! — присаживаясь рядом, окликнул его Морган. — Ты должен знать! Где Мурси? Я сойду с ума!

Иржи медленно перевёл на него свой взгляд, и улыбка исчезла с лица айтишника.

— Ага, сейчас. С разбегу вам и сказал.

— Как ты со мной разговариваешь? — возмутился Морган.

— Не знаю, капрал, никакой Мурси, — нарочито удивленно ответил Иржи, правдоподобно повторяя интонацию своей начальницы в такие моменты.

— Не паясничай. Где капитан, отвечай!

— Ах, эта Мурси! Не знаю, капрал. Мне начальство не докладывает, если куда-то уходит.

— О, Вселенский Разум! Ваццлав, не мучь меня, — почти взмолился Морган. — Я с ума сойду! Её нет уже третий день, холофон не отвечает, Ванно молчит, как в рот воды набрал.

— Ничем не могу помочь, — Ваццлав уткнулся обратно в пад.

— Да, йонгей тебя раздери! Да! Это то, что ты думаешь!

— За дурака меня держите, капрал? — зло глянул на Моргана Иржи. — Ну да, как в старые добрые. Всегда же считали меня недалеким и туповатым, не так ли? Но я не настолько глуп, как вам кажется. Вы не самый умный на этом корабле, сами знаете.

— Что случилось, Ваццлав? — опешил катар. — Я никогда тебя не считал дураком. Что с вами со всеми такое? Я волнуюсь за Мурси, меня убивает неизвестность. Чисто по-человечески, разве я заслужил такое отношение к себе?

— Чисто по-человечески, капрал? Вы меня разочаровали! Я всегда вас считал образцом для подражания, честным и достойным звания офицера. Я не могу поверить, что вы способны на такое!

— Ты уже знаешь о прошении? — вдруг догадался катар. — Так я же, наоборот, хотел, чтобы всё оставалось как прежде, — Морган чуть не проговорился, но этот день он тоже должен был забыть. — Правда, я не помню точно, что мною руководило в тот момент.

— Прошение? — нахмурился Ваццлав. — Не знаю, о чём вы сейчас говорите, но догадываюсь, что именно вами руководило в тот момент. И не могу пока с этим смириться. Никогда не думал, что буду переживать из-за женщины, но то, как вы с ней поступаете… Меня это убивает! Я никогда вам не скажу, где она.

— Мурси хотя бы вернется? — обречённо вздохнул катар.

— Да, вернется. И, надеюсь, примет правильное решение.

Морган резко встал и покинул столовую. Явно у Иржи к нему претензий куда больше, чем обычное недопонимание истории с прошением. Катар подошел к Бобби и завел незатейливый разговор об оружии. Малыш с удовольствием поддержал дискуссию, не выказывая никаких негативных эмоций. К их беседе присоединился Джеймисон, тоже не выражая претензий в адрес Моргана. Значит только Ваццлав и Ванно, самые близкие к капитану, почему-то так переменились. Катар вновь ушёл в каюту к Кларе.

— Если я опять напутал её планы? Может Мурси сейчас пытается всё вернуть на место? Ну, где можно пропадать три дня на этой промерзшей насквозь планете? Ещё и без шапки.

— Давай придумаем, что можно соврать про прошение.

— Мы не можем! Этот день должен быть стертым у меня в голове. О, Разум, мы раскапываем себе могилу!

— Успокойся, Морган. Ты просто взвинчен. Давай я ещё раз тебя уколю, ложись спать пораньше. Утро вечера мудреней, может уже завтра капитанша вернется, и ты будешь сожалеть, что она не осталась умирать где-нибудь в холодной пещере.

— Не говори такого, Клара! Ты делаешь только хуже!

— Прости.

Дорн уколола его снова, но на этот раз Морган ушёл к себе, разделся и беспокойно заснул в своей постели.

***

Мурси открыла глаза и медленно села. Её мутный взор блуждал по комнате, пока не уткнулся в дремлющую на диване сестру. Значит, она с Леной и скорей всего проведена процедура интоксикации. Поэтому такая пустота в разуме и ничего конкретно не понятно. Тишина, только гудит сервисный дроид, убирая комнату от пыли. Мурси поглядела на свои руки, сжала несколько раз кулаки, мышцы ещё с трудом откликались на нервные импульсы. Всё тело затекло. От голода свело желудок, закружилась голова, во рту появился горький привкус и затошнило.

Мурси откинулась обратно на подушку и глубоко вздохнула, пытаясь в памяти воссоздать хоть одну восстанавливающую молитву. Тишина. Что-то про Путь. Она тихо запела:

Сполохом пламенным солнце прошлось по изломанным склонам,

Над перевалами в звонком молчании ветры поют.

Лунным серпом обезглавлена ночь, и в смертельной истоме

Новым рожденьем приветствует Путь.

Слова сами выходили откуда-то из глубины подсознания. Будто Мурси родилась с этой песней. Будто она и была ею. Нахлынула первая волна воспоминаний. Когда она, потерянная, сидела посреди грузового отсека пиратского спейсшарка, готовая убить себя за содеянное. Не понимающая, как встала на Путь Йонгея. Ненавидящая собственное “я” за то, что никчёмная жизнь ей показалась дороже, чем жизни тысячи пленников, и она так долго ждала момента нанести удар. Разрушенная собственным Гневом. Сломленная им, раздавленная, рассыпавшаяся на кусочки.

Голос стал твёрже, мотив уверенней вырисовывал узор, слова крепли и выходили осознанно, связывая её с эмоциями того момента, что последовал после. Когда она впервые услышала ласковый шёпот сестры, напевающей этот фольклорный гимн Созданных детей Императрицы:

Старый и новый рождается Путь, будто песня о встрече,

Лёгкий и ярый, нетронутый пылью истлевших годов.

Ветер, и соль, и умытый рассвет, и всё меньше и меньше

Памятью стоптанных старых следов.

Лена спасла её, остановила разрушающую стихию, направленную Мурси на саму себя. Она сидела рядом, обняв, тихо напевая нужные слова, несмотря на то, что и её тело подвергалась этой чудовищной энергетической атаке. Но Лена признала Мурси, увидела в ней перерождение Матери Императрицы и осмысленно освещала начало Нового Пути — новой жизни Матильды.

Сейчас же сестра открыла глаза и, подхватив мелодию, в унисон запела припев:

Там, за ночью остылой осыплется в небо

Всё, что было и не было памятью лет.

Там былые Пути, обращенные в пепел,

Материнская Милость уносит в рассвет.

Лена подошла и присела на кровать, пристально глядя в глаза Мурси. Она не могла ручаться за результат воздействия сыворотки, но то, что Мо перво-наперво вспомнила о Начале Пути, четко говорило о её намерениях разорвать все эмоциональные связи с прошлым. Лена взяла в руки холодные ладони сестры и вместо вопроса продолжила:

Символ Пути на песке начерти под приливной волною,

Кто же поможет, придётся ли Путь открывать самому?

Сможет ли выйти в дорогу опять дух, алкавший покоя?

Дверь распахнуть в подступившую тьму?

Мурси улыбнулась. Чтобы не случилось в жизни, Лена всегда будет рядом. Она её маяк в бескрайнем космосе, давшая и новые надежды, и новую философию, и смысл жить дальше. Это странно, ведь они даже не кровные сестры, а Лорд Банник не серьёзно уступает ей по Силе. Такая же дочь Перворожденной, одной из Трёх, рожденная осознанно от неизвестного йонгея, воспитанная и любимая её Матерью так, как это могло бы быть с Матильдой.

Мурси крепко сжала тёплые руки названной сестры.

Сможем ли искрой в ладони поймать вожделенное пламя?

Сможет ли спеться мотив, не отравлен тоской о былом?

Сможешь ли Ты отыскать нас, о Мать, тех, какими мы станем,

Вспомним Тебя ли в обличье ином?*

Последние две строчки Лена пропела сама. Мурси до сих пор не смогла смириться с тем, какой её видят йонгеи, лично знавшие Императрицу. К такой роли она явно не дозрела ни эмоционально, ни интеллектуально. Силы Духа не хватало. Но Мо понимала, что не имеет права отбирать надежду у близких. Потому и приняла предложение от СРС. Она работала на износ и очень быстро поднялась по карьерной лестнице. Такой род деятельности помогал Мурси закалить характер, научиться принимать жёсткие решения, иногда даже жестокие, тренировать Разум слышать, помимо Зова, Глас здравого смысла. Ни одно учение Ордена Вселенского Разума не было способно на выработку подобной концентрации.