Я еду домой! - Андрей Круз

— Дрика, жива? — с трудом набрав воздуха в лёгкие, спросил я.

— Да, кажется, — прошептала она и натужно закашлялась. — Бок только болит.

— Замри!

Что придавило меня? Я повернул голову и встретился глазами с Джеффом. Джефф был мёртв. Пока ещё совсем мёртв. Пуля пробила ему горло, и оттуда потоком прямо на меня лилась тёплая кровь, ярко-красная и липкая.

Где-то загрохотали выстрелы, и машина вдруг мелко затряслась от ударов пуль, посыпалось стекло, выбило клуб пыли из приборной доски, вновь дёрнулось тело Джеффа. А затем острая боль, как гвоздь забили, прошла насквозь через мою левую ногу, через бедро, заставив меня взвыть и заматериться сквозь зубы.

Дрика завизжала от страха, да и я сам был недалёк от этого состояния. Что делать? Ударившийся башкой, с простреленной ногой, непонятно насколько серьёзно раненный, придавленный трупом товарища и запутавшийся в ремне в перевёрнутой машине. Положение…

Стрельба вдруг стихла, я слышал лишь звук потрескивающего мотора и свою собственную матерщину. Оглянулся назад и увидел, что заднее стекло кабины выбито и решётка, защищавшая его, отлетела.

— Дрика, выбирайся из машины! Быстро! Туда!

— А ты?

В глазах паника, отчаяние и дикий страх. То ли за меня испугалась, то ли за себя, что одна останется.

— Бегом отсюда! — заорал я, попутно пытаясь отстегнуть ремень.

Получилось! Со звоном выскочил язычок, при этом тело Джеффа почему-то осело и придавило меня ещё сильнее, больно прижав к боку висящий на ремне «зиг». Кровь из дыры в шее потекла мне на лицо, а меня вдруг пронзила мысль: «Сейчас ведь оживёт! Хана тогда!»

Мысль схватиться за пистолет и поставить в этом точку самому даже в голову не пришла. Не привык ещё мозг человеческий к таким простым до офигения решениям, он всё же за мораль цепляется, подсказывает, что нельзя так с товарищем. Я задёргался, стараясь освободиться и боясь при этом глянуть на собственную ногу. Боль была, как будто раскалённую кочергу протащили сквозь бедро, а штанина намокла от крови.

Дрика выбралась. Я бы там не протиснулся, а она, тощая и гибкая, пролезла без задержки и теперь сидела на корточках, спрятавшись за машиной, и смотрела на меня испуганно.

— Беги отсюда! — крикнул я ей. — К реке, к спуску, смотри, чтобы тебя кузов прикрывал, иначе убьют.

— Нет!

Взгляд затравленный и отчаянный, глаза аж побелели.

— Бегом! Хана нам! Прикроешь меня оттуда! Да беги, мать твою!

Так, ругаясь, дёрнулся ещё сильнее, с меня посыпалось стеклянное крошево, в которое я упёрся рукой, не изрезавшись только благодаря перчатке. Рванулся вперёд, труп Джеффа осел ниже. Снова затрещали выстрелы, перевёрнутую тушу «такомы» опять мелко затрясло, откуда-то сыпануло искрами. Дрика взвизгнула и, к моему облегчению, бросилась бежать, не выдержав этого кошмара. Лишь краем глаза я заметил, что она что-то тащит в руках, но что именно, я уже не разглядел. Выбравшись из-под Джеффа, я вывалился вперёд через лобовое стекло, больно угодив стволом карабина себе почти по самой ране и заорав от этого. Но вырвался всё же, прижался к горячему железу, поставив между собой и противником большой мотор и массивную подвеску.

Опять пауза в стрельбе, я чуть перевожу дух. Чувствую запах бензина, причём сильный. Сам не заметил, как руки, хоть и трясутся, а уже ухватили карабин поудобнее, как указательный палец включил прицел. Привычка. Рефлекс. Правильный рефлекс. Взгляд вниз — дыра в штанине. Под дырой кровавое пятно, но не в артерию, слава богу, точно не в артерию. Пятно немалое такое, но боль вроде даже терпимая на адреналине. Что потом будет, не знаю. Прямо передо мной куча земли, на которую пикап и налетел, за ней ещё одна.

Я оглянулся, бросил взгляд на машину, убедившись, что она по-прежнему закрывает меня от стрелков на насыпи, и рванул к ней. Но неудачно: взвыл от боли в бедре и свалился лицом вперёд, чудом не впечатавшись стволом карабина в пыль. Задёргался, вскочил на четвереньки и, подволакивая распрямлённую ногу, рванул вперёд, перекатился через кучу, вжался в землю.

Жгут. Прямо в штанине имеется жгут — они же «тактические». Где «тактика», там и дырки. Ухватил пальцами за небольшое пластиковое кольцо в кармане. Рванул его что есть сил. Почувствовал, как эластичная лента сильно и уверенно сжала бедро. Перевязаться бы, но, кажется, не до этого пока, потерплю чуток. Где Дрика?

Огляделся, но девчонки не увидел. Куда делась? Здесь куч полно, могла спрятаться, как я сейчас, например. Ладно, потом, главное — что свалила отсюда, не создает собой ещё одну проблему, теперь можно и о себе подумать. Перекатился на живот, хватая винтовку на изготовку. Что они дальше делать будут? Палить по машине до бесконечности? Прислушался.

Тихо. Нет, вроде шаги… Далеко пока. Точно шаги. Откуда появится? Беру на прицел край капота лежащей на боку машины. Хорошо, что так легла: если на крышу — всем бы хана. Расстреляли бы издалека, да и всё. А так — прикрыла, защитила в последний раз «тойота» наша боевая, с честью погибла. Кто там, с той стороны? Те два мужика на белом Джи-Эм-Си? Что им понадобилось? Я их в первый раз вижу. Грабители? И сколько их — двое? Или с кем-то объединились?

Точно шаги, осторожные такие, песок с мелкими камешками под чьими-то подошвами похрустывает. Если бы я дышал, то уже не услышал, а так я даже дышать со страху забыл. От страха и от боли. От неё аж голову сводит — боюсь прошляпить что-нибудь. Наврал я про то, что она терпимая.

Ближе шаги, частые, короткие. Я прямо вижу, как кто-то идёт по всей науке, задирая носки ботинок повыше и не сводя прицела своего оружия с края бампера, как и я с этой стороны. Только я его слышу, а он меня нет. Меня вообще слышать невозможно: меня сейчас сам Господь не слышит, и воинство его не слышит, и ангелы его не слышат, и кто там ещё с ним тусуется. Нет меня — только точка есть светящаяся в прицеле.

Тот, кто шёл к машине, начал «нарезать пирог», норовя зайти за угол по большому кругу. Не увидел он меня — я за кучей, я вжался в землю, я даже его не вижу, а только слышу. Я его дыхание слышу, хруст песка и мелких камешков под подошвами, даже слышу шаги второго, идущего поодаль и страхующего товарища, только он пока ещё скрыт от меня.

Чуть приподнимаюсь и вижу, как поворачивается ко мне лицо толстого человека в пустынном камуфляже, вижу, как открывается, перекашиваясь, рот для крика, как резко поворачивается в мою сторону ствол короткой чёрной винтовки, и в этот момент «зиг» дёргается несильно, выбросив хвост бледного пламени, и толстое лицо взрывается брызгами красного, а точка прицела опускается чуть ниже, и я опять стреляю, трижды, уже в грудь, и толстяк, запнувшись ногами, падает назад с громким стуком, подняв облако пыли. Я слышу, как он хрипит и булькает горлом, и понимаю, что он уже не жилец, и перевожу прицел вновь на угол пикапа, а затем начинаю перекатываться в сторону, к склону кучи, и успеваю увидеть бегущего от меня человека, но не толстого на этот раз, а, наоборот, худого и длинного, неуклюже загребающего пыль тощими ногами в больших ботинках, торчащими из нелепых широких шортов, и несколько раз стреляю ему в спину. От первых трёх попаданий он только дёргается, продолжая бежать, а затем вдруг заваливается на правый бок, перекатывается как-то странно и корчится в пыли.