Дар миротворца (СИ) - Павел Александров

Сильвира теряла самообладание. Ей оставалось только молиться. Маги пошли до конца. Наверняка многие из них сейчас теряют сознание или умирают от такой концентрации тёмной магии. Но прежде чем их безумные силы иссякнут, они уничтожат десятки, если не сотни, отступающих воинов королевы. Малейшая искра страха – и серповидный посыл смерти собирал свой урожай, кося людей одного за другим. Сколько славных воителей поляжет на этой площади, прежде чем люди успеют отступить к спасительным паласам?

Королева шагнула к выходу на площадь, но Тибиус встал перед ней, не побоявшись даже нахмурившегося телохранителя Филгора.

– Умоляю, владычица, вы никого не спасёте, только себя погубите! Войско можно собрать новое, но если погибнете вы – город обречён.

– Я иду туда, – проговорила королева, пребывая в каком-то оцепенении. – Уйди, Тибиус, я должна быть там.

– …Город обречён без вас, владычица! Юг обречён! Каллироя обречена!!! – уже кричал ей в лицо архистратег, сам походя на безумца.

– Смотрите! – вскинул руку Филгор, проявив на своём суровом лице никогда не присущее ему удивление.

Стройная тень Мойраны неожиданно возникла перед отступающим войском. Крик молодой служительницы – взывающий к Небесам отчаянный глас мольбы – прорвался сквозь общий шум шипящей магии, гласа труб, воплей и стонов людей.

Одному Спасителю был ведом смысл этого крика и значение этих вскинутых рук черноволосой Зрящей. Но крик этот был услышан – Косы Танатоса начали лопаться. Тёмные серпы, не долетая до людей, вспыхивали и рассыпались чёрной пылью – один, другой, третий, один за другим, как учебные иллюзорные заклятия начинающего мага-ученика, не знающего даже основ боевой магии.

Яростный безумный вой донёсся с верхушки Главной Башни. Во вспышке магической молнии все увидели, как оттуда низринулась вниз фигура в развевающейся чёрной мантии – кто-то из магов, достигший предела боевого безумия, свёл счёты с жизнью.

– Отступаем! Бегом, бегом! – закричали младшие военачальники, толкая самых непонятливых кулаком в затылок. – Беги быстрей, пока Зрящая нас прикрывает!

Воители бросились со всех ног, единодушно уразумев, что вызванный по молитве Мойраны щит долго не продержится. Буйный ветер развевал длинные, вьющиеся волосы Зрящей – это била ей в лицо струя смертоносной магии, по какому-то диву до сих пор не лишившая её жизни. Мойрана стояла не шевелясь, с воздетыми к тёмному небу руками, безучастная ко всему вокруг, словно и впрямь удерживала могучий невидимый щит, о который разбивались смертельные посылы Косы Танатоса.

– Кто-нибудь, умоляю, вытащите её оттуда, – прошептала королева.

Главк, отходивший со своими рыцарями последним, обхватил Мойрану вокруг талии и потащил, удерживая другой рукой зеркальный щит. Вслед ему полетели яростные молнии, главе Серебряного Щита пришлось бежать, держа бесчувственную женщину, как кошку.

Как только он внёс её в укрытие, королева припала к ней, упав на колени. Зрящая была без сознания. Кожа на её лице потрескалась, словно опалённая горным солнцем, остекленевшие глаза были широко открыты.

– Лекаря! – приказала Сильвира и решительно встала. – Главк, готовь свежих бойцов! Теперь я возглавлю атаку!

Глава Серебряного Щита глубоко дышал могучей грудью, ещё не отдышавшись после боя.

– Ты в своём уме, Сильвира? – сказал он шёпотом, чтобы не услышал никто из приближённых. – Видишь, что творят тёмные? Они умрут все до последнего, но уничтожат и нас вместе с собой.

– Это война! – выпалила королева с горящими глазами.

– Это не война! Это взаимное истребление! – выкрикнул в ответ Главк.

– Не мы это начали! Назад дороги нет. Или мы уничтожим Тёмный Круг и освободим Амархтон навсегда, или они принесут его на блюде Хадамарту!

– Темнота наступает, владычица, – сказал Дексиол, только что вернувшийся с крыши, где засели его лучники. – В темноте мы много не настреляем. А тёмные ночью особенно сильны.

Королева уже справилась с минутным наплывом гнева, собрав разум и чувства в единый стальной кулак.

– Всех начальников когорт ко мне! Ударим на рассвете. Ударим так, что камня на камне не останется от логова этой нелюди, и да простит нас Всевышний.

***

Лейна пыталась проснуться и не могла. Она застыла в жутком полусне, мучимая страшным сонмом голосов – то были звуки чужой боли, отчаяния, агонии. Исступлённые голоса врывались в уши воительницы, пронзали разум, проникали в кровь и неслись по артериям, причиняя немыслимую пытку. Множество людей – воинов и мирных горожан – продолжали скорбеть, сокрушаться и вопиять от боли утрат родных, друзей, собственного рассудка и жизни – утраты всего. А некто злой и безжалостный пил их агонию, преобразовывая её в страшную магическую энергию. Это мог быть только падший до самого дна низости маг, преступивший все законы, ибо он связал себя с сущностью настолько нечеловеческой, что его рассудок не мог остаться здравым…

Жрец крови.

Лейна судорожно дёрнулась. Ей почувствовалось, что среди всех этих сонмов голосов она услышала близкий, родной голос, и страх охватил её так, что она с криком вырвалась из объятий страшного полусна, наконец, придя в себя.

– Маркос, – прошептала она. – Маркос, что с тобой? Ты угодил в ловушку? Великий Избавитель, молю тебя, спаси его, убереги от всякого зла…

Она тряхнула головой, стараясь уверить себя, что всё это лишь сон, и Маркоса ещё нет в Амархтоне. Но тут она обнаружила, что лежит на кровати, похоже, в спальне жилого дома, который покинули жильцы, а в открытое окно падает вечно пасмурный, приглушённый дымкой утренний свет.

«Наступил новый день, – с тревогой подумала Лейна. – Что, если Маркос уже пришёл в Амархтон?»

В комнату вошёл усталого вида храмовник, в котором Лейна сразу узнала гарнизонного священника Никоса.

– А, проснулась, дочка. Лежи, лежи, ты своё отвоевала.

– Где я? – рассеянно спросила воительница.

– В доме какого-то амархтонского лавочника, обустроенном под лазарет… Ты осторожней, с рукой-то. Кости мы тебе вправили, так что теперь гляди – не нагружай, а то срастётся плохо.

Лейна обнаружила, что на её левую руку наложен лубок, раны от когтей моррака на плече и пояснице перевязаны, а из одежды на ней осталась только нижняя льняная рубашка, разорванная тут и там. От мысли, что её раздевали догола грубые армейские лекари, Лейна на секунду обозлилась, но затем вспомнила, что она воин, а воинам не подобает стыдиться в таких случаях. Она увидела рядом с кроватью свой порванный в нескольких местах зеленоватый анфейский плащ и сразу накинула его на себя здоровой рукой.