Правила виноделов - Джон Ирвинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анджел опять лег на спину, устремив взгляд внутрь кроны.
– Значит, тебе все еще нравится Кенди? И поэтому ты ни на кого больше не смотришь?
– Да, пожалуй. А ты уже на кого-нибудь посматриваешь? – спросил Гомер, чтобы переменить разговор.
– Понимаешь, я девушек не интересую, – ответил сын. – Те, кто мне нравится, старше меня. И они меня просто не замечают.
– Невелика беда, скоро все переменится, – ответил Гомер, легонько ткнув Анджела в бок. Анджел подтянул колени и, повернувшись к отцу, тоже ткнул его. – Очень скоро девушки будут заглядываться на тебя.
Он обнял Анджела, и они стали бороться. Борьба давала отцу возможность физически прикоснуться к сыну: Анджел последнее время начал стесняться объятий и поцелуев, особенно на людях. Пятнадцатилетние мальчишки не любят телячьих нежностей, борьба – дело другое, это удовольствие пока еще не возбранялось. Они боролись с таким азартом, так шумно дышали, смеялись, что не слыхали, как к ним подошел Вернон Линч.
– Эй, Гомер! – рявкнул Вернон и пнул их, словно разнимал сцепившихся собак.
Заметив нависшее над ними лицо Вернона, борцы замерли в неудобной позе и смутились, как будто их застали за чем-то недозволенным.
– Кончай возню, – буркнул он, – есть сообщение.
– Мне?
– Там пришла толстуха, говорит, что знает тебя. Она в павильоне.
Гомер улыбнулся. В павильоне работала не одна толстуха. И он подумал, что Вернон говорит про Флоренс или Дот Тафт. Даже Лиз-Пиз и та за последние годы заметно раздалась.
– Незнакомая баба, – сказал Вернон и зашагал к трактору, бросая на ходу: – Хочет наняться на ферму. Спросила тебя. Говорит, старая знакомая.
Гомер медленно поднялся; катаясь под старым деревом, он, видно, попал ребром на корень, и оно сейчас ныло. Да еще Анджел натолкал за шиворот травы.
– Толстуха? Может, та, про которую ты рассказывал? – спросил отца Анджел.
Гомер расстегнул рубаху, стал вытряхивать траву, и Анджел пощекотал его голый живот. Стареет отец, заметил он первый раз. Гомер все еще был подтянут, силен от физической работы, но брюшко уже наметилось, даже слегка выпятилось поверх ремня, а в растрепанных от борьбы волосах седины больше, чем запутавшихся травинок. Глаза посерьезнели – таким он отца никогда не видел.
– Пап, – мягко сказал Анджел, – кто эта женщина?
Во взгляде Гомера явно притаился страх, он застегнул рубашку не на ту пуговицу, и Анджел ловко исправил ошибку.
– Неужели это та самая, головорез в юбке? – Анджел пытался рассмешить отца.
Но Гомер молчал, даже не улыбнулся. Осталось разгрузить еще полприцепа, Гомер вел трактор на самой большой скорости; Анджел часть ящиков просто сбрасывал, и прицеп скоро опорожнился. Обратно поехали по шоссе, хотя Гомер просил работников по нему не ездить – движение летом большое, можно попасть в аварию.
На детей всегда производит сильное впечатление, когда родители нарушают свои же правила. Значит, действительно происходит что-то из ряда вон выходящее.
– Ты думаешь, это она? – прокричал отцу Анджел. Он стоял сзади на прицепе, держась руками за спинку сиденья. – Согласись, волнующий момент, – прибавил он, но Гомер не ответил и не улыбнулся.
Он оставил трактор с прицепом у склада рядом с павильоном.
– Нагружай прицеп, – велел он Анджелу.
Но от Анджела так просто не отделаешься. Он поспешил за отцом в павильон, где в окружении женщин возвышалась над всеми непримиримая, могучая фигура Мелони.
– Это она? – шепнул отцу Анджел.
– Привет, Мелони, – сказал Гомер, и все сразу затаили дыхание.
– Как поживаешь, Солнышко?
– Солнышко! – повторила Толстуха Дот.
Анжел не удержался и тоже повторил. Надо же, его отец – «солнышко»!
Сколько лет мечтала Мелони об этой минуте, но теперь ее взгляд был прикован не к Гомеру, а к Анджелу. Она не могла оторвать от него глаз. Гомер Бур, приятного вида мужчина за сорок, нисколько не напоминал Гомера, которого она знала. Но этот юноша поразил ее в самое сердце. Она и сама не ожидала того ошеломляющего впечатления, которое произвел на нее этот почти точный слепок с ее прежнего Гомера. Бедному Анджелу было немного не по себе от ее бесцеремонного взгляда. Но он был джентльменом и радушно улыбнулся гостье.
– Насчет тебя никаких сомнений, – сказала Мелони. – Ты больше похож на отца, чем он сейчас сам на себя.
Толстуха Дот и ее окружение жадно ловили каждое слово.
– Очень приятно, что ты нашла сходство, – сказал Гомер, – но Анджел – мой приемный сын.
Господи, неужели Гомер Бур так ничему и не научился? Прожив годы, в которых было все – тяготы, предательства, которые нарастили ему мускулы и жирок и очевидно состарили, неужели не понял он, глядя в яростные и печальные глаза Мелони, что ее нельзя обмануть, что в характере у нее есть лакмусовая бумага на ложь.
– Приемный? – переспросила она, не сводя изжелта-серых глаз с Анджела и остро чувствуя горечь разочарования: ее самый давний друг хочет опять обмануть ее.
Именно в эту минуту в павильон быстрым шагом вошла Кенди, отвязавшись наконец от Баки Бина, взяла яблоко из корзины, почти готовой для прилавка, решительно откусила и, увидев, что никто не работает, подошла к группке бездельников.
Удобнее всего было пристроиться к сборищу со стороны Гомера и Анджела, которые подошли последними; она встала между ними и, увидев незнакомую женщину, смутилась – рот набит яблоком, с ходу не поприветствуешь.
– Добрый день! – кое-как выговорила она.
И Мелони сразу распознала в ее лице черты, которые в Анджеле показались незнакомыми или забытыми; она их не помнила в том далеком Гомере.
– Это Мелони, – сказал Гомер Кенди, и Кенди чуть не поперхнулась; давным-давно на крыше дома сидра Гомер поведал ей историю его отношений с этой женщиной.
– А это миссис Уортингтон, – промямлил он.
– Здравствуйте, – наконец внятно произнесла Кенди.
– Миссис Уортингтон? – Рысьи глаза Мелони перебежали с Анджела на Кенди, вернулись к Анджелу и остановились на Гомере.
К сходке наконец присоединился Уолли – выехал из конторы в инвалидном кресле.
– Почему это сегодня никто не работает? – спросил он с обычным добродушием.
Увидев незнакомую гостью, сразу же вежливо приветствовал ее.
– Здравствуйте, – улыбнулся он.
– Привет! – ответила Мелони.
– Мой муж, – сказала Кенди, опять сквозь набитый рот.
– Ваш муж? – переспросила Мелони.
– Мистер Уортингтон, – опять промямлил Гомер.
– Меня все зовут Уолли.
– Мы с Мелони вместе выросли в приюте, – сказал Гомер.
– Да? Замечательно! – с чувством воскликнул Уолли. – Пусть вам все здесь покажут. И дом тоже, – сказал он Гомеру. – Может, хотите поплавать в бассейне? – спросил он, обращаясь к Мелони, которая первый раз в жизни не знала, что сказать. И, не дождавшись ответа, повернулся к Толстухе Дот. – Скажи, пожалуйста, сколько мы собрали бушелей грейвенстинов? Меня ждет у телефона заказчик. – Развернулся в кресле и поехал в контору.
– Злюка знает, – сказала Флоренс. – Он только что был на складе.
– Пойдите сходите за ним кто-нибудь, – распорядился Уолли и прибавил, взглянув на Мелони: – Рад был познакомиться. Оставайтесь с нами поужинать.
Кенди опять чуть не подавилась, но все-таки с трудом проглотила надкушенное яблоко.
– Спасибо, – ответила Мелони, обращаясь к Уолли.
Кресло Уолли легко въехало в контору, много лет назад Эверет Тафт убрал порог между комнатами и навесил дверь так, что она открывалась в ту и другую сторону, чтобы Уолли по павильону и конторе ездил без посторонней помощи.
Он здесь единственный настоящий герой, думала Мелони, глядя, как качается туда-сюда впустившая его дверь. Пальцы у нее непроизвольно сжимались и разжимались. Ей хотелось дотронуться до Анджела, обнять его. Ее столько лет преследовало желание добраться до Гомера. И вот он перед ней, а она не знает, что делать. Упади она на колени или прими боевую позу – он явно готов ко всему, тоже не может совладать с руками, выбивает пальцами по бедру дробь. Хуже всего то, что в его глазах нет ни капли любви к ней, смотрит как затравленный зверь – ни радости, ни любопытства. И еще она видела: заговори она о его сыне, о его мнимом сиротстве – он вцепится ей в шею, не успеет она и слова вымолвить.
Казалось, все забыли, что Мелони пришла наниматься на работу.
– Хотите, пойдем посмотрим бассейн, – предложил Анджел.
– Я не умею плавать, – сказала Мелони. – Но посмотрю с удовольствием.
Она тепло улыбнулась Анджелу щербатой улыбкой, и Гомер вздрогнул – такой улыбки у Мелони он не знал. А безвольно висевшая рука Кенди вдруг ощутила свинцовую тяжесть надкушенного яблока.
– После бассейна, – сказала она, – я покажу вам дом.