Удача не плачет - Юлия Владимировна Климова

– Иди ко мне, – произнес он еле слышно и обнял меня за талию.

Не знаю почему, но почудилось, будто гостей в зале стало значительно меньше, или даже они исчезли совсем. А может, это огни бара несколько слепили глаза. Рубашка Егора оказалась шелковистой, хотя внешне производила противоположное впечатление. И моим ладоням было комфортно на крепких плечах.

От Егора вкусно пахло, и я удивилась, вспомнив, что раньше категорически не переносила его парфюма.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

– От тебя вкусно пахнет, – честно ответила я, разглядывая маленькую белую пуговицу рубашки.

Широкая грудь Егора задрожала, и я догадалась, что он смеется.

Ну и пусть.

Я совершенно расслабилась и позволила музыке влететь в легкие с воздухом. И она медленно распространялась по телу, перечеркивая большие и маленькие страхи. Память отбросила меня назад, в тот момент, когда Егор набил физиономию Морозову, а потом крепко прижал меня к себе на морозе, пытаясь утешить. Наверное, впервые в жизни я тогда почувствовала абсолютную защищенность. Но осознание этого факта пришло только сейчас.

Сердце дернулось и застучало быстрее. И я с изумлением поняла, что если бы Егор меня не пригласил, то потом, наверное, было бы обидно.

Глава 16. Море меня узнает

Дни шли, и больше ничего странного я не замечала за бабушкой. Никаких намеков или полутонов. Она все так же изредка спускалась к завтраку, появлялась на ужинах, навещала подруг и гуляла по саду, наслаждаясь цветением яблонь, вишен и весенними лучами солнца. Я познакомила бабушку с Варей, и моя лучшая подруга сразу получила статус под названием – Очень Хорошая Девочка.

– Приглашай ее почаще, и, пожалуй, я куплю вам билеты на оперетту, пока театры не свернули афиши на летний сезон, – сказала бабушка, когда Варя уехала.

Так что в конце мая, утопая в контрольных по основным школьным предметам, мы еще приобщились к искусству.

После усиленной учебы каникулы показались раем, однако уже через десять дней мы с Варей заскучали и оплатили курс лекций по обществознанию. Английский по-прежнему присутствовал в нашей жизни, но в облегченном летнем варианте – мы смотрели фильмы на английском. Причем обязательно незнакомые, чтобы мозг напрягался получше, а не отдыхал.

В конце июня Варю отправили в Казань к бабушке с маминой стороны, а потом она сразу должна была поехать в деревню к бабушке и дедушке с папиной стороны. Мы расставались до августа, а значит наступало время активной переписки и видеозвонков.

«Обожаю поезда», – прилетало сообщение от Вари.

«Да уж это поспокойнее самолетов. Что делаешь?» – отвечала я с улыбками.

«Ем курицу с помидорами».

«Везет тебе!»

Мое путешествие тоже приближалось, но я мало думала на эту тему. За меня думала бабушка.

– Дженни, сколько купальников ты возьмешь? Лучше бы три. Во-первых, приятно выходить к морю в разных купальниках, а во-вторых, не нужно ждать, когда один из них высохнет, – говорила она, выбирая день для глобальных покупок одежды. – Что еще добавим в список? Две пляжные туники… удобные босоножки на плоской подошве… У меня уже пятнадцать пунктов и постоянно боюсь что-нибудь забыть.

Мне точно бы хватило двух купальников и одной пляжной туники, и было совершенно неважно, в чем выходить к морю. Но бабушка старательно собирала меня, как на… свидание?

– Если я забуду какую-либо вещь, то просто куплю ее на месте.

– Конечно. Попроси Егора, и он купит.

– Я сама могу, у меня есть деньги.

– Дженни, ты не должна тратиться, когда он рядом.

Перед вылетом я попросила Кирилла отвезти меня на кладбище. Мы с Егором ездили к папе и Павлу два раза в месяц, но сейчас было острое желание постоять около могил без него. Просто хотелось произнести вслух то, что обычно я говорила мысленно. Думаю, по этой же причине бабушка предпочитала ездить без нас.

Я рассказала папе о Черногории и пообещала погулять по тем же дорожкам, что ходила с ним. Когда пришло время обратиться к Павлу, я вытерла полившиеся слезы, села на корточки и долго гладила теплую землю. «Я всегда буду помнить тебя», – билось в груди.

* * *

К полету я готовилась гораздо серьезнее, чем к отдыху. Я купила два вида леденцов (сладкие и кислые), твердо решила взять чертополох, прочитала двадцать пять статей различной направленности (так или иначе связанных с авиацией), нарисовала мощный двигатель и отдельно еще взлет и приземление самолета. И целый час писала на альбомных листах одинаковые предложения: «Мне нечего бояться», «Самолет – один из самых безопасных видов транспорта», «Полет – обычное дело»…

Вот только как могло помочь подобное самовнушение, если два моих самых близких человека погибли в авиакатастрофе?

Никак.

Но отчаянно хотелось надеяться хотя бы на то, что получится сжать зубы и выдержать страх, и Егор не узнает о моей постыдной трусости.

Желто-солнечный чемодан с матовой серебряной ручкой с удовольствием проглотил вещи и вжикнул молнией. Я помолилась и направилась к двери.

Наши кресла были настолько удобные, что казалось, в них можно утонуть. Бархатная обивка и закругленные подлокотники. Егор пропустил меня к окну, но, честно говоря, я бы лучше села с краю… Вид облаков непременно разорвет душу на части, а сумею ли я потом собрать эти растрепанные лоскутки?

– Давай уберу сумку, – предложил Егор.

– Нет, не надо, – мотнула я головой, вцепившись в нее еще крепче. – Она маленькая, не мешает.

Во внутреннем кармане сумки лежал и стерег мою жизнь чертополох…

До взлета я чувствовала себя более-менее, Егор листал журнал и не обращал на меня внимание. Что радовало. Но потом щелкнули ремни безопасности, загудели двигатели, и у меня начали неметь ноги, а во рту пересохло. Я даже не поняла, какой леденец отправила за щеку – сладкий или кислый. А затем я услышала скрежет металла…

Нет, это был хруст леденца. Я его отчаянно разгрызла.

Мне требовалась хоть какая-то поддержка, и когда самолет стал набирать скорость, я повернулась к Егору и глупо спросила:

– Мы не погибнем?

– Нет.

– Почему?

– Ангелы и демоны не погибают, – ответил он с улыбкой.

Несколько секунд потребовалось, чтобы сообразить, кого и кем он считает, а потом я захлебнулась страхом и закрыла глаза. Лицо точно стало белым, вернее каменным. Самолет оторвался от земли и полетел.

Паника не имеет высоты, ширины или глубины. Она бесконечна и бесполезно пытаться ее победить. Во всяком случае самостоятельно. У меня было ощущение, будто кости начинают плавиться, а в кожу впиваются острые иголки. Тошнота то приближалась, то отдалялась, а сердце ныло