Тарковские. Осколки зеркала - Марина Арсеньевна Тарковская

дверей дрожат

Одичалые звонки.

Только ты побудь со мной,

Горькая моя любовь,

Памятка моя, печаль

Беспокойства моего.

Вспомни, вспомни звонкий лед,

Причитанья декабря,

Саночки, и на снегу

Имя нежное твое.

Пусть уходит бедный день

От звонков и шума, пусть –

У твоих дверей дрожит

Одичалая любовь.

7 сентября 1928

* * *

Все ты ходишь в платье черном,

Ночь пройдет, рассвета ждешь,

Все не спишь в дому просторном,

Точно в песенке живешь.

Веет ветер колокольный

В куполах ночных церквей,

Пролетает сон безвольный

Мимо горницы твоей.

Хорошо в дому просторном –

Ни зеркал, ни темноты,

Вот и ходишь в платье черном

И меня забыла ты.

Сколько ты мне снов развяжешь,

Только имя назови.

Вспомнишь обо мне – покажешь

Наяву глаза свои –

Если ангелы летают

В куполах ночных церквей,

Если розы расцветают

В темной горнице твоей.

1932

* * *

Соберемся понемногу,

Поцелуем мертвый лоб,

Вместе выйдем на дорогу,

Понесем сосновый гроб.

Есть обычай: вдоль заборов

И затворов на пути

Без кадил, молитв и хоров

Гроб по улицам нести.

Я креста тебе не ставлю,

Древних песен не пою,

Не прославлю, не ославлю

Душу бедную твою.

Для чего мне теплить свечи,

Петь у гроба твоего?

Ты не слышишь нашей речи

И не помнишь ничего.

Только слышишь – легче дыма

И безмолвней трав земных

В холоде земли родимой,

Тяжесть нежных век своих.

1932

* * *

Меловой да соляной

Твой Славянск родной,

Надоело быть одной –

Посиди со мной…

Стол накрыт на шестерых,

Розы да хрусталь,

А среди гостей моих

Горе да печаль.

И со мною мой отец,

И со мною брат.

Час проходит. Наконец

У дверей стучат.

Как двенадцать лет назад,

Холодна рука,

И немодные шумят

Синие шелка.

И вино звенит из тьмы,

И поет стекло:

«Как тебя любили мы,

Сколько лет прошло!»

Улыбнется мне отец,

Брат нальет вина,

Даст мне руку без колец,

Скажет мне она:

– Каблучки мои в пыли,

Выцвела коса,

И поют из-под земли

Наши голоса.

1940

* * *

Невысокие, сырые

Были комнаты в дому.

Называть ее Марией

Горько сердцу моему.

Три окошка, три ступени,

Темный дикий виноград.

Бедной жизни бедный гений

Из окошка смотрит в сад.

И десятый вальс Шопена

До конца не дозвучит,

Свежескошенного сена

Рядом струйка пробежит.

Не забудешь? Не изменишь?

Не расскажешь никому?

А потом был продан «Рениш»,

Только шелк шумел в дому.

Синий шелк простого платья,

И душа еще была

От последнего объятья

Легче птичьего крыла.

В листьях, за ночь облетевших,

Невысокое крыльцо

И на пальцах похудевших

Бирюзовое кольцо.

И горячечный румянец,

Серо-синие глаза,

И снежинок ранний танец,

Почерневшая лоза.

Шубку на плечи, смеется,

Не наденет в рукава.

Ветер дунет, снег взовьется…

Вот и все, чем смерть жива.

1947

* * *

– Здравствуй, – сказал я, а сердце упало,

Верно, и впрямь совершается чудо!

Смотрит, смеется:

– Я прямо с вокзала.

– Что ты! – сказал я. – Куда да откуда?

Хоть бы открытку с дороги прислала.

– Вот я приехала, разве не слышишь,

Разве не видишь, я прямо с вокзала,

Я на минутку к тебе забежала,

А на открытке всего не напишешь.

Думай и делай теперь, что угодно,

Я-то ведь рада, что стала свободной…

1935

* * *

Мне в черный день приснится

Высокая звезда,

Глубокая криница,

Студеная вода

И крестики сирени

В росе у самых глаз.

Но больше нет ступени –

И тени спрячут нас.

И если вышли двое

На волю из тюрьмы,

То это мы с тобою,

Одни на свете мы,

И мы уже не дети,

И разве я не прав,

Когда всего на свете

Светлее твой рукав.

Что с нами ни случится,

В мой самый черный день,

Мне в черный день приснится

Криница и сирень,

И тонкое колечко,

И твой простой наряд,

И на мосту за речкой

Колеса простучат.

На свете все проходит,

И даже эта ночь

Проходит и уводит

Тебя из сада прочь.

И разве в нашей власти

Вернуть свою зарю?

На собственное счастье

Я как слепой смотрю.

Стучат. Кто там? – Мария.

Отворишь дверь: – Кто там? –

Ответа нет. Живые

Не так приходят к нам,

Их поступь тяжелее,

И руки у живых

Грубее и теплее

Незримых рук твоих.

– Где ты была? – Ответа

Не слышу на вопрос.

Быть может, сон мой – это

Невнятный стук колес

Там, на мосту, за речкой,

Где светится звезда,

И кануло колечко

В криницу навсегда.

1952

Ветер

Душа моя затосковала ночью.

А я любил изорванную в клочья,

Исхлестанную ветром темноту

И звезды, брезжущие на лету

Над мокрыми