Сын поверженного короля - А. С. Торнтон

Она плакала.

— Люди сказали, что она была похожа на ахиру! А кто-то сказал, что это была ты! Я не могла в это поверить!

Хадийя прижала меня к себе. Она была такой мягкой и тёплой, хранящей воспоминания о безопасности и заботе.

Мама. О, как же я скучала по маме.

Хадийя начала утирать своё лицо. Она отстранила меня и пристально на меня посмотрела. Я сделала то же самое. Она так изменилась, но не подурнела. Вообще-то она выглядела счастливой.

— Могу я отвести тебя в гарем? — спросила она тихонько, переведя взгляд с меня на Саалима и обратно. — Они захотят тебя увидеть. И всё разузнать.

После того, как Саалим убедил меня в том, что всё будет в порядке, я пошла за Хадийей. Меня снова начали обнимать, прижимать ладони к моей спине, касаться пальцами моих щёк и волос. Они говорили наперебой, пытаясь рассказать мне о том, что с ними всё было хорошо, что Усман был к ним добр, и чтобы я перестала беспокоиться о них. А что до меня, то они хотели, чтобы я рассказала им о Мадинате Алмулихи и подтвердила то, что я стала королевой.

Сидя у их ног и не в силах смотреть долго в одну точку из-за воспоминаний о матери, я рассказала им о своей жизни.

— Изра знала, — сказала одна из них, — что ты станешь великой.

Я посмотрела на неё умоляющим взглядом, прося о том, чтобы она рассказала мне что-нибудь ещё о моей матери.

— Она всегда говорила, что ты уедешь отсюда и заживёшь своей жизнью. Она надеялась, что это случится со всеми её детьми, но насчёт тебя она не сомневалась.

Хадийя провела ладонью по моим плечам.

— Упокой Мазира её душу.

Все остальные вторили ей.

Встреча с ними далась мне не тяжело. И я чувствовала, что, хотя и немного, но они помогли сгладить мои воспоминания.

В ту ночь мы лежали вместе с Саалимом в шатре, в котором я никогда раньше не бывала. Он был предназначен для гостей. Я решила, что здесь ничего не меняли со времён правления моего отца. Ковры были точно такими же, как и в других шатрах, так же, как и ткань, натянутая над нами. Я задрожала, вспомнив о нём. Вспомнив о своей жизни во время его правления. Саалим тяжело дышал рядом со мной. Может быть, он уже уснул? Я пошевелилась.

— Я не сплю, — сказал он, растягивая слова.

Он не спал. Нам едва удалось поспать ранее, и я знала, что он был гораздо более уставшим чем я, но он всё-таки сказал:

— Я дождусь, когда ты заснёшь. Обещаю.

Я не хотела бодрствовать в одиночестве, пока все остальные спали. Не хотела оставаться наедине со своими мыслями.

Чтобы заглушить давящие на меня переживания о прошлом, я рассказала ему о том, как встретилась со своими матерями, а затем с сёстрами. Все были рады меня видеть. Никого из них не выгнали из дворца, как мы предполагали. Многие мои сёстры работали, а те, кто этого не делал, помогали во дворце. Они были вольны заходить туда в любое время. Много кто выходил за пределы дворца, но ненадолго и только в сопровождении братьев. Мне рассказали, что мой брат, Латиф, уехал из поселения с караваном, который отправился на восток. Так что все дети Изры сбежали из дворца. Как она и мечтала.

Мои сёстры не могли перестать рассказывать мне о нашей деревне, как будто я никогда не бывала там раньше. Я слушала их и поражалась тому, как они изменились, и тому, что они остались прежними. Они показали мне заработанные деньги и соль, которую они накопили. Это были скромные сбережения по сравнению с тем, что получала я за работу помощницы лекаря, но они так этим гордились, что я тоже испытала за них гордость.

— Я не знал, что почувствую, снова оказавшись здесь. Ко мне вернулось так много воспоминаний, которые я бы предпочёл считать ложными, — сказал Саалим.

Его глаза были тёмными в свете факела, но я увидела в них искру. Я осмотрела его лицо и вспомнила, как смотрела на него однажды и думала, что это было в последний раз. Тогда я пыталась запомнить каждую деталь, чтобы никогда его не забыть. А сейчас он был рядом со мной. Навсегда.

Он продолжил:

— Но я понял, что испытываю благоговение.

Приподняв голову, я переспросила:

— Благоговение?

— Перед тобой. Перед здешними людьми. Думаю, я наконец-то понял, что ты имела в виду, говоря о пустыне. Что она не такая плохая. Её делают лучше люди, живущие в ней. Твоих людей — наших людей — не нужно жалеть за то, что их дом подвержен воздействию огня и ветра, или за то, что им приходится скрывать свою кожу в этой враждебной для них среде. Они не дикари, потому что они борются за свои нужды, а не торгуются за них. Они порождение песка и солнца. Раньше я этого не понимал, но теперь, приехав сюда с тобой, я ясно это вижу. Солеискатели, люди песков, называй их как хочешь…

Он приподнялся на локте и неторопливо продолжал:

— Они несгибаемые, Эмель. Взгляни на ночной жасмин, что вырастает из песка и научился закрываться от солнца. Какой прекрасный цветок…

Я улыбнулась и вспомнила о цветах с белыми лепестками, которые пробиваются из земли сквозь трещинки каменных улиц Алмулихи.

— Я хочу сказать, — продолжал Саалим с горечью. — Что ты будешь помнить своё прошлое. Оно может попытаться сломать или ранить тебя, но оно не может разорвать тебя на куски, Эмель, потому что именно оно делает тебя цельной. Смотри на своё прошлое и знай, что из-за него ты сейчас здесь.

Он описал невидимую корону на моей голове и сказал низким голосом:

— Оно не может тебя победить, потому что, имея такое прошлое, ты уже победила.

***

Мы покинули моё поселение после того, как объехали его, поделились новостями и напраздновались. Мы делали так в каждом населенном пункте нашей поездки по пустыне. Мне и Саалиму были рады везде, как членам семьи, но здесь действительно жила моя семья. Даже Саалим смеялся здесь с неподдельной радостью и признался мне, что он улыбался здесь так много, что у него заболело лицо. Несмотря на то, что еда была скромной по сравнению с Алмулихи, люди, сидящие за столом, были великолепны.

Но моя радость от пребывания среди тех, кого я знала лучше всего,