Ленин. Жизнь и смерть - Роберт Пейн

Укрыть Ленина поручили Николаю Емельянову. Тот жил с женой и семью детьми на станции Разлив недалеко от Сестрорецка. Емельянов был квалифицированным рабочим с большим стажем революционной борьбы, и до этого он уже неоднократно подвергался арестам. Он знал Ленина с 1905 года. Договорились, что он встретит обоих большевистских вождей у Сестрорецкого вокзала, а затем в последнюю минуту перед отходом поезда посадит их в товарный вагон и привезет в Разлив. Дом его находился в пяти минутах ходьбы от станции. Все вышло, как и было задумано. Они выбрали поезд, который отходил от Сестрорецка в два часа ночи, и перед третьим звонком прыгнули в товарный вагон. Ленин настаивал на том, чтобы они ехали, сидя на ступеньках.

— Вы можете сорваться и упасть, — предупредил его Емельянов.

— Я это знаю, — ответил Ленин. — Но так в случае необходимости я смогу спрыгнуть с поезда.

Обошлось, однако, без прыжков. Они благополучно доехали до Разлива и в темноте пробрались к дому. Жена Емельянова их встречала. Она была толковая женщина и тут же занялась гостями. Ее стараниями Зиновьеву пришлось расстаться с копной черных кудрей, а Ленину — с бородкой. Емельянов тем временем устраивал для них жилище на сеновале, примыкавшем к хлеву, таскал вверх по крутой лесенке стулья и даже принес небольшой столик, стараясь, чтобы его постояльцам было удобно в их крохотном убежище. В стенах сеновала были щели, что было кстати: при случае сеновал мог служить и наблюдательным пунктом. Отсюда удобно было следить за дорогой. Если к дому приближались связные большевиков, то Ленин или Зиновьев условленным сигналом давали знать Емельянову, что этих людей можно пропустить к ним на сеновал.

Но и в сарае было небезопасно. Кругом стояли деревенские избы и дачи; в Разливе любили гулянья, по дороге прохаживались дачники, постоянно сновал народ. Некоторые газеты писали, что Ленин и Зиновьев бежали в Германию, но приказ об их аресте не был отменен, за их головы была назначена крупная сумма. Полицейские ищейки могли выследить связных, приезжавших в Разлив почти каждый день. Учитывая это, было решено поискать в окрестных лесах более надежное место для убежища. Такое место нашлось на берегу небольшого озера недалеко от Разлива. Это была поляна, со всех сторон окруженная лесом. Здесь можно было встретить только крестьян, да и то редко, потому что как раз была пора сенокоса. Дачи были отсюда далеко, и пикников тут никто не устраивал. Шалаш соорудили из стога сена, вынув из него нутро, и в этом жилище беглецам предстояло провести следующие три недели. Таким образом, шалаш превратился в своего рода штаб зревшей революции.

О лучшем месте укрытия и мечтать было нельзя. Кухней для Ленина служили вбитые в землю колья над небольшим костром. На них висел котелок, в котором Ленин кипятил воду для чая или варил картошку. Тут же при свете костра он по ночам писал свои статьи, склонившись над блокнотом, а потом они появлялись в петроградских партийных изданиях. Курьеров доставляли сюда окольными, сложными путями обычно к ночи. Всплеск воды под веслами плывшей к ним по озеру лодки оповещал об их прибытии. В жаркие дневные часы Ленин с Зиновьевым купались голышом в озере, а к вечеру они становились рыбаками, и емельяновские ребятишки помогали им тянуть сети. Дети стали заядлыми конспираторами, и Ленин с Зиновьевым вознаграждали их за труды, часами рассказывая им интересные истории. Бывало, они так увлекались, что не замечали, как наступала глубокая ночь.

Ленин всегда любил уединение. Зная это, рядом с шалашом ему оборудовали «кабинет» занятий, представлявший собой нечто вроде беседки, своды которой образовывали склонившиеся верхушки молодого ивняка. В «кабинете» была тень, там ему было спокойно одному, а кругом росли зеленые ивы. Здесь он читал газеты, регулярно доставляемые курьерами. Его очень забавляли появившиеся в газетах сведения, будто Ленин бежал из России в германской субмарине. Он громко хохотал и говорил: «До чего же глупы эти шутники! Что они еще придумают?»

Однажды их чуть было не обнаружили. Зиновьев отправился в лес с ружьем поохотиться на дичь и там повстречал лесника. Бежать было поздно. Лесник вынул записную книжку и начал задавать вопросы: «Где вы живете? Откуда вы?» Зиновьев был человек сообразительный. Он притворился немым, и лесник оставил его в покое. Отобрав ружье, он отпустил его. Спустя некоторое время Емельянов пошел к леснику, чтобы выяснить, не заподозрил ли тот чего недоброго. Оказалось, что лесник принял Зиновьева за батрака-финна, не говорящего по-русски.

Как-то раз у Ленина в шалаше побывал Орджоникидзе. Его доставили туда в лодке по озеру. Сойдя на берег, он увидел, как из-за стога сена вышел невысокий коренастый человек, но не стал задерживать на нем свое внимание. И тут он услышал знакомый голос: «Товарищ Серго, вы меня не узнаете?» Безбородый Ленин был совершенно неузнаваем.

Несколько недель жизни на свежем воздухе изменили его внешность, не говоря уже о том, что теперь он не носил бороды. Меньше всего он был похож на вождя революции, а скорее на типичного рабочего. К середине августа у большевиков созрел новый план — в целях большей безопасности перевезти его в Финляндию. Ему состряпали фальшивый пропуск для проезда через границу на имя Константина Петровича Иванова. На пропуск требовалась фотокарточка. Облик Ленина на получившейся фотокарточке поражает. Тут он в парике, в простой рубахе и в кепке, какие носили рабочие. У него округлое, пухлое лицо, в углах рта как будто играет затаенная озорная улыбка, глаза прячутся в складках век. Один почти закрыт, осталась щелочка, — это результат дорожного происшествия в Швейцарии, после которого у Ленина начались неполадки со зрением. Но вот что особенно примечательно в этом фотографическом портрете: в Ленине с измененной внешностью гораздо больше простого, человеческого, чем на других портретах, где он изображен в своем неподдельном обличье. Перед нами не вождь, перед нами обыкновенный человек. Отсутствует борода, которую он всегда любовно растил и которой придавал самые разнообразные формы в зависимости от настроения. Между прочим, борода была важным атрибутом его внешности, говорившим о том, что он принадлежит к образованным слоям населения; она выделяла его как человека, имевшего отношение если не к классу среднего буржуа, то, во всяком случае, к мелкому дворянству. Дворянином он был всегда и во всем. И хотя никто не величал его «ваше превосходительство», он всегда считал нужным подчеркнуть свою исключительность, держался особняком, и, даже живя на лесной поляне в одном шалаше с Зиновьевым, он не допускал его в свой «кабинет» под ивами. Но на фотографии это такой славный малый, хороший мастер цеха, добродушный и справедливый, любимец рабочих.