Анжелика в Новом Свете - Серж Голон

В последние часы перед торжественным ужином всех изгнали в мастерскую, в чуланы и даже в конюшню.

Чтобы скрасить ожидание детям, Элуа Маколле позвал их в свой вигвам. Это удвоило их веселье, потому что вигвам Маколле был тем таинственным местом, где они горели желанием побывать, но куда до сих пор вход им был запрещен.

Когда уже совсем поздно их позвали звуком рога из слоновой кости и звоном колокольчиков, которыми весело потряхивали Флоримон и Кантор, они бросились бегом, скользя и падая на обледенелом снегу; на пороге они остановились восхищенные, эти дети с Серебряного озера, так же восхищенные и изумленные, как и все дети в мире. Они дружно издали вопль восторга.

Зала сверкала множеством огней, и стол, стоящий посредине ее, ломился от всяких чудесных сокровищ и необыкновенных яств. И трудно было сказать, что потрясало больше – то, что радовало взгляд, или то, что услаждало обоняние запахом жареной кровяной колбасы и сластей.

Они застыли на пороге, трое малышей с Серебряного озера, и глаза на их покрасневших от мороза личиках горели, точно звездочки.

В этот момент Онорина перестала быть обиженной судьбой девочкой, над которой тяготел позор ее рождения.

В этот момент маленькие гугеноты забыли о тех непостижимых их детскому уму трагедиях, которые оторвали их от родной Франции и сделали сиротами.

Пришлось взять детей за руки и чуть ли не силой подвести к столу. А на столе, по обе стороны огромной диковинной вазы, на которой лежал пирог, словно живые, красовались две птицы со всем оперением. Малапрад, создатель этого шедевра, слепил их из теста и тушек копченой дичи. Настоящие клювы он позолотил, и они вызывающе блестели, глаза были сделаны из кусочков гагата.

Октав Малапрад качал головой и довольно улыбался. Он не помнил, чтобы подобное творение его хоть раз имело такой успех в Бордо, когда он священнодействовал там.

Эти царственные птицы сидели в гнездах из засушенных кабачков, которые лежали на двух блюдах сочного красного цвета, что еще больше подчеркивало их великолепие.

Такого же переливчато-красного цвета со всей гаммой оттенков угасающего огня были большие тарелки, стоявшие перед каждым из сотрапезников.

Этот необычный фаянсовый сервиз был подарком всем от служителей Вулкана. Они создали его в своих таинственных мастерских. Одни вылепили тарелки из глины, другие создали и перенесли на модели рисунок, Жоффрей де Пейрак составил формулу изготовления глазури из окиси свинца. Затем праздничные тарелки были обожжены в печи для купелирования, которую раздували кузнечными мехами Куасси-Ба и Кловис.

И вот теперь эти тарелки пылали ярко-красным пламенем на белоснежной скатерти, а рядом с каждой стояла очень скромная миска для хлеба из некрашеного дерева и маленькое оловянное блюдце, на которое можно было положить лесные орехи, сласти и сушеные фрукты.

А Флоримон был творцом двух огромных супниц с ручками в виде львиной головы. Госпожа Маниголь, приятельница Анжелики из Голдсборо, не жалела бы о своем утраченном сервизе работы знаменитого Палисси, если бы у нее был такой сервиз. На всем длинном столе нельзя было отыскать свободного местечка, так он был заставлен. По обоим концам его дымились блюдо черной и блюдо белой кровяной колбасы.

Чуть в отдалении на сервировочном столике стояли чарки и кубки, предназначенные для напитков. Бочонок бордоского, привезенный Никола Перро, бочонок водки и бочонок рома господствовали на деревянном возвышении.

На другом столе, более низком, лежала целая куча подарков, которые должен был вскоре раздать недолговечный «бобовый король».

А подвешенная на балке пустая тыква Флоримона с горящей внутри свечой во весь рот смеялась своей яркой улыбкой.

Флоримон представил ее детям:

– Мисс Пампкайн!..

Глава 27

Боб достался Бартеломи, а королевой он выбрал Онорину. Кто знает, возможно, ловкость рук Флоримона, который раздавал пирог, и помогла этой случайности. Но к чему такое подозрение? Просто случай оказался достаточно компанейским парнем, чтобы исполнить желание всех и осчастливить детство.

Анжелика порадовалась за Бартеломи, он был очень милый мальчик, хотя по-прежнему слегка косил и густая прядь прямых волос спадала ему на глаза.

Пунцовый от счастья, Бартеломи принял драгоценную серебряную корону из рук графа де Пейрака и сам возложил вторую корону на головку Онорины. Девочка тоже покраснела от волнения, но, казалось, был момент, когда ей хотелось отшвырнуть от себя этот стесняющий ее знак королевской власти. Однако гордость и удовлетворение удержали ее от этого шага.

Их кресла немного приподняли, и они владычествовали, сидя рядышком во главе праздничного стола. Короны из чистого серебра сверкали на их детских головках. Волосы Онорины, словно тончайшие золотые нити, ниспадали на ее плечи капюшоном, и она, державшаяся с осанкой королевы, с красиво и прямо посаженной головкой на белой шее, была прелестна.

Онорина была настолько счастлива, настолько проникнута величием своей судьбы, что сочла ниже своего достоинства бросить хотя бы один взгляд маме. Но она знала, что мама смотрит на нее. Она будто купалась в ореоле радости, и бесконечные комплименты, смех и шутки окутывали ее, словно фимиам.

Каждый раз, когда она подносила к губам свой кубок, все кричали: «Королева пьет! Королева пьет!»

Анжелика не отрывала от нее взгляда. Весь вечер ее не оставляла мысль, что она, некогда столько выстрадавшая, сторицей вознаграждена сейчас вот этими минутами счастья своего ребенка. Она не могла наглядеться на свою дочь, до того девочка казалась ей красивой.

Все в этот вечер принарядились, а кое-кто, как например, мэтр Жонас, синьор Поргуани и дон Альварес, даже надели на головы элегантные парики. И как только им удалось сохранить их?

Граф де Пейрак вышел в своем пурпурном камзоле, который был на нем в тот день, когда сожгли Катарунк. В этом праздничном одеянии с кружевным жабо и отворотами на рукавах он пришел в Вапассу. В сущности, то был его единственный костюм, и он хранил его сложенным в своем кофре. Всегда одевавшийся с изысканной элегантностью и весьма своеобразно, граф в то же время, казалось, не испытывал неловкости теперь, когда ему пришлось носить одежду из кожи и грубой шерсти. Но в этот вечер он предстал перед всеми в костюме дворянина, и Анжелика вновь увидела в нем присущую только ему величественность. Это был принц, печальный и блистательный.

Он вернулся из царства мертвых.

Из-под его темно-малиновой шелковой шляпы с пером на плечи ниспадали волосы, по-прежнему густые и черные, и только на висках они отливали серебром.