Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая (СИ) - Забудский Владимир

— Как же не помнить.

— Пока селение стояло, они не больно-то высовывались, а после войны выползли. Больные на всю голову, это сразу по глазам видно. Мы точно знали, что они повадились осквернять могилы около сгоревшего Храма Скорби, мол, неправильный то был храм, по их понятиям. Поговаривали, что они похищают случайных прохожих, торгашей там разных и бродяг. Но точно никто не знал, правда ли это, и они до поры до времени вели себя мирно, так что мы их просто сторонились. Приходили как-то к нам, пытались проповедовать свои учения, но мы их выперли взашей сразу же. Дружаня мой Серый за милю их гнилое нутро почуял. А святоши, оказалось, намеков не понимали. Через какое-то время пропали нескольких наших, в том числе ребенок. Наши разведчики вышли на след — их это рук было дело, сомнений быть не могло. Вот и пришлось с ними разбираться. Это был уже мой поход, Серый к тому времени чуть прихворал, так что руководство на этот раз мне доверил. Ну а я что? Я хоть и бесшабашный, но в тот раз решил действовать осторожно. Взял с собой дюжину лучших стрелков. У каждого была новенькая винтовка с навороченной оптикой — из тех, что нам Альянс подбросил в награду за то, что разобрались с нациками. С такой оптикой что ночью, что днем, добрый стрелок за две сотни шагов кабану в глаз попадет. А у нас стрелки были отменные. Окружили мы их логово, одну старую церквушку. Вначале аккуратненько поостреливали их дозорных, они даже тревогу поднять не успели. Потом заняли все возвышенности вокруг. Взяли их в осаду и несколько суток не давали спуску, только успевали по очереди дремать. Стоило кому-то из гадов высунуться — снайперы ему тут же башку отстреливали. Попробовали они раз выдвинуться к нам на машинах большим числом — подорвались на минах, что мы выставили, а оставшихся мы из винтовок положили. Пробовали бежать небольшими группками — ни одного не упустили, глаз у моих ребят орлиный. В общем, на четвертый день сами сдались. Я ни одного человека не потерял. Вошли мы к ним в «храм», Димон, чтобы наших пленников забрать, и на такое там насмотрелись! Давай без подробностей, а то меня до сих пор мутит, как вспомню. Чтоб ты понимал, из тех троих, кого они схватили, только один ребенок жив остался, да и тот, бедняга, не в себе был, до сих пор под себя ходит. В общем, кровь у меня вскипела и согрешил я в тот день так, что мама не горюй. Посганял этих чокнутых в их молельный дом, или как они там это называли, запер снаружи и уж не пожалел взрывчатки, всей что была, чтобы от этой адовой халупы камня на камне не осталось. Даже переусердствовал малеха — говорят, взрыв аж из Доробанцу было видно. Осколки метров на сто разлетелись, не меньше.

Поймав мой взгляд, Джером пояснил:

— Там дети были, и бабы, и стариканы — так мы их отпустили на все четыре стороны, кроме пары самых неадекватных. Я, Димон, не живодер какой-нибудь. Тебе может быть сложно это понять. Но у нас тут нет ни судей, ни прокуроров, ни полицейских, ни тюрем. У нас тут только одна справедливость — та, что ты сам сможешь установить. Вот я и установил, как умел. И, надо сказать, с того дня все эти странные исчезновения в округе прекратились.

— Я тебя не осуждаю, — вспомнив свое давешнее видение с матерью Марией, заверил я.

— Ну и отлично. Я тоже сплю спокойно, — кивнул Лайонелл, опрокинув чарку. — Так ты хотел знать, как я здесь старшим заделался? А так и заделался. Серый, кореш мой, с тех пор еще годик прожил. Чего не смогла сделать ни одна вражеская пуля, то сделала какая-то сраная болячка. Софья, врачиха наша, мастерица на все руки, но и она не все может. В общем, завещал мне Серый все свое хозяйство, вдовушка его, Ванда, вон на мне осталась — и отдал Богу душу в тишине и покое. Не так он себе это представлял. Да и я, честно сказать, тоже. Тяжело мне это далось: сидеть и смотреть, как он медленно гаснет. По мне, так лучше уж в доброй драке голову сложить. Но вышло, как вышло, прошлого не воротить. А народ-то что? Они к сильной руке привыкли, им новый атаман был нужен. Была пара кандидатов, казалось бы, попородистее, вон Беляк тот же хорохорился. Да и имечком своим ирландским я не вышел — тоже мне, казак Лайонелл. Ха-ха! Но меня люди хорошо запомнили за боевые заслуги, полюбился я им, по духу был близок, общался со всеми запросто, ничего из себя не строил, ну, ты меня знаешь — так что большинство свои голоса за меня отдали.

— У вас тут демократия? — удивился я.

— Так издавна повелось, атамана на вече избирают, всем людом. Как по мне — достойная традиция. Я не тиран какой-нибудь, чтобы против воли кем-то править. Да и не нужна мне особо эта власть. От нее только свободы меньше, а для меня дороже свободы ничего нету. После смерти Серого, честно сказать, вообще думал уйти отсюда, побродить по миру в одиночестве, повидать чего-то нового. Но люди просили остаться, и я не смог отказать. Прикипел я к этому месту, Димон, и привык чувствовать за каждого здесь ответственность. Даже и не знаю, смогу ли когда-то отсюда уйти.

§ 72

Некоторое время мы молчали, пережевывая соленья и свинину. Не знаю, было ли дело в крепком самогоне, или в чем другом, но рассказ Джерома произвел на меня глубокое впечатление, и я как-то совсем по-новому взглянул на человека по ту сторону стола. То был уже не своенравный хулиганистый пацан, какого я знал — то был настоящий мужик, ветеран многих войн, суровый лидер здешней общины, привыкший принимать непростые решения и жить с ними спокойно, не оглядываясь назад. В глазах Лайонелла я увидел огонек, какого не было ни у Беляка, ни у кого другого из казаков, которых я видел у костра, и теперь я явственно понимал, почему люди пошли за ним.

— Чего приуныл? — наполнив чары, переспросил Джером.

— Давай мне по половинке. А то сейчас так развезет, что язык повернуть не смогу.

— Ну смотри. Наша сивуха, чего уж там, непривычного к ней человека и взаправду может пластом положить! — хмыкнул он, наполняя рюмки. — Ну вот, знаешь ты теперь мою историю, Димка. Не больно-то она героическая, но уж какая есть. Вижу, о чем спросить хочешь. О Мей? Ну расскажу, чего уж там. Но только вначале хряпнем.

Влив в себя чарку самогона и звонко хрустнув соленым помидорчиком, Джером шумно выдохнул и молвил:

— Погорячился я, Димон, когда ее с собой потянул. Не место ей было тут. Ей бы с тобой уехать, в это ваше Содружество, в цивилизацию. Не из тех она, что будет свой нежный зад раз в неделю в грязной воде купать да зубы куском ветки чистить. Свобода не всем так дорога, как мне, иным комфорт куда милее. Но я тогда этого не смекал. Тут житейская мудрость нужна, а я пацан был, да еще и втюрился в нее по уши. В общем, пожила она у нас тут какое-то время. Войну пережила, раненым помогала, не унывала, держалась молодцом. Но никогда не думала о том, чтобы задержаться тут надолго. На этой почве у нас с ней постоянно были ссоры… Ну да, ты нас знаешь, мы с ней пять минут поговорить не можем, чтобы не поцапаться. В общем, наступил день, это еще в 77-ом было, когда к нам в станицу притащили одного израненного раскосого типа, которого дворняги чуть не задрали. Непонятно было откуда он вообще тут взялся, но видно было, что холеный, не из дикарей — рожа бледная, зубы ровные, шмотье заводского кроя. Мей, как водится медсестре, принялась его отхаживать. Я тогда был своими делами занят и как-то не заметил сразу, что она уж слишком много времени с этим типом проводит. Фрукт этот, оказывается, ни по-украински, ни по-русски, ни по-румынски — ни слова, только на китайском щебечет. А Мей этот птичий язык еще со школы знала. Пес его знает о чем они там кумекали по-птичьи целыми днями напролет, да только она от него не отходила, щебетала не умолкая, и задурил он ей голову по полной программе. Однажды, когда хрен этот, Цзы его звали, уже оправился и отъелся, Мей собрала всю станицу и давай переводить что он там стрекочет. А нес он ересь дичайшую. Сказал, что он родом из Евразийского Союза, из самого Нового Тяньцзиня, и что после какого-то там их университета записался добровольцем в какую-то там программу, по которой его забросили в нашу глухомань, чтобы он нес в темные массы свет коммунистической пропаганды. Тьфу! Будто мы не знаем что это за напасть! Но Мей на соловьиные речи этого хитрожопого китаезы крепко запала, да и на него самого. Он был как раз ее типаж: высокий, важный, голосистый. Ну, типа тебя, Димон, в общем. Начала вторить ему и пересказывать услышанные от него сказки о хорошем и добром Союзе, который всех нас к себе с радостью примет. Как ты понимаешь, у нас в станице такую пургу никому нести долго б не позволили. Мужики вступили, быстро этого хрена заткнули, началась ссора, чуть было не порешили его. Наказали ему сей же час убираться восвояси. Ну и…