Русская мифология. Энциклопедия - Е. Мадлевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стану я, раба Божия (имя рек), отговаривать у раба Божия (имя рек): Нутряная нутрянка, выйди с раба Божия (имя рек), из его белого тела, с его живота. Выйди в чистое поле, где пустота; там стоят столы дубовы, скатерти браны, питья медовы, яства сахарны. Тебя в гости звали! Затем веник выбрасывали в поле на запад. Для обведения больного места на поверхности и внутри тела использовали вытащенный из веника прут.
Нередко при лечении знахарями использовалась слюна, что свидетельствует о приписывании ей магических свойств. Слюной смачивали указательный или безымянный пальцы и смазывали больное место, плевали ею в определенную область на теле больного, неоднократно сплевывали в процессе врачевания.
Важное место в знахарстве занимала христианская атрибутика. Из предметов например, знахарь в своей деятельности часто использовал церковные свечи, крест, который обычно находился на божнице в красном углу, уже упоминавшуюся выше освященную воду, ладан. В качестве исцеляющего средства специалист мог давать больному на время записанную на бумаге молитву, которую тот, при клятве не разворачивать ее, носил в виде амулета рядом с нательным крестом до окончательного выздоровления. По прошествии же «урочного» времени бумагу следовало обязательно вернуть знахарю. Магическое действо знахаря, те или иные приемы, конец сеанса предварялись, сопровождались или завершались чтением молитвы, зачастую неоднократным. Наиболее часто употребляемыми молитвами при лечении, в том числе произносимыми прямо перед текстами заговоров были «Да воскреснет Бог», «Отче наш», «Богородице». Многие молитвы и заговоры с упоминанием тех или иных святых соотносились с определенными типами болезни. В заговорных текстах знахарь обращался за помощью к высшим силам. И нередко образы святых изображались в заговорах как непосредственные врачеватели:
Аминь. На мори на Окияне, на острове на Буяне лежит камень; на том камне сидела Пресвятая Богородице, держала в руке иглу золотую; вдевала нитку шелковую, зашивала рану кровавую; тебе, рана, не болеть и тебе, кровь, не бежать; аминь. Более древним в заговорах является обращение к природным стихиям и явлениям: к заре, воде, земле, месяцу. Так, например, при заговаривании зубной боли во время новика — молодого месяца — к ночному светилу обращались с вопросом:
«Князь молодой, рог золотой, был ли ты на том свете?» — «Был». — «Видал ли ты мертвых?» — «Видал». — «Болят ли у них зубы?» — «Нет, не болят». Дай Бог, чтобы и у меня, раба Божия (имярек), никогда не болели.
При произнесении заговора с обращением к той или иной природной стихии знахарь совершал также неоднократные поясные поклоны ей. В одном тексте архаичные образы стихий могли сочетаться с более поздними христианскими.
Лечение, чтобы быть эффективным, требовало от знахаря прежде всего, а также иногда и от больного соблюдения предписанных традицией норм поведения. К ним, в частности, относилось воздержание. Так, например, при лечении от порчи знахарь обращался с молитвой к Илье Пророку. В этом случае, согласно народным представлениям, и лекарю, и больному весь «Ильинский» месяц — июль — следовало жить «в чистоте души и тела и не иметь блудного греха», без чего лечение не могло быть успешно. К особенностям лечебной практики относилась неоднократность совершения тех или иных действий: знахарь произносил тексты заговоров, клал поклоны, дул, обливал больного и т. д. три, девять, двенадцать, двадцать семь раз — как того требовало учение, переданное ему старшим мастером. Некоторые детали облика знахаря и его действия во время сеанса подчас были странны, с обыденной точки зрения: для врачевания он надевал верхнее платье задом наперед, при произнесении заговора ступал ногами не вперед, как обычно, а назад, плевал через левое плечо или в сторону, шептал или бормотал. Все это в традиции осознавалось как необходимые меры, обеспечивающие успех в лечении.
Если человек, лечившийся у знахаря, начинал зевать во время сеанса, а потом, после посещения, хорошо спал, это воспринималось как показатель хорошего лечения и выздоровления. В народе считали, что с зевотой выходит болезнь. В современных записях этнографов отмечается, что сами знахари после лечения тоже зевают, а иногда болеют несколько дней, плохо себя чувствуют.
Вознаграждение за работу традиционно почти никогда не обговаривалось. Бывало, что знахарь его не всегда и брал, объясняя больному: «Дело божеское — за что тут брать». Иногда лишь он просил принести что-либо, необходимое для лечения: масло, сливки, скипидар и т. п. Вместе с тем, согласно народным представлениям, труд знахаря должен был обязательно быть вознагражден, иначе лечение могло стать нерезультативным. В мифологическом сознании оплата воспринималась как необходимая часть акта обмена, на другой стороне которого выступала деятельность знахаря, обеспечивающая выздоровление. Вознаграждение обычно представляло собой продукты крестьянского труда или что-либо из одежды.
Болезнь самого «знающего» расценивалась в народе как наказание его за что-то неправедное, совершенное им. Бытовало также представление о том, что неблагополучие детей знахаря напрямую связано с владением им магическим знанием. Вместе с тем знахари всегда пользовались большим уважением в крестьянской общине. Во многих местах «знающих» почитают до сих пор.
Пастух
Пастух был одним из важнейших людей в деревне. Само название этой «специальности» образовано от слова «пасти», означающего «беречь, хранить, держать в целости, охранять». Осознание значимости роли пастуха в обеспечении благополучия скота, жизненно важного для крестьянского хозяйства, нашло отражение в русской пословице: «У пастуха вся деревня в долгу».
К пастуху, однако, в деревенской общине почти всегда относились неоднозначно, что могло объясняться рядом причин. Как правило, пастухи отличались от обычных крестьян рядом особенностей. Чаще всего пастух был чужаком, его нанимали из другого селения, а иногда и из довольно далеких мест. Так на Новго-родчине ценились пастухи — выходцы из Псковской или Витебской губерний, в Каргополье — пошехонцы из Ярославской губернии и ваганы, жители окрестностей реки Ваги, протекавшей в Архангельской и Вологодской губерниях. Это соответствовало мифологическим представлениям о том, что выходец из чужих земель всегда сильнее своего «специалиста». Нередко в пастухи выбирали человека, не имевшего своей земли, — пришлого или переселенца, а также бобыля, сироту или одинокого старика, то есть не занимавшихся земледелием. Кроме того, зачастую в пастухи шли увечные, калеки и даже люди с психическими отклонениями и странностями в поведении, не способные к обычным крестьянским работам. В народе таких называли «неумственные», «нехитренькие». Все это снижало статус пастуха в общине. Вместе с тем крестьяне были уверены, что пастух силен не телом, а своими необыкновенными магическими знаниями и силой, позволяющими уберегать целое стадо в течение сезона пастьбы: с Егорьева дня до Покрова. Согласно пастушьему заговору, пастух может защитить вверенную ему скотину «от лютого зверя черного, от широколапого медведя, от перехожего пакостника-волка, рыскуньи-волчицы, от рыси и росомахи, от змеи и всякого зверя, и гада, и злого и лихого человека». Эти представления о пастухе в значительной мере компенсировали его общественную неполноценность. Сложность отношения к пастуху обусловливалась и тем, что его профессиональная деятельность, по мнению крестьян, была тесно связана с колдунами и колдовством, а также с миром нечистой силы.
Пастуха в деревне знали все. Его выбирали всем миром, в течение сезона он по очереди столовался и ночевал в каждом из крестьянских домов; иногда количество проведенных ночей под одной крышей зависело от числа голов скота, взятых пастухом под опеку из данного хозяйства. Ежедневно из того дома, где пастух ночевал, ему выдавали еду на день и, если бывало холодно, верхнюю одежду на время пребывания на пастбище. Всей же общиной ему собирали вознаграждение за работу, тоже в соответствии с количеством животных, которых он брал из каждого хозяйства. Вознаграждение давалось, как правило, три раза за сезон: в день первого выгона скота, в середине срока, который приходился на Петров или Ильин день, и по завершении пастьбы в день Покрова Богородицы. Обычно для оплаты пастушьей работы собирали продукты крестьянского хозяйства: зерно, картошку, яйца, творог, пироги, иногда мясо. Помимо выполнения хозяевами условий заключенного договора об оплате за пастьбу, пастуха за хорошую работу могли также всем миром отблагодарить дополнительно: например, покупали ему в складчину необходимую одежду.
По представлениям крестьян, пастух знал специальные слова и заговоры, имел особые предметы, владел механизмами магических действий, и все это обеспечивало благополучие его деятельности, а также возможность соотноситься с нечистой силой. Магические характеристики приписывались пастушьим предметам, многие из которых изготавливались только на один сезон, а по завершении пастьбы их уничтожали, как в традиции это обычно делали с ритуальными вещами. Так, к примеру, в свитый из бересты рожок пастух помещал кусочек пасхальной свечи: считалось, что при звуке такого рожка коровы должны собираться в стадо быстрее, а дикие звери разбегаться прочь. По народным поверьям, прикосновение кого-либо, кроме пастуха, к этому музыкальному инструменту разрушало его магическую силу и могло привести к беде со стадом. Одним из важных пастушьих предметов был посох. Посох вообще считался атрибутом колдунов и людей, наделенных магическими способностями. На пастушьем посохе, который тоже использовался лишь в течение одного сезона, отмечалась численность стада и сколько голов с какого двора принято пастухом под опеку. В Ярославской губернии верили, что пастух спокойно может отдыхать целый день, стоит лишь ему воткнуть свою палку в землю и произнести заговор. Эти действия, по народным представлениям, обеспечивают сохранность стада и не позволяют ему разбредаться. Аналогичная функция приписывалась поясу или ремню пастуха, на который был произнесен специальный заговор: утром пастух развязывал пояс или ослаблял ремень, и стадо спокойно расходилось по пастбищу, а в конце дня или в случае необходимости завязывание пояса или подтягивание ремня приводило к дружному сбору всей скотины. Если на поляну, где стадо пас пастух с заговоренным ремнем, заходил медведь, то он видел вместо коров камни или кочки, а коровы при этом вовсе не видели и не чувствовали присутствия зверя. Пастуший кнут, один из профессиональных атрибутов, изготавливался ежегодно. В некоторых местностях его делали особым образом. Так, во Владимирской губернии, после того как пастух был выбран, он обходил все избы деревни и в каждой брал пучок льна, из которого и плел себе кнут. Считалось, что по хлопку кнута как предмета, наделенного магической силой, коровы быстро собирались вместе.