Дневниковые записи. Том 2 - Владимир Александрович Быков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь я реабилитирован. Я не говорю даже и спасибо, ибо твой ответ только и мог быть таким, чисто деловым, таким же по духу, каковой я вкладывал в свою «критику».
Сейчас передо мной стоит задача, как, в каком виде, передать ей содержание твоего письма, и сообщить о своей «победе» – абсолютной уверенности в твоей мудрости и нашей, проверенной долгими летами, дружбе. Горжусь и тобой и собой: мы выше надуманных условностей!
Признателен за ответ в части лекций. Я примерно так и предполагал, что у тебя нет копий. Хотя жаль, поскольку твои устные выступления еще со студенческих лет всегда приводили меня в особо благостное состояние.
И, наконец, чтобы покончить с вопросами и репликами. Ты не сообщил ничего о моем предложении (письмо от 24.07), где я призывал, забыть о науке и, пока есть силы, написать что-нибудь на мемуарную тему.
Желаю вам с Зоей удачной поездки в Турцию. Привет от Аги».
«Опять ты молчишь дольше воспринимаемой мной нормы.
Понимаешь, у меня никого не осталось из духовно мне близких друзей, кроме тебя. Нет дорогого Олега, ушел мой друг (с тех же студенческих лет) Саша Калинин, а затем (несколько более позднего знакомства, но тоже еще совсем молодых лет, когда они только и могут затвердить тесную дружбу) – Володя Шнеер. И вот теперь, в плане духовности, остался только ты один. Не упоминаю здесь о друзьях по работе и прочих добрых знакомцах зрелых лет, хотя и они, ты знаешь, тоже уходят все в большем и большем числе. А ведь нам с тобой далеко за 80, за те, с которых, даже у весьма деловых людей, начинают катастрофически убывать умственные и физические способности, потенциал, полноценное восприятие информации. Не так ли?
И потому я все сильнее испытываю чуть не боль от недостатка общения, встреч, от возможного и ожидаемого, но не полученного от кого-нибудь, письма или звонка, от их кажущейся мне краткости.
От тебя же подобное вообще выше сил. Получил, не получил мое? Почему молчит? Неужели, думаю, трудно нажать компьютерную клавишу, и сообщить. «Дошло, отвечу позже». С таковым желанием я встречаю каждый день. Сжалься!
Полагаю, это важно не только для меня, но в той же степени, надеюсь (если исходить из твоих мне писем), и для тебя. Жду».
30.06.
Я уже упоминал о состоявшемся банкете по случаю 85-летия Нисковских. Ниже привожу мое Эссе по этому поводу.
«В. М. Нисковских – 85 лет
«Доктор технических наук, лауреат Государственной премии СССР, заслуженный изобретатель РСФСР. Награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, Отечественной войны, медалями. На Уралмашзаводе с 1947 г. В 1974 – 1992 гг. Главный конструктор. Один из создателей отечественной школы проектирования машин непрерывного литья заготовок криволинейного типа. При его участии изготовлены 36 таких криволинейных машин, которые работают на отечественных комбинатах, в Финляндии, Югославии, Словакии, Пакистане. Имеет 145 авторских свидетельств на изобретения. Автор печатных работ, в том числе одной монографии». Из книги «Инженеры Урала».
Такова краткая деловая характеристика Виталия Максимовича Нисковских, отдавшего Уралмашу 50 лет своей подвижнически-созидательной жизни.
Это в работе! Но ведь и в обычной жизни он также велик, как и в делах чисто производственных.
С Виталием Максимовичем меня связывают долгие годы не только совместной работы, но и крепкой дружбы, многочисленных встреч, речных и прочих походов. В последних, оставивших особо глубокие впечатления, кроме нас, постоянно участвовали Вараксин и Соколовский.
К сожалению, Олег ушел из жизни очень рано, перевалив лишь слегка за 40 лет, да и Алексей – тоже не поздно, всего на 60-ом своем году.
Мы были весьма несхожими натурами во многом. Что же тогда объединяло?
Кроме естественных общих интересов, связанных с работой, думаю, больше всего – любовь к природе (с ее полнейшим отсутствием, как я не раз отмечал, чего-либо тебя в ней возмущающего, с ее не критикуемой разумной рациональностью и красотой), и, пожалуй, еще нечто, проистекавшее, хотя и в разной степени и в разном проявлении, от авантюрного по природе характера наших натур. Из внешних обстоятельств можно назвать нашего Учителя – Главного конструктора Г. Л. Химича, который в не меньшем размере, чем мы, был способен к той же устремленности, даже просто увлекаемости, что можно отнести к нестандартному проявлению человеческих желаний и побуждений.
Все это, безусловно, способствовало скреплению нашей компании. Но оказалось, что и в походах мы обнаружили многое друг в друге, работавшее в том же духе. Мы, любили посидеть у костра с кружками, но были все, без исключения, весьма умерены в питие, а это немаловажный фактор при длительном совместном пребывании на природе. В молодые годы, когда еще некуда было направить избыток энергии, с удовольствием резались в карты, начинали непрерывную походную пульку обычно в первые часы отъезда, продолжали, по обстоятельствам, в лодке и расписывали ее окончательно, подъезжая к родному Свердловску. При этом, замечу, не сговариваясь, более осторожные из нас заметно старались проигрыш менее стойких подогнать в конце похода к приемлемому уровню.
Мы хорошо вписывались в нашу группу и дополняли друг друга и по прочим своим интересам и привычкам.
Соколовский оказался рыбаком до одержимости, и ловить рыбу начинал первым в любых «зверских» условиях и любого ее качества, вплоть до мальков. Изначальный походный завтрак обычно у нас состоял как раз из сковороды этих зажаренных малявок (вроде, даже нечищеных), выловленных Олегом ранним предрассветным утром при явной неудобице и злющем комарье.
Кроме этой «святой» обязанности он, как настоящий рыбак, был непревзойденным рассказчиком и вралем. Врал он бесподобно, входил мгновенно в роль и верил самозабвенно во все им рассказываемое.
Вараксин был спортсменом, слыл за организатора разных соревновательных и других подобного класса мероприятий, и с неизменным удовольствием бросался помочь там, где такая помощь кому-либо требовалась.
Я, в свою очередь, являлся походным поваром, вел расходную книгу и «прославился» разве тем, что из чисто прагматических соображений занимался благоустройством приобретенной лодки, как можно быстрым превращением ее в своеобразный тримаран путем приколачивания к бортам поперечной двухметровой доски с закрепленными на ее концах «поплавками», которые при нормальном положении перемещались над водой и лишь поочередно слегка по ней «пошлепывали», а при. резком наклоне лодки ударом о воду мгновенно гасили ее крен и тем лучше, чем резче было возмущение. Устройство оказалось весьма эффективным и позволяло нам не только без каких-либо
