Циклоп - Генри Лайон Олди

такого человека! Даже если волосы у него будут из золота, а дыхание — ладан и мирра, ты получишь его и возьмешь в науку. Люди, подобные тебе, должны продлиться — не в детях, так в последователях.

— Я больше не беру учеников, — ответил Симон. — Отныне и до конца моих дней.

— Опомнись, маг!

— Я сказал. И слово мое тверже подошвы мира.

2.

— Когда ты дрался в последний раз? — спросил Вульм.

Симон нахмурился, вспоминая.

— Давно, — буркнул маг.

— Как давно?

— Задолго до рождения твоего отца.

В вышине, крышкой колодца, уходящего в небо, плескался знакомый перламутр. Его отсветы ложились на землю, шатры, людей и стены башни. Мир проявлялся рельефно и зримо, с четкими обводами теней, и вдруг сливался в студенистую муть. Тени исчезали, расстояния скрадывались, цвета плыли. Это раздражало, понуждая всматриваться до рези под веками. Впрочем, маги, судя по их поведению, не испытывали особых затруднений. Просоленный до печенки морской волк, и тот не рискнул бы определить время по звездам и луне, но Циклоп был уверен: конклав не пропустит назначенный час.

Любопытствующие слуги толклись рядом. Возвести барьер для ограждения места поединка никто не спешил. На пространстве, свободном от шатров, вычертили круг шагов двадцати в поперечнике; тем и ограничились. Участники конклава, собравшись вместе, перешептывались. Время от времени кто-нибудь бросал взгляд в сторону Симона, оседлавшего стул. Амброз отсутствовал — видно, решил сидеть в шатре до последнего.

Босой, обнажен по пояс, как кулачный боец, в одних холщовых штанах, Симон Пламенный являл собой жалкое зрелище. Морщины без снисхождения избороздили угрюмое лицо. Дряблая кожа, вся в старческих пятнах, походила на дешевое сукно, траченое молью. Висели складки на животе и боках; выше явственно проступали ребра. Редкие седые волоски на груди; узловатые вены густо оплели предплечья. В жестоком сиянии перламутра Остихарос походил на мертвеца, поднятого из могилы.

— Как твоя рука? — Вульм начал разминать Симону плечи.

— Лучшая в мире. Эй, полегче!

— Терпи, боец, — хмыкнул Вульм, ослабив нажим. — Я тут пораскинул умом… Помнишь, ты рассказывал, как кулаком вынес дверь в башню Талела? Если бы ты собрал чуточку камня в правой руке…

— Магия во время поединка запретна, — отрезал Симон. — Забудь.

— А это разве магия? Это, как я понял, остатки Шебуба.

— Не говори ерунды.

— Твое дело, — упорствовал сегентаррец. — Но ты хотя бы попытайся!

— Отстань от него, — вмешался Циклоп.

Он видел, что все попытки Вульма помочь только раздражают мага. Хорошо, хоть Натан помалкивает. Сунется, придурок, с советами: «Пальцами не брать, руками не поднимать…»

— Хочешь его угробить?! Если Симон тебя послушает, окаменение ускорится…

— Я же хочу, как лучше!

— Все мы хотим, как лучше. А в итоге…

— Заткнитесь, — велел маг. — Оба. Я сам решу, что мне делать.

Он стряхнул с плеч руки Вульма и встал.

— Время! — возгласил Максимилиан Древний.

Маги засуетились. Едва ли не бегом они спешили занять места на границе круга, тщательно следя, чтобы не переступить ее хоть на пядь. Все, кто явился сюда ради наследства Инес, напомнили сейчас Циклопу ватагу сопляков, собравшихся посмотреть на драку заводил. Правда, цена победы в этот раз была много выше, чем в мальчишеской потасовке — его собственная свобода.

— Соперники готовы?

— Да, — громко ответил Симон.

И эхом от входа в ближайший шатер донеслось:

— Да!

Босой, с голым торсом, в шальварах черного шелка, Амброз быстрым шагом достиг границы — и встал напротив Пламенного. Он улыбался; казалось, вместо схватки его ждет приятная встреча с красавицей. В сравнении с Держидеревом старец выглядел еще более неприглядно. Да, рядом с быком-Натаном или гвардейцем, кому меч заменял жену, а седло — дом, Амброз живо полинял бы и выцвел. Но в целом, лишен мускулов атлета, королевский маг был мужчина в соку: хорошо сложен и крепок. Ни малейшего сходства с сухим деревом, как можно было бы ожидать. Женщинам такие нравятся; даром, что ли, похождения Амброза были притчей во языцех.

Перламутр замер, перестав мерцать. Резче проступили тени, предметы обрели предельную материальность. В этом мертвом свете гладкая кожа Амброза отблескивала глянцем — перед поединком он натерся снадобьем из дозволенных, травяных, на оливковом масле.

— Вы еще можете отказаться от поединка, — напомнил Древний.

— Нет.

— Нет.

— Правила вам известны?

— Да.

— Да.

— Войдите в круг.

Одновременно, словно превратившись в отражения друг друга, бойцы переступили черту. Сделав еще по шагу, они остановились. Маги на границе, как по команде, скрестили руки на груди. Что сделал не имевший рук Н’Ганга, осталось загадкой.

Ничего не произошло.

Бойцы ждали, и дождались. Томительную паузу оборвал звук охотничьего рога. Казалось, трубит ловчий, ведя по следу свору псов, и вскоре охота достигнет башни.

— Начинайте!

Симон врос в землю: камень камнем. С удивлением Амброз уставился на старца, затем пожал плечами — скорее для зрителей, чем для себя — и решительно двинулся вперед. По мере приближения к Остихаросу, стоявшему молча, с руками, повисшими как плети, вдоль дряхлого тела, решимость королевского мага таяла на глазах. Его движения замедлились, и наконец он остановился, не дойдя до Симона пары шагов. Чуть присел, согнув колени; без особой уверенности, словно стесняясь, выставил вперед руки. Ладони Амброза с прижатыми большими пальцами походили на ласты морского животного. Полон безразличия, Симон ждал. Амброз качнулся вправо, влево — старец дремал, не обращая внимания на угрожающие действия противника. На уроках тау-тё все было иначе. Амброза учили защите и нападению, и даже иногда хвалили. Но сейчас, когда дошло до дела, а соперник спит…

Я выгляжу дураком, подумал Амброз. Последним дураком.

— Сдавайся, Симон. К чему нам…

Сделав шаг навстречу, старец отвесил Амброзу пощечину. Резкий звук далеко разнесся по окрестностям; где-то завыли псы. Королевский маг вздрогнул, невольно отступив назад. Он ждал боли; ее не было. Амброз поднес руку к лицу: щека горела огнем. Единственным огнем, который сейчас имелся в распоряжении Пламенного.

— Зря. Поверь, ничего в мире не стоит…

Когда Симон замахнулся во второй раз, в Амброзе проснулась злость. Злость и азарт. Он без труда поймал Остихароса за запястье, дернул на себя, услышав тихий хруст, и пнул старого дурака в колено. Как подрубленное дерево, Симон грохнулся наземь. На границе круга рассмеялись. Амброз ждал. Он надеялся на этот смех, как отряд, зажатый в ущелье, надеется на подкрепление. Любой здравомыслящий человек на месте Остихароса не захотел бы служить посмешищем для коллег.

— Сдавайся, Симон. Как магу, тебе нет равных.

Старец с трудом встал.

— К чему нам длить глупую потеху?

Амброз приблизился, готов обнять сдавшегося противника. И, обманут поведением Симона, а вдвойне — надеждой на его здравомыслие, получил еще одну пощечину. Происходи