Гнев Ненаглядной - Леонид Панасенко

— Многим даже нравится, — засмеялась Этери. — Современному человеку катастрофически не хватает времени. Даже на отдыхе.

— А у Шевченко другая забота, — заметил Илья. — К нему поступают сотни запросов от тех, чьи отпуска продлила пандемия. Люди устали отдыхать, хотят заниматься делом. Кое-что мы, конечно, придумали: восстановительные работы по ликвидации последствий цунами, сто сорок человек Послали на фабрику биосинтеза — там, оказывается, многое уцелело…

— Рядом с нами, на площади Зрелищ, энтузиасты-философы организовали институт глобальных проблем, — добавил Славик. — Жарятся на солнце и ведут бесконечные дискуссии.

— Это лучше, чем планетарная праздность, — оживился академик и попробовал погладить болтливую рыбу. Та поджала губы и, вильнув хвостом, уплыла. — Кстати, снятие карантина — вопрос нескольких дней.

Над Бесконечным городом в ночном небе вдруг расцвёл фейерверк. Затем разноцветные огни сложились в слова, поплыли вдоль берега: «Мы полюбили! Будьте сегодня нашими гостями! Индекс 14716. Бианка, Чэд».

— Вот это я понимаю, — засмеялся Илья. — Это и есть давление жизни. Ненаглядная, будто старуха-ворчунья, нам козни строит, а нас на свадьбу зовут. Пойдёмте, друзья?

— Пойдём, — хором ответили ему.

Возвращались со свадьбы утром. Егор и Этери, переплясавшие за ночь чуть ли не все танцы мира, разулись и, поотстав от компании, брели по мокрому песку. Иногда набегала полусонная волна, разливалась пенным прибоем. Пена тут же таяла, уходила в песок.

— А всё-таки к тайне мы не приблизились ни на шаг, — с грустью заметила экзобиолог. — Я знаю, что гипотеза Ефремова—Висвалдиса специалистами опровергнута. Но ведь других объяснений происходящего попросту нет.

— Я неплохой интуитист, — сказал Егор, переступая через очередную гирлянду светящихся подводных цветов. — По крайней мере специализировался раньше, да и здесь пробовал… Странное дело: на Ненаглядной всё время получается зеркальный эффект. Я чувствую опасность, но вижу… себя или друзей. Значит, причину всё-таки надо искать в нас самих… Экологическая несовместимость, о которой все толковали, — самое простое… Может, есть более высокие уровни общения с мирами, влияния на них? Скажем, эстетический? Наш друг Антуан перед смертью то ли шутил, то ли предупреждал: «Я знаю женщин… Мы ей просто не понравились».

— Это слишком, — улыбнулась Этери. — Отвлечённо и уж очень абстрактно: нравится — не нравится…

— Разумеется, — согласился Егор. — Конкретных загадок чересчур много, чтобы объяснить их общими суждениями. Вот ещё пример таковой. С одной стороны, таинственная Стерилизация. С другой, заметьте, ни один ребёнок от злоключений планеты не пострадал, в том числе и от пандемии… Одно знаю наверняка: после «принудительной побудки» у меня напрочь пропало ощущение опасности. По-видимому, всё же что-то сдвинулось, изменилось. В лучшую сторону, разумеется.

— Как вы сказали? — засмеялась Этери и нараспев повторила: — При-ну-ди-тельная побудка… Но зачем? Зачем нас будить кому бы там ни было?

Егор хотел ответить сакраментальным «не знаю», однако его внимание привлекла непривычно молчаливая толпа, собравшаяся возле одной из прогулочных яхт. Недавний прилив оставил её на песке шагах в тридцати от воды.

Янин, Илья и Славик, которые шли впереди, тоже остановились.

От толпы отделился парень в олимпийском тренировочном костюме, подошёл к ним.

— Среди вас нет врача? — спросил он. — Там с девчонкой неладно.

— Что произошло? — Илья выступил вперёд.

— Не знаем, — парень пожал плечами. — Мы с утра работали, молодёжно-спортивный лагерь. Берег убирали. Вдруг наши девочки зовут: посмотрите, мол, что с ней… Её, кажется, Таней зовут. Она из местных…

Илья поспешил к яхте. Ещё издали он услышал негромкий, срывающийся голосок, который возвысился на слове «торопитесь», и оборвался.

— Пропустите врача, — сказал кто-то из толпы.

Девушка держалась за борт яхты, неудобно вывернув руки и изогнув спину. Голова её запрокинулась, серебристо-чёрные волосы рассыпались, глаза были полуприкрыты.

«Сумеречное состояние, — сразу определил Илья. — Она в оцепенении, ничего не чувствует».

— Давно в трансе? — спросил он окружающих.

— Полчаса, не больше, — ответила пожилая женщина с гордым и тонким лицом. На ней тоже был олимпийский костюм. — Помогала моим девочкам сжигать сухие водоросли. Затем отошла в сторону… Ей сделалось плохо… Теперь вот прорицает…

Девушка вдруг снова вздрогнула, выпрямилась, будто тело её испытало нечто вроде удара тока, заговорила:

— Не останавливайтесь! Торопитесь! Остановка — смерть! Без вас невозможно…

Слова вновь объявившейся пифии то и дело рвались, пропадали, ещё не успев родиться, будто неведомая воля, завладевшая девушкой, не находила нужных понятий. Она скорее всего продуцировала некую общую мысль, а сознание перципиентки искало уже словесное выражение,

— Вы должны измениться! — голос девушки опять возвысился. — От вас исходит болезнь! Торопитесь! Без вас невозможно…

Она замолчала, безжизненно поникла.

С тихим свистом над толпой спикировал санитарный гравилет. Илью отстранили. Рослый негроид в белом комбинезоне неуловимо быстрыми движениями пальцев снял напряжение с оцепеневших мускулов девушки, подхватил её тело на руки.

— Имеем новое действие, — вздохнул Янин, когда они подошли к административному центру. — Увы, оно только умножило загадки. Нам втолковывают: от человека исходит какая-то «болезнь». Но что значат слова пифии: «Вы должны измениться»? Как? В чём? Зачем и куда нам советуют торопиться?

Он махнул рукой, проворчал, обращаясь к Илье:

— Пойду к Шевченко. Покажу ему запись этого прорицания. Вы на всякий случай узнайте — не было ли других пифий и что предсказывали они.

Кто-то бежал коридором.

Илья прогнал остатки сна, прикинул: вот человек пробежал мимо зала общений, комнаты Егора, рубки ментосвязи… Что такое? Куда подевался грохот тяжёлой обуви? И вообще — что за спешка?

Он направился к двери — та спряталась в стену, будто растворилась.

На белом ворсе коврового покрытия лежал Франц. В своём размалёванном «живыми сюжетами» комбинезоне, разодранном на груди и плече, болотных сапогах. Дикий и страшный, весь в грязи, тине, какой-то сизой паутине. Лицо его заросло щетиной, глаза лихорадочно блестели. Анаконда на комбинезоне пожирала саму себя.

— Не подходи! — прохрипел предводитель Нищих. — Ты тоже можешь попасть… Не знаю, как назвать это. Неважно, — бормотал он. — Неважно как называть, но я в фокусе… Не подходи, говорю!.. Сломался чёртов гравилет, я спешил, чтобы успеть — менял образ мыслей, играл, ускользал. Она чересчур большая, ей тяжело поймать такую малость. Но снизошла, я чувствую, выследила… — Франц то ли заплакал, то ли засмеялся. — Ко мне снизошла… чтобы раздавить.