Призрачная любовь - Лаура Уиткомб

— Тишина, — предложила я. — Безмолвная вечность.

Джеймс написал: «Меня окружало безмолвие, рожденное разумом Бога». Он тихо хохотнул и вновь застрочил карандашом. «Я чувствовал…» Поразмышляв немного, он с улыбкой закончил начатую фразу: «…что кто-то невидимый сидит рядом со мной».

— Джеймс, — ворчливо сказала я.

— Но это правда, — шепотом ответил он.

— Лучше напиши, что мистер Блейк мог думать о самой библиотеке.

— Насколько я понял, он находил ее неприятной, — отозвался Джеймс. — Потому что тут не играет громкая музыка и тебе не разрешают жевать пирожки.

— Мне пора уходить.

Я чувствовала, что мистер Браун собирался уезжать домой. В данный момент, остановившись в вестибюле, он разговаривал с другим учителем. Но вскоре, если я не поспешу, он умчится без меня. Паника острыми мышиными коготками пробежала по моему позвоночнику. У меня оставалось не больше двух минут.

— Мы же только начали, — возмутился Джеймс. — Ты не можешь так просто покинуть меня.

— Хорошо, но будь серьезным.

Я попыталась дотянуться до его правой руки и овладеть карандашом. Но он со смехом отодвинулся от меня:

— Мисс Элен, у вас имеются какие-то предложения?

— Перестань, — прошептала я.

Джеймс посмотрел мне в глаза, желая убедиться, что я не рассердилась.

— Почему ты шепчешь? — тихо спросил он.

— Потом что библиотека — это священное место.

«Библиотека — это священное место», — написал он на бумаге.

— Тебе полагается быть мистером Блейком, — напомнила я. — Сделай хотя бы несколько ошибок.

Джеймс подумал немного, подтер резинкой букву «я» и поменял ее на «е». Теперь библиотека стала «свещенным» местом.

Я почувствовала, что мистер Браун удалился на самую окраину моего восприятия. Боль уже вливалась в кости, но я старалась не показывать этого. Мне хотелось продлить свидание с Джеймсом. Однако я знала, как важно было не попадать под власть желания. Меня могло затянуть вниз, как это случилось со мной при прежнем хозяине во время пьесы Шекспира.

— Мне пора уходить, — сказала я.

Джеймс ответил строкой на странице: «Призрак угрожает забрать свой божественный свет из этого места». Его шутка очаровала меня. Когда я снова потянулась за карандашом, он опять со смехом отдернул руку. Внезапный озноб заставил меня отпрянуть от стола.

— Если ты хочешь что-то предложить, я готов тебя выслушать.

Взглянув на меня, он, наверное, увидел испуг в моих глазах. Улыбка тут же исчезла с его лица. Затем мы услышали сердитый голос:

— Какого черта ты тут делаешь?

Мы оба вскинули головы. Будь у меня ружье, я, не раздумывая, выстрелила бы в это животное. Перед нами стоял парень, одетый в грязную армейскую куртку. Я заметила шрам на его щеке. Он хмуро смотрел на Джеймса:

— Хочешь отмазаться от нас и прикинуться психом?

— Привет, — с недовольным вздохом ответил Джеймс.

Он убрал лист бумаги в сумку и сунул карандаш в карман. Парень сел за стол напротив нас.

— Где ты был? — спросил незнакомец. — Почему ты ведешь себя, точно мы тебе не знакомы?

— У меня было сильное отравление, — произнес Джеймс. — Несколько дней выворачивало кишки наизнанку.

Парень осмотрел его сверху донизу, не очень веря в искренность собеседника:

— Грэди сказал, что ты валялся в передозе.

— В чем-то он прав, — ответил Джеймс.

Я встала со стула и начала медленно уплывать. Проходя через Джеймса, я почувствовала трепет. Он протянул ко мне руки, притворяясь, что потягивается. Мы слились в одно целое. Такая близость может быть доступна лишь духу и смертному. Мне хотелось обнять его, но меня внезапно остановила стена холода. Ослепленная, я подняла руки вверх и почувствовала мокрую грязь — влагу на крышке гроба или на протекающем потолке подвала. Мистер Браун уехал без меня. Я отчаянно пробивалась через потоки холода и слои грязи. Леденящий озноб накатывал волнами, как порывы дождя, хлеставшие в лицо. У меня пропал голос, и я не могла позвать на помощь. Мое тело извивалось в земле, а рядом слышался смех школьников, гудки автобусов, грохот мусорных ящиков. Наконец мои пальцы почувствовали цементное покрытие. Темноту пронзил белый свет, и я оказалась на заднем сиденье в машине мистера Брауна. Лучи солнца, отражавшиеся в зеркале заднего вида, били мне прямо в глаза.

Остаток вечера я вертелась вокруг хозяина. Мистер Браун и его супруга готовили ужин, смотрели телевизор, заполняли счета для оплаты, читали журналы и болтали перед сном в постели. Когда они выключили свет и устроились в объятиях друг друга, я решила прогуляться по саду. Меня остановил голос хозяина:

— В последнее время я часто думаю об имени ребенка.

— Ты говоришь о мальчике или девочке? — спросила она.

— Как тебе нравится имя Эрин? — поинтересовался он. — Оно подойдет для каждого случая.

За время их брака я ни разу не слышала, чтобы они говорили о детях — точнее, мой хозяин упоминал об этом, но только как об отдаленной возможности. Услышанное напугало меня. Видимо, они вели подобные беседы много раз — почти наверняка в те моменты, когда я оставляла их одних в постели. Все мои прошлые благодетели были бездетными. Я десятилетиями не сталкивалась с детьми, хотя иногда видела их в парках, в магазинах и в домах, которые посещали мои хозяева. Но в данном случае все радикально менялось. Это был бы ребенок мистера Брауна. Я б сталкивалась с ним везде, каждый час моего существования!

— Как пишется это имя? — спросил миссис Браун.

— «Эй» — «ай» — «ар» — «оу» — «эйч» — «эн» — «джи».

Она засмеялась в темноте.

— «Джи» не произносится, — напомнил мистер Браун.

Я замерла на месте, застряв в стене спальни.

— Может, для девочки и подойдет, — сказала супруга хозяина. — А у тебя нет других имен для мальчика?

— Чаунси.

Миссис Браун захохотала:

— Нам придется оплачивать уроки карате, чтобы его не били каждый день в школе.

— Ладно, как насчет имени Батч? — спросил мистер Браун. — Для девочки, естественно.

Несмотря на темноту, я увидела, как он приглушил ее смех поцелуем.

— Ну что, приступим к зачатию? — спросила она.

— Лучше подождать, если ты не хочешь париться с животиком жаркими летними днями.

— Я не против, но только не давай мне скучать.

Хруст простыней заставил меня вылететь в гостиную. Мой ум терзался мыслями, перед которыми логика трусливо поджимала хвост. Я беспокойно перемещалась по комнатам, неосознанно вздымая шторы или вызывая скрип половиц. Во мне кипела ярость плененной пантеры. После отчаянных метаний я долго сидела на крыше и смотрела на звезды. Мой ужас был необъясним. Возможно, меня пугало интуитивное знание о том, что младенец почувствует мое присутствие. Эта мысль застряла комом в моем горле. Будет ли ребенок бояться меня? Внутренний голос отвечал мне: «Да, ты опасна для него». Внезапно я поняла, что стала нежеланной в доме мистера Брауна — это хуже, чем быть незваной гостьей. Я попыталась вспомнить свою жизнь в домах других хозяев, но вместо этого увидела жуткий образ: дверь подвала и полку с корзинами. Я помчалась к машине, надеясь спрятаться там от навязчивых мыслей. Забежав в темный гараж и свернувшись калачиком на заднем сиденье автомобиля, я разрыдалась. Из меня изливались безводные потоки слез, не приносившие никакого облегчения. Мне хотелось убежать в классную комнату или в библиотеку, однако я понимала, что это было невозможно. Слишком далеко для обреченного призрака. Я не могла перемещаться в одиночку на такие расстояния. Мне, безутешной пленнице, лишь оставалось обливаться до утра сухими, как кость, горькими слезами.