Ветер и крылья. Старые дороги - Гончарова Галина Дмитриевна

Катарина кивнула.

Муж был прав, как и всегда. Что ж…

– Хорошо, Жако. Я поговорю с подругами и пригляжусь к девочке. А младшие?

– Пока – глина. Лепи что пожелаешь. Чистый лист.

Катарина задумчиво повертела в руках четки.

– Но при правильном воспитании пользу может принести каждый. Жако, ты меня убедил. Я пригляжусь к девочкам, обещаю.

– Кати, родная, я всегда в тебя верил.

– Я пойду спать, – поднялась из-за стола ньора. – Завтра будет тяжелый день.

Джакомо тоже встал.

– Дорогая, я умоляю простить меня… я с дороги и безумно устал. Но если ты разрешишь мне прийти сегодня… хотя бы спать с тобой рядом. Я так люблю обнимать тебя, и знать, что ты со мной, слушать твое дыхание, чувствовать твой аромат…

Катарина покраснела.

– Я буду счастлива, Жако.

И быстро ушла к себе.

Джакомо улыбнулся ей вслед и вернулся к столу. Да, в юности он сделал верный выбор. Бабами очень легко управлять, зная, как они устроены. Если бы он сказал, что устал и в ближайшие два-три дня ни на что не способен, супруга могла бы обидеться.

А поменяй формулировку? И Кати счастлива.

Ей надо быть спокойной и счастливой, потому что иметь дело с эданной Феретти – это жуть жуткая, незабываемая. Вот ведь…

И у братца ума было что в пустом шлеме, и у его супруги так же… убил бы! Действительно интересно, в кого у них старшая девчонка пошла?

Страшное сочетание, умница и красавица, мужчины в очередь выстроятся, чтобы ее только увидеть. И этим тоже можно будет поторговать…

Что-то получить, где-то выиграть… он еще с Фредо Лаццо поговорит, вот уж кто умен, так это тесть. Конечно, поделиться чем-то придется, но это уже мелочи. Главное, самому Джакомо почти ничего и делать не придется. А это хорошо, это очень хорошо.

Мия проснулась утром с ощущением чего-то неправильного.

Неприятного…

Внизу живота болело, тянуло, она ощущала себя разбитой и измученной…

Что происходит? Что с ней такое? Она заболела?

Девочка откинула одеяло, собираясь выбраться из кровати, и с ужасом уставилась на пятно крови.

Она поранилась?

Но… когда?! И чем? И… и как?! Где рана?

Может, через пару минут она бы и сообразила, но дверь в комнату стукнула. Вошла мама.

Очаровательная, как и всегда, серое платье только подчеркивает блеск золотых волос…

– Мия, уже почти вечер. Все давно проснулись, мы начали за тебя беспокоиться…

Взгляд Фьоры упал на простыню.

– Ах вот оно что? Ты стала девушкой…

Теперь Мия и сама сообразила. Но… неприятно же!

И живот болит!

– Мама, это всегда так?

Фьора сморщила носик.

– Да, дорогая. Всегда.

– Больно…

– Я понимаю, Миечка. Сейчас я прикажу служанке принести тебе все необходимое и помогу в первый раз.

Мия кивнула с благодарностью.

Фьора, конечно, своеобразный человек. Но здесь и сейчас весы качнулись в сторону Мии. И это радовало. Эданна Феретти отдала приказания, потом вернулась к дочери и приобняла ее.

Мия благодарно ткнулась лицом ей в подмышку.

– Мамочка…

– Все хорошо, Миечка. Это со всеми бывает, это случается. Рано или поздно все девочки становятся девушками…

Служанка принесла специальный передник и что-то еще, положила на стул и вышла вон. Фьора продолжала уговаривать дочь:

– Неприятно, конечно, но зато теперь ты можешь выйти замуж, можешь рожать детей…

– Не хочу, – фыркнула Мия.

– Рано или поздно захочешь. Пойдем, я покажу тебе, как это надевается…

Фьора уже успела встать, выпить горячего отвара из лепестков роз с булочками, поболтать о том о сем с ньорой Катариной и найти ее пусть страшной, но полезной.

А почему нет?

С ней вполне можно сходить в церковь.

С ней можно нанести даже некоторые визиты. Это дане не подобает разъезжать где захочется, но для вдов правила другие. Тем более в Эвроне.

А еще… рядом с ньорой Катариной Фьора будет сиять, словно солнце. Она и так очаровательна, а будет вообще великолепна!

М-да…

Только Мия…

Фьора не была слепой и отлично видела, что дочь превосходит ее во всем. Ум, внешность, характер… Если Фьора появится рядом с Катариной, она будет королевой. Если Фьора появится рядом с Мией, все восхищенные взоры достанутся дочери. Увы, это приходится принимать. Мия молода и очаровательна, ей всего двенадцать лет. Фьоре уже двадцать семь… какое ужасное число!

– Ой!

Задумавшись, Фьора слишком сильно дернула завязки передника. Специального, кожаного, который надевался под юбку и призван был беречь ее от пятен крови – мало ли что?

Мия вскрикнула от неожиданности.

И в эту секунду Фьора заметила…

Лицо девочки словно бы поменялось. На долю секунды черты Мии стали более размытыми, словно смазанными, маленький носик раздался вширь, глаза стали вовсе уж огромными, расползся рот…

– МИЯ!!!

– Мама?

Девочка испугалась выражения лица Фьоры. Серьезно испугалась. Никогда на ее памяти мать так не выглядела.

Бледная, с мгновенно выцветшим румянцем и словно бы провалившимися глазами…

– Мама, что-то не так?!

Не так?!

Не так было все! Потому что от испуга поменяли цвет и волосы Мии… были светлыми, как у Фьоры, а стали вдруг ярко-рыжими…

Каким чудом женщина взяла себя в руки?

Как не закричала, не забилась в истерике… впрочем, такое случается даже у самых отъявленных трусих: в какую-то секунду разум берет вверх над чувствами.

А может, горло перехватило.

Но девочку, которая готова была уже бежать из комнаты, Фьора тоже перехватить успела.

– С-с-с-стой…

Мия замерла на месте.

– Мама?!

– Сейчас-с-с-с-с… отпус-с-с-стит… – Фьора шипела на выдохе, словно змея.

– Что случилось?!

– Миечка, ты сядь, успокойся… приди в себя.

Фьора коснулась пояса. Там, в золоченом чехольчике, висело маленькое зеркальце. Подарок супруга. Сейчас оно пригодится.

– Да, мама…

Мия постепенно успокаивалась, посветлели волосы, вернулись прежние точеные черты личика. И если бы не испуг, Фьора могла бы подумать – привиделось.

Но…

Слишком силен был старый страх, чтобы сейчас она позволила себе так думать.

Не привиделось и не забудется, и молчать об этом нельзя. И сказать надо так…

– Мия, возьми зеркальце, посмотри на себя.

– Да, мама…

– А теперь попробуй представить себя с черными волосами.

– Зачем?

– Мия, попробуй. Пожалуйста.

– Ладно…

Девочка поглядела в зеркало, сосредоточилась. А в следующий миг звякнул об пол металл, вскрикнула Мия, вовремя заглушенная матерью.

Светлые волосы девочки быстро чернели. Правда, отдельными прядями, но Фьора понимала, что это дело наживное. Просто Мия пока ничего не умеет…

Только вот она научится. Они все этому быстро учатся.

– Чш-ш-ш-ш-ш-ш!

Несколько минут Мию пришлось просто держать, чтобы девочка не забилась в истерике. А потом Фьора поняла, что дочь обмякла, успокаивается, да и волосы стали светлеть.

Конечно, сейчас это ненадолго…

– Мама?

– Миечка, ты пришла в себя?

– Да, мама… что это?! – почти стоном вырвалось у девочки. – Мне показалось?!

– Нет, детка, – грустно отозвалась эданна Феретти. – Тебе не показалось. Ты действительно перевертыш.

Мать и дочь сидели рядом, на кровати. И Фьора тихо-тихо рассказывала Мие очень старую историю.

Историю своего рода.

– Я думала, детка, что все это в прошлом. Правда думала. И у матери это не проявлялось, и у меня тоже никак… ты сама видишь. А вот тебе досталось. Ты уж прости меня… я действительно думала, что все прошло и не вернется.

– Что это такое – перевертыш? – тихо спросила Мия. – Что это значит… как вообще…

Она запуталась в словах и умолкла. Но заговорила Фьора, отлично понимая, о чем хочет узнать ее девочка.

– Перевертыш, Мия, это значит, что ты сможешь принимать любое обличье. Какое сама захочешь.