Гвардия, в огонь! - Юрий Корчевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лентяй! – пробормотал человек. – Вернёмся, напишу докладную.
И мужчина сделал шаг вперёд. Видимо, почувствовал за стеной чужого, а может – унюхал, кто знает? Начал поворачиваться, Илья понял – медлить нельзя, ударил ножом в правый бок, в печень, выбора не было. Тут же ножом сверху, в подключичную ямку. Не совсем то, смертельный удар наносится слева, но враг стоял к нему правой стороной. И всё равно удачно вышло, диверсант упал, захрипел, и Илья добил его ударом в сердце. Нож убрал в ножны, вытащил из кобуры пистолет, неслышно ступая, вошёл в избу. В коридоре полоса света из приоткрытой двери. Осмотрел – никого нет. Открыл дверь – комната пуста. Подхватил убитого за ноги, втащил в коридор, бросил. Затем прикрыл наружную дверь на засов, кинулся в комнату. Надо осмотреть. В углу, на табуретке, стояла, попискивая, рация. Сначала решил разбить. Руку протянул, а из наушника знакомый голос Левитана.
– Говорит Москва. Сегодня, 29 июня, наши войска продолжали упорные бои …
Илья не дослушал, выключил рацию. Нет, разбивать он её не будет. Рация батарейного питания, поработает какое-то время на приём. Выключил её, под табуреткой валялся вещмешок. Уложил туда рацию, а к ней отдельно ещё блок питания. Быстро обшарил комнату, обнаружил наполовину исписанный карандашом блокнот. Группы цифр, наверняка шифрованная радиограмма. На столе бутылка водки початая. Сделал крупный глоток. Водка тёплая, противная и закуски никакой. Обыскал убитого. Командирская книжка, выпачканная кровью, расчёска, толстая пачка советских денег.
Забрав рацию, задул свечу, приоткрыл дверь на улицу, прислушался. Тихо. Рацию в кабину уложил, на сиденье, потом перебрался на место водителя. Ключ торчал в замке зажигания. Впрочем, замок примитивен, можно провернуть отвёрткой, концом ножа. Завёл мотор, вытянул на себя включатель фар. Они уже по-фронтовому в чехлах с узкой прорезью, видимость на двадцать метров и пучок света тусклый. Угнать грузовик мысль пришла в последний момент, когда на крыльце с рацией стоял. Не тащить же на себе тяжёлую рацию и блок питания. А ещё не хотелось бросать «сидор» с консервами. На малом газу, на второй передаче, въехал в лес по тропинке. Селяне её использовали для походов за дровами, грибами, ягодами. Тележка селянина проезжала бы легко, а грузовик протискивался, ломая ветки. Потом тропинка вывела к просеке. Проехал по ней километров пять – семь, загнал грузовик в чащу, чтобы с просеки видно не было и сверху, с самолёта. Взяв в руку пистолет, откинулся на спинку сиденья. Неудобно: сидение просиженное, пружины выпирают. Как на таком сиденье водители большие расстояния проезжали? Или изменила его прежняя жизнь? Вздремнул до рассвета, часика три получилось. Не полноценный сон, но отдых взбодрил. Забросив провод антенны на ветку, включил рацию. Зашипело, затрещало, в эфире помехи. Ровно в шесть утра сообщение Совинформбюро. Илья жадно слушал новости. Хотя бы узнать о линии фронта. Но известия были расплывчатые. Опять говорили про упорные бои. Единственно, что уяснил, в Белоруссии бои велись на Слуцком направлении. О Минске, Молодечно, Борисове – ни слова. Но слышать советского диктора было приятно. Сразу училище своё вспомнил, сослуживцев по отряду. Эх, сюда бы весь отряд, задали фашистам перцу! Но, увы, действительность не радовала. Забрался в кузов, вытащил на природу рюкзак с провизией. О! Богато снабдили диверсантов харчами! Причём все советского производства, видимо – захвачено на продскладах. Тушёнка, каша с тушёнкой, частики в томате, сухари в вощёной бумаге. Случись проверка на дороге – ничего подозрительного. А как же взрывчатка? Илья полез в кузов, развязал горловину сидора. Точно, тротил в брикетах и тоже отечественного производства. Хорошо подготовились фрицы! Полдня просидел в машине, отдыхал. Слушал рацию, ел консервы. С тяжким вздохом покинул грузовик. На своей карте карандашом метку оставил в виде точки. Будет туго – можно вернуться. Кто найдёт грузовик в глухомани? Только если случайно.
Двигался не по просеке, а сбоку её, между деревьями. Вроде не намечал себе цели, а вышел к разъезду Тюрли. Ошибиться никак нельзя, поскольку на здании маленького вокзала надпись есть. Илья за деревьями сидел, между ним и перроном и вокзалом станционные пути. Слева и справа на удалении пятьсот метров стрелки и будки стрелочников. По рельсам туда-сюда мельтешит маневровый паровоз, довольно кургузого вида, без тендера, толкает вагоны. На платформах несколько подбитых танков стоят, а ещё укрытые брезентом станки и оборудование эвакуируемых заводов. А рядом со станками люди в рабочей одежде, тоже в тыл страны выезжают. Невелик разъезд, а народу много, пожалуй – в мирное время такого людского наплыва не было. На станционные пути вкатился со стороны Витебска эшелон. За паровозом теплушки, на стенке которых надпись «Восемь лошадей или сорок человек». Теплушки небольшие, двухосные. Илья таких раньше не видел никогда. Эшелон встал, из него высыпали люди, бросились к станционному зданию за кипятком. У всех в руках ёмкости – чайники, молочные бидоны, железные кружки. На левой торцевой стене вокзала два крана – с холодной и горячей водой. Паровоз же заправлялся из огромной колонки: вода мощной струёй текла в цистерну тендера. Десяток минут, и паровоз, набрав воды, дал гудок к отправлению. Кто успел набрать воды, а кто и нет, все кинулись к теплушкам. Поезд ушёл, перестал заслонять перрон. Илья на дерево взобрался, невысоко, метра на три, на нижнюю, самую мощную ветку. Отсюда видимость лучше. А высматривал он диверсантов, переодетых сотрудниками НКВД. Двое их должно быть. Нет искомых фигурантов на перроне, вообще мужчин в военной форме единицы. Или они в здании вокзала? Решил повременить. Ему на вокзал нежелательно. Если диверсанты там, «срисуют» его. А ещё может быть милиционер, который попросит документы. Светиться не хотелось.
И всё же он увидел тех, кого высматривал. От будки стрелочника шли к вокзалу двое. По описанию убитого диверсанта – именно те. Один в фуражке с васильковым околышем, второй на голове пилотку имел, на плече ППШ. Сведения скудные, но других нет. Сотрудники НКВД на перрон поднялись, стали проверять документы у немногочисленных военнослужащих. Гражданских не замечали. Мысль мелькнула у Ильи. Не просматривают ли воинские документы, чтобы определить, есть ли секретные знаки? С началом войны в командировочных предписаниях, вещевых, денежных и продовольственных аттестатах ещё при печати в типографии наносились едва заметные изменения – то точку не напечатают в конце предложения, то вместо мягкого знака – твёрдый, вроде опечатка. Кому надо – сотрудникам НКВД, войскам по охране тыла, военной контрразведке – эти изменения были известны, доводились до заинтересованных лиц оперативно. С января 1943 года появился знаменитый «Смерш», который тоже имел свои ухищрения.
Поскольку Илья служил в силовом подразделении, вступал в боестолкновения с террористами. Злые, жестокие, хитрые, но подготовка хромает. Немцы же к обучению своих подразделений подходили тщательно, готовили долго. Это касалось всех родов войск. У нас во время войны лётчик-истребитель имел к моменту выпуска 20–30 часов самостоятельного полёта, а у немцев – 300! Разница существенная. Так же у танкистов, артиллеристов. Поэтому обоих диверсантов в форме НКВД Илья лёгкой добычей не считал. И ещё беспокоило – почему они на разъезде? Если бы на ночь возвращались на временную базу, в сельсовет села Марково, насторожились, а то и вовсе отказались от подрыва на разъезде. Камрады убиты, рации нет, грузовик с взрывчаткой исчез. А эти преспокойно на разъезде разгуливают. Ночевали здесь и не в курсе происшедших с группой событий? Диверсанты по перрону перемещались, Илья сожалел, что нет бинокля. Видел полевой восьмикратный в разгромленной автомашине, да не взял. Подумал – к чему лишняя тяжесть? А теперь бы пригодился, да разве всё предусмотришь? Ближе к вечеру, по часам Ильи в семнадцать, диверсанты перешли рельсы, прошли в полусотне метров от чекиста, оглянулись несколько раз и в лес.
Всё же не настоящие это сотрудники. До этого момента червячок сомнений у Ильи был. Илья с дерева слез, отпустил диверсантов подальше, стал преследовать. Не приближался, прижимаясь к деревьям, перебегал. На диверсантов не смотрел. Многие люди взгляд в спину чувствуют, не хотелось ему насторожить врагов. Диверсанты шли ходко. Когда километра три было пройдено, Илья стал сокращать дистанцию. До разъезда далеко, до деревни тоже, выстрелов никто не услышит. Драться в рукопашную смешно: их двое, наверняка ножи есть. Только стрелять, подобравшись поближе, чтобы наверняка. До чужаков полтораста метров. Один из диверсантов что-то почувствовал, обернулся, осмотрел внимательно лес, да не увидел ничего. А Илья броском разрыв сократил, уже семьдесят метров. Надёжное поражение из МР 38/40 метров с пятидесяти. Собственно, МР 38/40 не автомат, а пистолет-пулемёт. Ключевое слово пистолет, поскольку огонь ведётся пистолетными патронами, от Борхард – Люгера, начальная скорость пули невелика. Дальше ста метров огонь вести – только боезапас попусту тратить. Илья ступал осторожно, перекатывал ступню с каблука на носок. Быстро и тихо одновременно идти утомительно. Всё, пора стрелять. Уложил для устойчивости ствол автомата на сучок, прицелился, дал короткую очередь, оба диверсанта упали. Илья, держа оружие наготове, помчался к ним, причём зигзагом. И когда уже недалеко был, раздался выстрел. Илья упал. Если один ранен, будет отстреливаться. Ползком крюк сделал. И один и другой недвижны. Илья встал, палец на спусковом крючке, подошёл. Командира он убил в спину, чётко видны два пулевых отверстия на гимнастёрке. А второго ранило в плечо, и он застрелился. В руке советский «ТТ», полчерепа пулей снесено. Наверное, думал – настоящее НКВД за ними следило и стреляло, боялся в плен попасть. Страшилки про эту структуру ходили серьёзные. Илья обыскал командира. Может, он и не главный, но фуражка на нём была. Осмотрел фуражку изнутри, карманы. Удостоверение от настоящего не отличишь. Фото, печать, подписи. Не побрезговал стянуть хромовые сапоги, вытащил подкладку, ничего предосудительного. У второго при тщательном досмотре обнаружил на папиросной пачке карандашные чёрточки, как зарубки на прикладе снайперской винтовки. Поезда считали или другое что-то? Было желание забрать автомат. Всё же «ППШ» обладает втрое большей дальностью эффективного огня, поскольку патрон «маузера», который в «ППШ» использовался, мощнее «парабеллумного». Подумав, отказался. Диск с патронами в автомате, ещё один в чехле у убитого на поясе. А где потом патроны брать? Трофейное оружие чем удобно? У врага боеприпасы забирать можно. Отошёл немного. О! Места-то знакомые. Где-то здесь грузовик с рацией и харчами. Вернулся к убитым. Поочерёдно затащил их в кусты малинника и бросил, а «ППШ» забрал. Жалко бросать, неплохое оружие. Его можно в кабине грузовика оставить, под дождь не попадёт, ещё верную службу сослужит. Грузовик притягивал как магнитом. Вскрыв банку тушёнки, начал есть мясо ножом, включил рацию на приём.