Подарок ангела - Мари Феррарелла

     Фрэнк немедленно подал заявление декану своего факультета. Благодаря неожиданно благожелательному отношению, уже сданные им экзамены превратились в диплом медбрата. Преддипломная практика получилась столь основательной, что едва не свалила его с ног. Он одновременно работал в клинике Уилмингтон-Фоллза и больнице соседнего городка, пока не был официально квалифицирован как медбрат.

     Он спал урывками и потерял почти двадцать фунтов веса, но они с матерью сохранили клинику до возвращения Джинни с дипломом врача. И с маленькой Молли.

     Но все это дела очень личные, о которых он не распространялся. О которых догадывалась только мать. Когда она спросила, что случилось с его планами стать врачом, Фрэнк пожал плечами и ответил, что передумал.

     Фрэнк изобразил шалую улыбку в ответ на терпеливо ожидающий взгляд Донны.

     — В то время я специализировался на вечеринках в кампусе[2]. — По его соображениям, она должна была охотно принять такую версию. — Обратившись к вещам более насущным, я получил диплом медбрата, пройдя практику в больнице и одновременно помогая в клинике. — Остальную часть истории он пропустил. — Мы с матерью удерживали форт до возвращения Джинни. На мое счастье, малышка управилась с учебой и практикой в рекордные сроки.

     — Малышка? — Донне показалось странным такое обращение к человеку с дипломом врача. Что его сестра, вундеркинд? Из его слов выходит так.

     Он рассмеялся.

     — Она же моя младшая сестренка. Для меня она всегда будет малышкой. Даже в девяносто лет. — Он наклонил голову к Донне и уловил новую слабую волну ее духов. Сладкую, чистую и влекущую. Точно такую же, как она сама. — Джинни это нравится.

     Его беспечный смех оказался для нее заразительным. Он вообще, подумала Донна, слишком быстро заражает ее эмоциями, заставляя усомниться в надежности обретенного иммунитета.

     Послеполуденный свет плясал в ее волосах, рождая рыжеватые блики на темных прядях. Ему очень хотелось протянуть руку и поймать хоть одного из этих светлячков.

     Встретив ее взгляд, он обнаружил там следы прежней сдержанности. И решил подтолкнуть Донну.

     — Так почему же мать двоих... Двоих? — спросил он, будто не помня наверное.

     Донна шевельнулась, меняя позу. Оказалось, что ее ноги затекли, и рука Фрэнка рефлекторно метнулась поддержать ее. Она окаменела. Было в этом прикосновении нечто, проникающее сквозь вежливую отдаленность, сквозь все защитные слои до самой сути.

     Мужчина коснулся женщины.

     Донна почувствовала растущее в ней возбуждение и едва не вздохнула, когда он убрал руку.

     — Только двоих, — ответила она, стараясь думать лишь о том, что говорит.

     Он покачал головой.

     — У меня есть племянница и племянник, и я очень хорошо знаю, что двух малышей в «только» не засунешь. Это кинетическая энергия, испытывающая бесконечные превращения, но никогда не иссякающая.

     Донна рассмеялась, и, когда улыбка завладела наконец ее глазами, Фрэнк понял, что нашел ключ к ее добровольной келье. Он почувствовал себя увереннее.

     — Так почему же мать двоих детей разгуливает вдоль и поперек по голубому небу?

     Он пришел к выводу, что Донна — бортпроводник, хоть и не носит формы. Судя по ее поведению в самолете и после посадки, она связана с авиакомпанией. Однако Фрэнку это казалось странным. Бортпроводники, независимо от пола, всегда представлялись ему холостяками, наслаждающимися свободной жизнью, но уж никак не родителями, обязанными заполнять бланки школьной документации и участвовать в благотворительных базарах.

     Она вздохнула, прислоняясь спиной к окну. В синее небо вела длинная и нелегкая дорога, но Донна не сходила на обочину. Последний из больничных счетов был уплачен в начале года. Чартерная служба дала наконец положительный баланс. Донна даже смогла отложить кое-что на черный день. Не много, но на усмирение зашалившего датчика расхода горючего хватит, подумала она, улыбнувшись.

     — Чтобы заплатить за их еду и крышу над головой, — призналась она, не успев придумать ответа поудачнее. — Ничего другого, — улыбнулась она, — я просто не умею делать.

     Глаза Фрэнка окинули ее чувственным, проникающим насквозь взглядом, грозившим добраться до самых сокровенных ее тайн. Тайн, которыми она вовсе не хотела делиться.

     — В это я никак не могу поверить.

     Донна опустила глаза к пустому стаканчику из-под кофе, изо всех сил стараясь не реагировать на этого мужчину. Но сил не хватало.

     — Я водила один из этих самолетов, еще не отпраздновав двадцатилетия. Отец настоял. Он говорил, что это поможет мне понять бизнес.

     — Вы водили самолет? — переспросил Фрэнк. Он всегда считал себя очень современным человеком, но, представив ее за штурвалом, несколько опешил. — Погодите минутку, кажется, я чего-то недопонял. Так вы не бортпроводник?

     Она рассмеялась, помотав головой. Пожалуй, в этом случае жизнь была бы легче той, которую она выбрала для себя. Стольких проблем сразу бы не стало!

     — Нет, в «Веселом ветре» нет такой должности. Но может быть, когда-нибудь мы ее введем.

     Вторая часть ответа заставила его задать новый вопрос:

     — Мы? Это в переносном смысле или в собственническом?

     Она улыбнулась.

     — В собственническом. Очень собственническом.

     — Компания принадлежит вам?

     Она коротко рассмеялась.

     — Нет — банку. Он позволяет мне вести дела и проводить долгие часы перед экраном компьютера в поисках способа свести концы с концами и заплатить по всем счетам. Но на бумагах стоит мое имя, если вас интересует это. — Она вздохнула, вспомнив один долгий телефонный разговор на прошлой неделе. — С жалобами следует обращаться именно ко мне.

     — Мне не приходит в голову ни одной. — Понимая, что слишком торопится, он все-таки ринулся вперед: — Ваш муж был летчиком?

     Она покачала головой.

     — Нет, он взял на себя руководство компанией после смерти моего отца, — произнесла она недрогнувшим голосом. Вот тогда и начались неприятности. — Это оказалось ему не под силу.

     В следующее мгновение она мысленно прикусила язык. Чего ради делиться такими подробностями с незнакомцем?

     У них был счастливый брак, подумал Фрэнк с шевельнувшейся завистью. Она все еще скорбит. Он не мог избавиться от желания понять, каково это, когда кто-то любит тебя так сильно. Или когда так сильно любишь сам. До сих пор ему не привелось испытать подобного.