Проклятие могилы викинга - Фарли Моуэт

Ехать по Маленькой речке, или Микику (так ее назвал Питъюк), было нелегко. Лед таял и трескался, да к тому же на каждом шагу торчали валуны. Всюду разлились талые воды; ребята ясно слышали зловещий рокот реки, что бежала у них под ногами, под тонким, ненадежным льдом.

Сани их, напоминавшие тобогганы, были плохо приспособлены к такой дороге: они днищем плотно прилегали к земле, а значит, толкали перед собой тяжелое талое месиво. Весь груз скоро промок. А сани Питъюка, сделанные на эскимосский лад, на высоких полозьях, легко прорезали талый снег, и груз оставался сухим.

У всех четверых ноги промокли до колен, от ледяной воды застыли, окоченели. И вдруг Анджелина, которая мужественно шла наравне со всеми, не проронив ни слова жалобы, соскользнула в глубокую полынью и по пояс погрузилась в воду.

Эуэсин проворно ее вытащил и объявил, что сегодня они дальше не пойдут.

- Хватит, - устало сказал он. - Я знаю, надо спешить, да только так мы загоним собак.

И Питъюк сдался:

- Ладно, лагерь разбивать будем. Холм хороший, песчаный. Может, дерево найдем, костер будем зажигать.

Все принялись разгружать сани, раскладывать вещи на склоне песчаного пригорка, а Питъюк тем временем сбегал вверх по течению и скоро вернулся с большущей охапкой добела высохшего хвороста.

- Раньше тут лес всюду был, - сказал он, когда его спросили, где он раздобыл такую драгоценность. - Давно-давно деревья умер. Почему - не знаю. Лес стоит, не гниет. Для костра очень хороший.

Сухое дерево это, сохранившееся здесь с незапамятных времен, когда климат был теплее и леса еще не отступили к югу, горело жарким белым пламенем. Над мокасинами, меховыми одеялами, носками, развешанными на камнях и палках вокруг костра, заклубился пар.

Ребята сытно пообедали олениной, жаренной на нутряном сале. Так как небо было ясное, палатку решили не ставить. Хорошая еда, сухая одежда, отдых восстановили силы путешественников. Джейми, Эуэсин и Анджелина взобрались на вершину песчаного холма - поглядеть на новые для них просторы.

Анджелина впервые видела настоящую тундру. Перед лицом этих неоглядных далей, бесконечной холмистой равнины, каменистых кряжей, широких долин, которые тянутся чуть не до края света, она не сразу обрела дар речи.

- Нет, не нравится мне тундра, - тихо сказала она и поежилась. Большая очень... и пустая.

- Она не пустая, - возразил Эуэсин. - Вон сколько там точек, будто камни. Видишь? Немножко движутся, да? Это олени. Вот она где, оленья страна. Зимой они приходят к нам, в леса, но это ненадолго, а дом их здесь. В прошлом году, когда мы с Джейми ездили с Деникази на Север, мы столько оленей встречали - иногда прямо проехать не могли. Нет, здесь не пусто.

Скоро, накормив собак, к ребятам подошел Питъюк. За последние день-два он как будто даже изменился внешне: словно раздался в плечах, стал выше ростом, сильней, уверенней в себе. Он стоял сейчас рядом с ними, рыжие волосы его трепал ветер; он вытянул шею и смотрел вперед, на север, будто вожак, вынюхивающий добычу. Веселый, беспечный мальчишка, которого зимой знали Джейми и Эуэсин, уступил место юноше с уверенным взглядом голубых глаз, юноше, который знает, что делает и чего хочет.

- Мой край! - с гордостью сказал Питъюк. - Здесь тукту живет и иннуит. Олень и люди. Хорошо!

Джейми усмехнулся, легонько ткнул друга в бок:

- Ты как туристский гид говоришь, Пит. А я тебе вот что скажу. Не очень-то мне нравятся дороги в твоем драгоценном краю.

Питъюк ответил без улыбки.

- Дороги плохой, - согласился он. - Поздно едем. Сани сейчас нехорошо. Каноэ рано. В та-кой время эскимос на месте сидит. А нам идти надо... быстро идти. Может, лучше спрятать немного тюки здесь?

- Дельно, - согласился Эуэсин. - Лед сейчас тает быстро. А с нашим грузом нам и десяти миль в день не сделать.

Вернувшись в лагерь, они принялись разбирать припасы и снаряжение, раскладывать их на две кучи, чтобы одну оставить здесь, а другую взять с собой. Мальчики везли два ящика патронов, несколько мешков муки и три ящика чая в подарок эскимосам, которые выручили Джейми и Эуэсина прошлой зимой, когда они заблудились в тундре. Большую часть этих припасов вместе с чаем, салом, мукой, патронами, запасной одеждой и многим другим ребята уложили высоко на песчаном холме, надежно укрыли шкурами карибу, а сверху завалили камнями. Питъюк сказал, что, как только река освободится ото льда, эскимосы приплывут сюда на каяках и переправят весь этот груз в свое стойбище.

Ночью сильно похолодало, от мороза наст опять затвердел. Облегченные сани быстро скользили по узкой извилистой Маленькой речке. Еще засветло путники добрались до истоков речки, до водораздела, за которым реки текут уже на север. Под защитой этого водораздела, с гребня которого дружелюбно глядели на мир несколько инукоков, разбили лагерь.

- Холод продержится - за один день стойбище иннуитов приедем, радостно объявил Питъюк.

Но в тундре погоду не угадаешь. Ночью ветер переменился и принес с юго-запада теплынь. Перед рассветом начался ливень. Когда путники стали спускаться по Гусиной реке, из близлежащих долин хлынули талые воды. Река бежала, не только подо льдом, но и поверх него. Скоро все и вся окончательно промокли. Ребята попытались было подняться из русла реки и пойти берегом, но не могли пробраться через мокрые снега, лежащие в долине. Волей-неволей пришлось вернуться к реке, но двигаться по ней можно было лишь очень осторожно: лед стал совсем тонкий, едва выдерживал тяжесть саней или человека. Об остановке же Питъюк и слышать не хотел.

- Ехать надо, - твердил он. - Лед ломаться будет. Тогда сани не поедешь.

Через каждые несколько миль река расширялась, образуя озерцо. Тут ехать было легче, но скоро и крохотные эти озерца стало опасно переезжать: собаки уже не раз проваливались в полынью, и тогда приходилось далеко, осторожно обходить опасное место.

В сумерки они все еще шлепали по Гусиной реке; ночлег опять был холодный и неуютный. Наутро все чувствовали себя так худо, что Питъюку никак не удавалось их поднять. Вялые и понурые от усталости и холода, они наконец двинулись в путь. Около полудня небо посветлело, а немного погодя берега расступились и путникам открылись просторы большого озера.

- Круглое озеро! - закричал Питъюк. - Теперь хорошо. Скорей вперед!

На душе у всех полегчало; перекинув длинные сани Питъюка, точно мостки, через полоску воды у берега, ребята вышли на озерный лед. Отрезанный от берега, где разгулялись и все пропитали талые воды, он был сухой, двигаться по нему было легко и удобно. Даже собаки приободрились. Караван помчался на север. К концу дня через горловину вышли в другую часть озера. И вдруг Питъюк, сильно всех опередивший, громко закричал. Услыхав в этом крике радость, все стали жадно вглядываться вперед.

- Смотрите! - воскликнула Анджелина. - Там люди!

На длинном низком мысу, протянувшемся от западного берега, стояли пять приземистых, островерхих чумов. До них было не меньше мили, но все равно ребята разглядели, какая там поднялась суета. Собаки носились взад-вперед, люди выскакивали из чумов и бежали к берегу.

- Верно! - с трудом переводя дух, крикнул Эуэсин, видя, что его собаки почуяли запах стойбища и припустили вскачь. - Вот теперь познакомимся с эскимосами - едоками сырого мяса. Держись, сестричка, как бы тебя не съели.

9. СТОЙБИЩА ИХАЛМИУТОВ

Первой на берег въехала упряжка Питъюка, и сразу же ее окружило такое множество мужчин, женщин, детей и собак, что и сани и Питъюк скрылись из глаз, будто их захлестнул коричневый вал. Джейми и Эуэсин тем временем вновь обрели власть над своими взбудораженными собаками и остановили упряжки в сотне ярдов от стойбища. Втроем - Анджелина посередине, мальчики справа и слева от нее - смотрели они на шумную встречу, которую устроили соплеменники Питъюку, но ближе не подходили.

Их удерживала не застенчивость, а что-то более серьезное. То был и не страх - они знали, что эскимосов им бояться нечего. Скорее чувство у них было такое, словно они перенеслись из одной эпохи в другую, откатились на бессчетное множество веков назад и очутились в невообразимой древности, среди невообразимо древнего народа.

Еще прежде чем отправиться на Север, они знали, что эскимосы удаленных от побережья областей тундры живут очень замкнуто и совсем не связаны с миром белых людей. Питъюк рассказывал, что лишь очень немногие чужаки побывали у ихалмиутов, народа малых холмов, как они себя называют. Правда, иной раз кто-нибудь из самых отважных эскимосов отправлялся в дальний путь, в факторию, оттого-то к ним и попадали ружья и иные товары. Вообще же ихалмиуты жили совсем как их предки во времена, когда даже Европа была еще лесной чащобой и населяли ее одни лишь кочующие охотники.

Ощущение это - будто они вдруг перенеслись в древний и чуждый мир было так сильно, что и Анджелина и оба мальчика просто не понимали, как быть и что делать. Они еще долго стояли бы на льду точно истуканы, но Питъюк наконец вырвался из смеющейся толпы и повернулся к друзьям.