Блокпост - Владимир Колычев

Увы, но в моем нынешнем обличье женщины меня не жаловали. И я еще в госпитале начал к этому привыкать. Так что нечего раскрывать роток на Марицу. Не приглянусь я ей, и это как минимум.

– Видел, но не щупал, – поддел меня бармен.

– Не твое дело.

– Не злись, командир, – с укоризной, но вместе с тем и подбадривающе глянул на меня Крис. – Я же не хочу тебя обидеть. Ну, страшное у тебя лицо, но ты же к нему привык. И мне все равно, какое оно у тебя. Поверь, я и не такое видел… И Марица у меня совсем не брезгливая… И утешить может, и приласкать…

– Не понял, – заинтригованно повел я бровью, верней, зарубцованным ожогом на ее месте.

– Да, приласкать может Марица. За определенную плату… Но учти, она совсем не то, что ты подумал. Она маркитантка… Думаешь, кто меня продуктами снабжает? Она. Где она их находит, я не знаю. У каждого свои секреты. Но находит, приносит, продает. И живет у меня, комната у нее своя. И на кухне тоже она. На всем, на чем можно, зарабатывает. Потому натура у нее такая, торгашеская. Ты ей заплати, она и тебя приласкает. А на твое лицо даже не посмотрит… Ну вот, легка на помине.

В зале, будто материализовавшись из сумрака, появилась красивая брюнетка лет двадцати пяти с черными, словно антрацит, глазами. Мягкий обволакивающий взгляд, чуточку ироничная улыбка, завораживающе плавные движения, женственная походка. Шея повязана черным шелковым шарфом; черная кофточка с соблазнительным декольте, короткая плиссированная юбка из черного атласа, ажурные колготки того же цвета, а может, и чулки… Она была очень похожа на Лену, так и не ставшую моей женой.

Марица несла на подносе три тарелки борща. Как будто знала, что в зале только что появились три голодных посетителя. Увидев ее, парни застыли, как вмерзшие в лед, не в силах поверить в происходящее. Да я и сам смотрел на девушку с открытым ртом, как будто она была фантастическим видением, которое вот-вот могло исчезнуть, раствориться в сумраке зала.

Она нежно улыбалась моим бойцам, казалось бы, не замечая их внешнего уродства. Значит, все-таки прав был Крис, за деньги она готова приласкать хоть черта. Но мне какое дело до ее моральных устоев? Тем более что далеко не всякая женщина может переступить через себя, чтобы утешить таких красавцев, как мы.

Марица молча прошла мимо, бедром едва не коснувшись моего плеча, окутав меня волнующим запахом масла розы, жасмина и лаванды. Она поставила поднос на стол, за который движением руки пригласила остолбеневших бойцов.

На обратном пути она все-таки коснулась меня, но не бедром, а освободившейся рукой; едва ощутимо провела ею по моему плечу, будто приманивала, звала за собой. Но я-то знал, что еще рано идти с ней… Знал. Я действительно знал, что буду с ней сегодня.

А ведь нам пора возвращаться на заставу, нельзя тянуть время. Но я не чувствовал в себе сил справиться с навязанным искушением. Ведь Крис четко сказал, что за деньги с Марицей можно многое, а она, похоже, согласна на все…

Девушка вернулась, поставила передо мной глиняный горшочек, качнув, будто нарочно, вздыбленным бюстом, что едва не вываливался из лифа.

– Хорошие горшочки, – сказал старик, когда искусительница ушла.

– Да уж, – растерянно кивнул я. – До сих пор перед глазами стоят.

– Ты о каких горшочках думаешь, командир? – спросил Крис, усмехнувшись в кулак. И взглядом показал на жаркое. – Я про эти горшочки говорю. Из девонской глины слеплены, цены им нет. И жаркое хорошее, домашняя тушенка там, и грибочки тоже домашнего засола…

Жаркое действительно оказалось вкусным, но ел я без особого аппетита. Марица так заворожила меня, что я ни о чем другом не мог думать.

– Сколько у тебя еще времени, командир? – заговорщицки подмигнул мне бармен.

– Ну, пока темнеть не начнет… Часа два-три, думаю… Нет, час, не больше, – вняв голосу совести, поправил я самого себя.

– Марица пять тысяч за час берет. Пойдешь?

Разумеется, уговаривать меня не пришлось. Крис жестом велел мне снять бронежилет с разгрузкой, будто слепого, взял меня под руку и провел к барной стойке, за которой скрылась Марица.

По пути Крис привычно четким движением руки смахнул со стеллажа бутылку абсента. Опустив ее на стойку, повел меня дальше, в коридор, вдоль которого с одной стороны тянулся пищеблок, а с другой – подсобные помещения, переоборудованные, как я вскоре понял, под жилые комнаты. Освещения здесь не было, но привыкшие к сумраку глаза кое-что видели в темноте.

В меблированной комнате, где ждала меня Марица, было светлей, чем в коридоре. В дальнем углу, создавая настроение, мерцал красный огонек. Девушка сидела на диване, опираясь на правую руку, раскрепощенно забросив ногу на ногу. В левой руке тлела тонкая сигарета, но пахло почему-то не табачным дымом, а колдовской сон-травой…

Об этой траве я имел самое смутное представление, но почему-то именно ее запах пришел мне на ум.

– Сейчас коктейль подам, – закрывая за мной дверь, сказал Крис.

Разумеется, эта услуга оплачивалась по отдельному прейскуранту, но не в том я сейчас находился положении, чтобы считать деньги.

Не поднимаясь, Марица показала мне на мягкое кресло, стоявшее посередине комнаты возле пустующего журнального столика, приткнутого к стене. Я покорно принял ее приглашение и погрузился в его пушистые объятия.

Сидеть в этом кресле было настолько же удобно, насколько медленно я мог бы встать на ноги в случае опасности. Но ни о каких угрозах я и думать сейчас не мог. С мило-порочной, пьянящей улыбкой Марица поднялась, нежно коснувшись пальцами моей щеки, встала у меня за спиной. Ее совершенно не смущал мой уродливый вид. И еще мне казалось, что эта красотка без ума от меня…

В комнате не было зеркал, отсутствовало и окно, в стекле которого можно было бы уловить изображение женщины. А мне хотелось смотреть на нее.

Марица молчала и в зале, и здесь, но я был почти уверен, что голос у нее нежный, чувственный и певучий.

– Расслабься, – сказала она, мягко коснувшись пальцами моей шеи. – И попробуй попасть в настоящее.

Ее голос звучал именно так, как я это и представлял. Удивительная женщина.

– А разве я не в настоящем? – спросил я, чувствуя, как приятно занемели шейные мышцы.

Волнующие прикосновения, дурманящие. Казалось, никогда еще я не испытывал такого наслаждения.

Этот массаж парализовал сознание и усыпил инстинкты. Марица могла бы сейчас взяться за нож, приставить его к моему горлу, и я бы не шелохнулся, если бы свободной рукой она продолжала разминать мои мышцы. Я целиком находился в ее руках и совершенно при этом не боялся умереть… Да, истосковалась душа по женской ласке.

– Нет. Люди живут в прошлом и в будущем. А настоящее им недоступно. Настоящее – это вечная жизнь. Без прошлого и будущего. А у тебя есть прошлое?

– Есть, – зачарованно кивнул я.

– И оно держит тебя. А что у тебя было в прошлом хорошего?

– Все было… Мать была, отец…

Я вспомнил, как мы всей семьей плыли по реке на лодке. Отец был на веслах, о чем-то разговаривал с матерью, я же находился в носовой части, баловался, низко склоняясь над водой, хлопал по ней ладошкой, ловил ртом брызги. И доигрался – вывалился с лодки. До сих пор помню, как заложило у меня уши от собственного крика. Я отчаянно бил по воде руками, пытаясь удержаться на воде, а отец внимательно смотрел на меня, но даже не пытался помочь… Он бы, конечно, нырнул за мной, если бы я ушел под воду. Но я смог удержаться на плаву и даже сам подплыл к лодке, схватился за борт. Отец тогда и рассказал мне сказку о двух мышках, угодивших в крынку с молоком. Одна из них сдалась и утонула, другая же барахталась до тех пор, пока не взбила сливки и таким образом спаслась…

Мои родители погибли в автокатастрофе, когда я оканчивал четвертый курс военного института. И хотя их смерть никак не была связана с Аномальем, я сам попросил направить меня в Зону. Первое время после гибели самых близких мне людей я совершенно не боялся смерти. И не вспоминал сказку о двух мышках. И только оказавшись в самом пекле событий, я вдруг вспомнил, что такое страх. Тогда я по-настоящему научился выживать…

– Где твоя мать? Где твой отец? – Голос Марицы вытянул меня из прошлого в настоящее.

– Их нет.

– Вот видишь, их нет. Они мертвы. И прошлое твое мертвое, – завораживающим голосом вещала она. – Мертвое, но с тобой. Как мозоль. Что такое мозоль? Мертвая кожа. Но ты ее не срезаешь, ты ходишь с нею. Натираешь ее сапогом, она болит, но ты все равно ходишь… Так и с прошлым. Если прошлое мертвое, его нужно срезать. И жить настоящим….

Мягким движением руки она глубоко продавливала мышцы трапеции, и мне вдруг стало казаться, будто на спине у меня выросли крылья и мы вместе с Марицей возносимся к седьмому небу, где ждут нас глубокие и теплые озера вечного блаженства. И еще мне нравилось то, что она говорит… Это же так здорово жить в настоящем. Марицы нет в прошлом, ее не будет в будущем – она все время в настоящем, и ее руки будут ласкать меня целую вечность… Ну а если это мне надоест?