Как говорить с детьми, чтобы они учились - Элейн Мазлиш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А как насчет: «Я делаю это только ради твоего собственного блага»? – добавила я.
Джейн понимающе улыбнулась.
– И это тоже, – сказала она. – Вот так взрослые дают детям уроки.
– Верно, – кивнула я. – Но, Джейн, я отлично помню, что чувствовала в детстве, когда слышала подобные замечания. Уверяю тебя, я не усвоила ни одного «урока». Я не думала о том, как стать лучше. Помню, что эти слова злили меня. Я сразу же начинала придумывать планы мести: «Я им всем покажу! Они еще пожалеют! Я обязательно сделаю это снова, только на этот раз им меня не поймать!» А теперь я сама стала взрослой и попыталась преподать Марку урок. Наверняка он отреагировал на мои слова точно так же, как я в детстве.
– А если это так, – подхватила Джейн, – если наказание пробуждает в детях чувства мстительности и враждебности, то почему же мы, родители и учителя, продолжаем так поступать?
Нас догнал Кен.
– Я все слышал, – весело сказал он, открывая нам дверь в библиотеку, где должен был проходить педсовет. – Все потому, что на одного учителя приходится тридцать учеников. Если их не наказывать, они нам на голову сядут!
– Это несерьезно, Кен, – обиделась я.
– Я серьезно. Как еще заставить детей соблюдать правила? Иногда нужно наказывать учеников, чтобы преподать им урок.
Мы снова вернулись в исходную точку! Мы втроем направились к столу, стоявшему в углу.
– Но, Кен, – попыталась объяснить я, – если наказание призвано дать урок, то чему же мы учим наших учеников? Когда мы наказываем ребенка вербально – «Я хочу, чтобы ты сто раз написал: «Я не должен врать!» – то он, скорее всего, говорит себе: «Я плохой! Я заслужил, чтобы меня наказали!»
– А когда ребенка наказывают физически, – вмешалась Джейн, – «Розги в кабинете директора отучат тебя от драк!» – он понимает, что взрослым можно бить его, а ему бить других нельзя… пока он сам не станет взрослым!
Кен задумчиво посмотрел на нас.
– Я многое позволяю своим ученикам, – сказал он. – Вам отлично известно, что я не мешаю им резвиться. Но всему должны быть границы. Когда я слышу полную чепуху, когда на задней парте болтают, когда дети ведут себя недопустимо, их нужно наказывать.
Кен замолчал и потянулся к книжным полкам, находившимся за нашим столом. Там стояли книги по педагогике. Кен вытащил несколько книжек и начал их листать.
– Вот послушайте, – сказал он. – Вот что пишут одни из лучших педагогов нашего времени. Похоже, они разделяют мою точку зрения…
Наказание… часто оказывается весьма эффективным средством прекращения недопустимого поведения.
При полной неэффективности других испробованных альтернатив наказание… может оказаться лучшим решением.
Отказ от наказаний… снижает эффективность весьма полезных приемов воспитания.
– Вот, – сказал Кен, подталкивая книги к нам. – Посмотрите сами. Все это написано совсем недавно.
– Мне неинтересно, когда это было написано, – фыркнула Джейн. – Эта точка зрения архаична. Кроме того, ты вырвал эти замечания из контекста. А главное, что есть другая школа, о которой ты не подозреваешь, и эти ученые придерживаются иной точки зрения.
С этими словами Джейн вытащила с полки еще четыре книжки и начала яростно их листать.
– Джейн, – сказала я, – может быть, дождемся окончания собрания…
– Все нормально, – успокоил нас Кен. – Люди еще только начинают собираться. Кроме того, мне интересно…
– Вот! – воскликнула Джейн. – Вот что пишут ученые, которые не считают наказание эффективной формой воспитания.
Доктор Хаим Гинотт пишет:
«Наказание не устраняет недопустимое поведение, просто ребенок становится более осторожным в своем «преступлении». Он лучше заметает следы, его становится труднее застигнуть на месте. Когда ребенка наказывают, он решает быть более осторожным, а не более честным и ответственным».
Доктор Ирвин А. Хайман пишет:
«Телесные наказания учат детей тому, что проблемы можно решить с помощью насилия. Исследования показывают, что те, кто причиняет боль, учат этому тех, кому боль причиняют, и тех, кто становится свидетелями этого процесса. Телесные наказания не учат детей внутреннему контролю, который является неотъемлемым элементом демократии».
Доктор Рудольф Драйкурс пишет:
«Сегодня родители иучителя больше не могут заставить детей слушаться. Реальность требует, чтобы мы применяли новые методы влияния и мотивации детей к взаимодействию. Наказания – порка, шлепки, унижение, лишение чего-либо – это устаревший и неэффективный способ закрепления дисциплины».
Доктор Альберт Бандура пишет:
«Наказание может устранить недопустимое поведение, но оно не является стимулом к поведению желательному и не устраняет у ребенка желания вести себя неправильно».
Кен пожал плечами и начал спорить с Джейн, а я думала только о последней прочитанной ею фразе: «…устранить желание вести себя неправильно».
Именно этого я и хотела! Я хотела понять, как достучаться до моих учеников и превратить «желание вести себя неправильно» в желание вести себя подобающим образом. Мне хотелось, чтобы мои ученики стали серьезными и дисциплинированными. Я хотела избежать неприятной процедуры наказания, найти эффективные альтернативы наказаниям.
Нам раздали новые анкеты для заполнения. Я шепнула Джейн:
– Может быть, вместо того чтобы грозить Марку комнатой для малышей, мне следовало признать его право на злость, а потом, когда он успокоился, помочь ему обдумать собственные действия в тех случаях, когда к нему относятся несправедливо. Он не заслужил наказания!
Кен повернулся к нам и сказала:
– А что делать, если ученик заслуживает наказания?
Он застал меня врасплох. Я сразу вспомнила об Эми. Эта девочка играла главную роль в спектакле, который мы вместе с учениками ставили для наших родителей. Вынуждена была признать, что эту ученицу мне частенько хотелось наказать.
Собрание закончилось, и мы отправились на парковку. По дороге я рассказала Джейн об Эми и о том, как эта девочка меня раздражает. Я выбрала ее для главной роли, потому что она блестяще выступила на прослушивании, но на репетициях Эми вела себя невыносимо.
– Она делает все, лишь бы привлечь к себе внимание – хихикает, подтрунивает над другими, дурачится… Она не учит роль или тут же ее забывает. Это не для нее. «Принцессе Эми» не пристало утруждать себя заучиванием роли. Я думаю, ей кажется, что она сможет выучить ее в последнюю минуту. Может быть, так оно и есть, но я не могу отделаться от призрака ужасной картины, когда она будет стоять посреди сцены с остекленевшим взглядом, а я буду метаться за кулисами и подсказывать ей роль трагическим шепотом.
– И что ты хочешь с ней сделать? – спросила Джейн. – Расскажи мне о самых худших своих фантазиях.
– Я не могу. Это уже слишком…
– Забудь о приличиях!
– Мне хочется натравить на нее миссис Кейн!
– А кто это?
– Моя учительница в пятом классе. Она была той еще штучкой… никогда никому ничего не спускала.
– Ну, хорошо, а что бы сделала с Эми миссис Кейн? Давай, Лиз, по крайней мере, ты сможешь придумать отличный пример для собственной системы. А потом мы вместе поищем альтернативы.
Посмотрите на рисунки, которые иллюстрируют мои фантазии, и те альтернативы, которые мы придумали наказаниям.
Мое воображаемое наказаниеАльтернативы наказаниюА если и эти слова на Эми не подействовали?
Предложите выборНо, предположим, Эми все равно не выучила свою роль…
Дайте ей возможность ощутить последствия своего поведенияЧто же случилось на самом деле? Я так никогда и не решилась на подобный шаг. Зная, что у меня есть столько разнообразных вариантов, я пришла на следующую репетицию в совершенно другом настроении. Я не стала ни упрекать, ни пугать, ни угрожать. Я отозвала Эми в сторону, рассказала ей о своих чувствах и показала, как она может исправиться. Девочка спокойно меня выслушала. На следующей репетиции ее поведение резко изменилось. К концу недели она уже знала свою роль назубок.
В следующий понедельник за обедом я рассказала о своем маленьком триумфе Джейн, Кену и Марии.
Кен сразу же стал ко мне приставать:
– А что бы ты стала делать, если бы она не выучила свою роль? Если бы ты «дала ей возможность ощутить последствия своего поведения» и выгнала ее из драмкружка? Чем бы это отличалось от наказания?
Вопросы Кена поставили меня в тупик. Как мне объяснить ему то, что мне самой абсолютно ясно?