Самовар над бездной - Святослав Иванов

Иван ещё покурил – мир приобрёл совсем уж радостные очертания.

В мыслях он парил на канатной дороге (но без каната), над чистой и светлой, Свободной Россией.

– Ну и терроризм, конечно, да. Все сходят по нему с ума, не доверяют друг другу. Но это пустяки.

Иван прислушался: по радио играла знакомая песня. Однако он заметил в ней незнакомые слова:

Пьяным был и тверёзымДубом был и был берёзой,Вежливым и непристойнымЗаключённым и конвойнымСпать ложился как обычно,Только утром выпивал прилично.

Это получается, тут у всех песен другие слова! А каких-то песен и вовсе нет. И все книги, фильмы – насколько иными они могли здесь выйти! Каких-то нескольких дней ну уж никак не хватит на то, чтобы всё это изучить… Его мысли понеслись по бесконечной спирали, подбирая всевозможные варианты того, как здесь всё могло сложиться. Голова шла кругом.

Из «Блюза Диканьки», они поднялись на смотровую площадку бывшей «Ленинградской» (Каланчёвский бизнес-центр, в просторечье Каланча).

Оказалось, что самые высокие небоскрёбы загадочным образом оказались ровно на тех местах, в которых Иван привык видеть сталинские высотки. Некоторые из небоскрёбов – на Воробьёвых, на Котельнической – ещё и повторяли их зиккуратические очертания.

На вопрос, почему так вышло, Вольф пожал плечами и сказал что-то о свойствах грунтов.

История застройки города повторяла известную Ивану: конструктивизм, размашистый языческий классицизм, дешевые и удобные дома, неомодернизм и, наконец, просто стеклобетон.

– Вань, пора спускаться, – вырвал его из размышлений Вольф. – Времени особенно нет, поезд через полчаса?

– Какой поезд?

– В Петроград.

Иван смутился, вспомнив, что днём они всё это уже обговорили. Нужная для перемещения назад чага должна открыться в Питере.

***

Ленинградский – то есть, Николаевский – вокзал совсем не изменился. Вместо бюста Ленина, впрочем, в зале ожидания возвышался памятник Савинкову – забавному лысому усачу в глухом френче.

– А вы часто бываете в этой, ну, в нашем мире? – спросил Иван, толком не освоившись с нужными формулировками.

– Нередко. Служебная необходимость, видишь ли.

– И как вам все эти… Различия, мягко говоря?

– Забавно, не более того. В глубинном смысле наши земли во всех мирах схожи.

– Но здесь у меня возникает неподдельное ощущение того, что тут нет никаких, извините, вечных русских бед. Никто не пьянствует, никого особенно не бьют, дороги ровные, везде чисто, цивилизация.

– Если ты считаешь, что вечные русские беды именно в этом, то…

– Ну а в чём же? Тут общество всё это преодолело.

– Я не могу тебе сказать, в чём. Может быть, сам поймёшь.

После хитрых манипуляций Вольфа с билетным автоматом они сели в двухэтажный тёмно-синий поезд, своей пузатостью и округлостью напоминавший приветливого нарисованного кита. Во чреве кита было свежо и просторно. Когда они заняли места, Ивану вновь показалось, что на него все напряжённо смотрят. Один человек, пересёкшись с ним взглядом, сказал ему: «Здрасте».

– Идёт до Питера два часа, – со слегка хвастливой интонацией сказал Вольф. – Ваш «Сапсан» в подмётки не годится.

897, 230, 038, 572, 894, 346, 998, 453.

Иван вертел в руках замочек, на который закрывал чемодан во время авиаперелётов, а потом нацепил на связку ключей. 147, 380, 812, 917. Он гадал, сколько раз нужно крутануть замок, чтобы выпала заветная цифра, по которой он открывается – 121. Тысяча поворотов? Миллион?

121 – это был номер их с Олей квартиры. За годы проживания там это число обросло густыми слоями воспоминаний и ассоциаций. Они превратили пустую однушку в уютное логово, элегантный салон и рабочее место одновременно. Как-то раз, обсуждая, что когда-то придётся оттуда съехать, Иван и Оля признали, что обоим от осознания этого факта тоскливо. Но что уезжать они будут по отдельности… За то время, что Иван жил там один, квартира пришла в полную непригодность и подходила теперь лишь для душеспасительных пьянок и душещипательных похмелий. Когда он съезжал, с прежде радушными хозяевами прощался скомканно и стыдливо – неловко было возвращать им жильё в столь потрёпанном виде.

А замочек – замочек сопровождал Ивана и Олю во всех их чудесных путешествиях. Один его вид воскрешал в памяти палящий Стамбул и леденящий Стокгольм, высокомерный Лондон и высокогорный Лиссабон. Где всё это теперь? И городов-то таких не осталось, где граждане Иван Шульгин и Ольга Голубева ходили по улицам в обнимку и тратили непривычные купюры на всякую несусветную дребедень.

Поезд нёсся со скоростью разгоняющегося самолёта, наклоняясь иногда так, что горизонт справа заметно перевешивал горизонт слева – и наоборот. Головокружение дополняло то, что они сидели спиной к направлению движения поезда.

Вольф разгадывал кроссворд, всем видом изображая блаженство и безмятежность. Иван вздохнул. Его мысли о крушении мира, в котором он жил, нашли пугающе буквальное воплощение. Он не чувствовал неверия в происходящее – мировая культура подготовила его к тому, что подобная ситуация в принципе возможна, – не укладывалось в голове скорее то, что это случилось именно с ним.

Он перебрал содержимое карманов пиджака – практическую ценность в новых обстоятельствах имели вещи безделушные: пара салфеток, ногтегрызка, зубочистка с хвойным ароматом. То же, что Иван привык считать важным, – и нервно проверял наличие, когда куда-то ехал, – в миг обесценивалось. В кошельке лежали недействительные «деньги», и «банковская карточка», которую не примет ни один банкомат (они здесь и называются иначе). Во внутреннем кармане валандался смешной «паспорт», на котором даже сама надпись «Российская Федерация» смотрелась абсурдно. «Телефон» не ловил никаких сетей и стремительно разряжался, так что скоро ему суждено было стать бесполезным даже в качестве калькулятора. А «ключ от квартиры», который совсем недавно принадлежал Оле, едва ли сможет открыть перед Иваном хоть какую-нибудь дверь.

Петроград не сильно отличался от известного Ивану Санкт-Петербурга. Разве что автомобили – здесь по улицам ездили только тёмно-бирюзовые такси, вроде лондонских кэбов. Ну, и дома выглядели посвежее.

Погода стояла замечательная – вечерело, но солнце ещё пекло. Они прогулочным шагом шли по переулкам и набережным каналов. Вольф рассуждал вслух:

– В городе есть несколько квартир, где я обычно останавливаюсь. У меня здесь много друзей, но с тобой я показаться у них не могу. В силу ряда причин. Но так как я всегда останавливаюсь у них, я, хоть и знаю в городе каждый камень, совершенно не в курсе, как обстоят дела с гостиницами. Кроме того, мы находимся, говоря по-вашему, в розыске – и выяснить степень заинтересованности полиции в нас не представляется возможным…

Засмотревшись на необычную вывеску, Иван вдруг ткнулся лбом в грудь высоченного и толстого человека. Он поднял глаза – это был полицейский. Снова в местной оранжевой униформе. По бокам от него стояло ещё двое – пониже, но такие же толстые.

Ваши документы, пожалуйста. Начинается. Вольф стал юлить и сыпать цитатами из классики, но Иван уже чувствовал, будто из темноты на него надвигается огромный кулак в боксёрской перчатке – старое ощущение, знакомое по всем прежним столкновениям с блюстителями беспорядка. Ситуация всё больше и больше закручивалась в безысходность – штопором в крошащуюся пробку.

– Иногда выход бывает только один, – сказал Вольф, сильно дёрнув Ивана за рукав.

Они побежали. Сзади слышался оголтелый крик – «Стрелять буду, сука!».

– Стрелять им не из чего, – на бегу объяснял Вольф. – Машинами они здесь не пользуются, велосипедов я у них не видел.

Грузные менты отставали, а Вольф потихоньку опережал Ивана – даром что он был старше лет на двадцать и одет куда менее сподручно, а двигался значительно спортивнее.

Иван то и дело оглядывался – оранжевые фигуры с каждым его взглядом назад были всё дальше. Наконец, они исчезли, а Вольф вдруг забежал в один из дворов и распахнул слегка ржавую дверь, ведшую куда-то в подвал.

– Вот мы, собственно говоря, и прибежали. Была не была.

Толком не успев рассмотреть здание, Иван юркнул в подвал по указанию Вольфа. Они спрятались в какой-то кладовке, уставленной невзрачными коробками (зато наполненной фальшивой кондиционерной свежестью). Вольф велел ждать.

– Тс-с-с-с! – вдруг зашипел Вольф и многозначительно поднял вверх палец. Скинув с себя дремоту, Иван прислушался и услышал шаги на лестнице.

Вольф прокрался к двери, выключил в кладовке свет и вернулся обратно.

– Не думаю, что ему что-то здесь нужно, – прошептал он.