Подземный конвейер - Сергей Зверев

Сказать, что у генерала Хрусталева были сложные отношения с сыном – это ничего не сказать. Они перестали ладить, когда Олег уже заканчивал школу и вовсю исходил юношеским максимализмом, далеким от здравой практичности и мудрости, которая приходит с годами.

Помнится, отец качал головой и говорил, наверное, о себе:

– Обычно мудрость приходит к человеку со старостью. Но иногда та появляется одна.

Олег смотрел на это самобичевание и не понимал, что отец корит самого себя за то, что где-то проморгал в воспитании сына, не сумел вложить в него свои взгляды на жизнь во всей их полноте. Наверное, отец всегда мечтал, чтобы Олег пошел по его стопам и стал военным. Хотя он никогда не произносил этого вслух.

Да, отношения ладиться у них перестали. А потом Олег сам поступил на журфак и был страшно этим горд. Он даже отцу при случае заявлял об этой своей личной победе. О том, что все это – чистая заслуга именно отца, Олег узнал лишь в конце четвертого курса. Потерпели крушение его идеалы, появилась страшнейшая обида. Олег не мог простить отцу такого унижения. Парень очень любил себя.

Это была первая, но не последняя их сильная ссора. Олег наговорил тогда много дерзостей. Отец в конце концов грохнул кулаком по столу и сказал, что пусть сын сам теперь живет как знает, если не хочет помощи и заботы отца. Он оставил Олегу квартиру и переехал на служебную. Они не виделись и не перезванивались почти год. Потом как-то так случайно получилось, что отец и сын встретились, поговорили натянуто, но все же это произошло. Они стали изредка встречаться, перезваниваться, узнавать, как дела друг у друга.

Отец! Олег сидел на диване, поставив локти на колени и положив подбородок на кулаки. Он смотрел в стену, а видел лицо отца. Чего же тот хотел от сына? Это же не было просто страстью к нравоучениям. Теперь-то, когда и сам Олег стал старше, набил своих собственных шишек, он начинал понимать, что отец хотел всего-навсего провести его через самый сложный участок жизненного пути, который называется становлением, возмужанием, закладкой профессионального будущего.

Да, отец хотел как раз того, чтобы вот этих-то шишек и было поменьше, чтобы сын рос, набирался профессионального опыта, а не шишек от бестолкового и наивного щенячьего тыканья мордой в стены. Если бы Олег послушался его и пошел в военное училище, то отец наверняка приготовил бы ему местечко не слишком опасное, не особо ответственное поначалу, но очень удобное для профессионального роста. Шла бы выслуга, звания. Потом, когда, как говорят в военной среде, он понял бы службу, отец и отпустил бы вожжи. Постепенно.

Наверное, отца устроила бы и гражданская профессия сына, но только не журналистская. Возможно, он предпочел бы какую-нибудь инженерную специальность, допустим, карьеру в науке. Может, устроил бы Олега потом в какой-нибудь исследовательский институт. Но сын стал журналистом.

Теперь ему стало понятно, что отец напоследок попытался и здесь устроить его судьбу, но он учинил размолвку и помешал. Не случайно Олег попал на работу именно в издание с военной тематикой. Откровенным покровительством не пахнет, но все же есть свои каналы и знакомства.

Но сын не оправдал ожиданий отца. Почему? Что тот хотел от него?

Ведь Олег писал резко и хлестко. Он не лебезил, называл вещи своими именами и фамилиями, если, на его взгляд, это было нужно. Главный редактор, которого они в своей среде называли Тентелем, тоже почему-то, как и отец, корил Олега за какую-то правду-матку, за несдержанность, за некорректность.

Какая, к черту, корректность, если журналистика призвана бичевать и обличать?! Делать это надо смело, не сгибаясь перед авторитетами, не щадя ни себя, ни… вялых лизоблюдов, так называемых товарищей по профессии.

Кто не может быть журналистом, тот не должен им становиться. Это было жизненное кредо Олега. Тему нужно поймать, пропустить материал через свои эмоции, мозг. С ним нужно переспать, тогда он получится. А когда его слюнявят без конца и края, по десять раз согласовывая с руководством, это уже не журналистика, а продажная писанина, которая сродни проституции.

Олег был в корне не согласен с тем, что журналистика и вообще средства массовой информации призваны в первую очередь распространять факты, доводить их до людей. Он считал, что важна не сама информация, а ее оценка, что журналист не должен терять время на простое изложение фактов. Он обязан сразу подавать «горячее». А вот главный редактор, как и отец в свое время, говорили ему, что работа журналиста в том, чтобы умело подать информацию, не выносить оценок, заставить читателей задуматься, научиться мыслить и делать выводы.

Вообще-то об этом твердили и преподаватели, как он теперь вспоминал. Но и с ними Олег был не очень согласен. Какую грамотную оценку может дать простой туповатый обыватель, у которого мозги заплыли жиром? Нет, его надо воспитывать, социально возбуждать, заставлять ужасаться и плакать от происходящего. Журналист просто обязан работать так, чтобы самый жирный карась в пруду сам стал бы кидаться на щуку.

Вот задача, такова цель. Если ты, профессионал, осознаешь, что она важная или даже великая, то средства ее достижения должны быть… можно отступать от некоторых устаревших норм морали и нравственности. Зачем пропадать материалу, если твой коллега не в состоянии его подать? Он только все испортит. Замечательный материал пропадет бездарно и глупо!

Прежде Антон мог бы и не заметить появления в санатории нового человека. Но теперь он знал, что нужно ждать гостей. Собственно, в пределах этого учреждения работы у Антона оказалось мало. Нужно было не пропустить тех, кто постарается навести справки об убитом генерале – это потенциальные союзники, хотя и опасные. Не разобравшись, они запросто могут устранить Антона.

Но стоило ожидать и появления чужаков, которые захотят разузнать, что и кому тут известно, какие слухи ходят по санаторию. В кладовой до сих пор лежала верхняя одежда генерала с пулевыми пробоинами. Если ее изъять и уничтожить, то это будет один из шагов к тому, чтобы замять историю с убийством Хрусталева и оставить версию с автомобильной аварией.

Была у Антона надежда на то, что кто-то постарается порыться в вещах покойника. Никто пока не знает, что там может оказаться. А вдруг материал, компрометирующий кого-то? Следователь осмотрел и описал одежду после неудачного покушения, а вот после убийства в санатории к ней никто не прикасался. Имея такую верную союзницу, как Алена, Антон сделал хитрый ход. Ячейка на складе, запирающаяся на замок под номером 12, не должна была никого заинтересовать, кроме, может быть, родственников генерала да следствия, если оно захочет по какой-то причине одежду изъять и приобщить к делу.

А вот на тот случай, если этим заинтересуются люди посторонние, Антон и устроил ловушку. Он вложил в шкафчик, прямо в одежду, датчик движения, который не работал, пока его не встряхнешь. Только после этого замыкался контакт, и от обычного телефонного аккумулятора энергия поступала на крохотный передатчик. Приемник Антона мгновенно улавливал сигнал в радиусе четырехсот километров, а это расстояние от Москвы до Нижнего Новгорода.

От ложной тревоги Антон обезопасился очень простым способом. Он просто сломал ключ прямо в замке. Ячейка никому не нужна. Если она вдруг кому-то срочно понадобится, то придется ее взламывать. Об этом будет знать администрация санатория, значит, и Алена. Так что насчет этого пока можно было быть спокойным.

Но тут объявился некий молодой человек, который стал самым наглым и беззастенчивым способом выяснять, а как же в «Бутурлинские дачи» попал генерал Хрусталев и от чего его лечили. Чуть позже Алена принесла Антону известие, что этот парень представился сыном генерала. Девушка теперь уже догадывалась, что Антон не простой богатенький отдыхающий и выздоравливающий, но напрямую вопросов на эту тему не задавала.

– Я уж не знаю, кто ты там на самом деле, – хитро посмотрев Антону в глаза, сказала Алена. – Но думаю, что после истории со шкафчиком генерала тебе будет интересно узнать вот какую новость. Приехал его сын. Он всех расспрашивает о причинах смерти отца.

– Сын? – Антон пропустил мимо ушей первую часть предложения, обращенного к нему, и ухватился за вторую, содержащую важную информацию. – А документы у него проверили? Он точно сын?

– Слушай, темнила! – Девушка усмехнулась. – Я за спиной у него не стояла и у главного врача в кабинете не присутствовала. Это уж ты сам как-нибудь выясняй. Я ведь не знаю, что тебе интересно, а что нет.

– Мне интересно все, что касается личности убитого генерала, и те деятели, которые о нем спрашивают. Он сейчас, кстати, где?

– Он в приемной, ждет, когда приедет лечащий врач твоего генерала. Наши начальнички самоустранились, сослались на занятость. Сейчас его там секретарша чаем и кофе балует, сплетни рассказывает, утвержденные к разглашению. Думаю, что мое руководство сейчас решает, что и как говорить сыну. Они ведь тоже под подпиской, как и мы с тобой.