Пилигримы - Сергей Шведов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фридрих Саксонский и Конрад Мейсенский подкреплений не ждали. Поход крестоносцев по земле лютичей не был легкой прогулкой, но до крупных стычек дело у них не доходило, а потому и силы им удалось сохранить. Осторожный Фридрих все свое воинское умение тратил на то, чтобы уклониться от жестких объятий врага. Он петлял по чужой земле как заяц, ловко уходя из расставленных силков, но и урона врагу почти не наносил. Его маневры доводили рыцарей до белого каленья, а разбившие в кровь ноги кнехты всерьез поговаривали о бунте. В довершение всех бед среди животных начался мор. За несколько дней сдохла половина лошадей, а остальные превратились в кляч, которых их незадачливым наездникам приходилось тащить чуть ли не на собственных плечах. Когда ропот среди крестоносцев достиг апогея, хитроумный пфальцграф вывел их, наконец, к городу Щетину. Конрад Мейсенский даже крякнул от огорчения, когда его глазам открылось воистину величественное зрелище. Щетин был велик и очень хорошо укреплен. Его население почти втрое превосходило армию крестоносцев, и вооруженных людей там, надо полагать, хватало. Благородный Фридрих бодро приказал своим мастерам строить метательные орудия. Конрад Мейсенский полагал, что без осадной башни, лучше всего двух, крестоносцам не обойтись. Его поддержал архиепископ Магдебургский.
– Стройте, – легко согласился Фридрих и отправился в свой шатер отдыхать.
Разбудил маркграфа беспокойный Конрад. Вид у Мейсенского был почему-то смущенный, словно он невзначай заглянул в чужую спальню и обнаружил там совсем не то, что ожидал.
– Муж вернулся из похода? – спросил, зевая, Фридрих.
– Какой еще муж?
– Извини за глупый сон, – спохватился разомлевший пфальцграф. – Лютичи решились на вылазку?
– Они выставили на стены кресты.
– Какие еще кресты? – изумился пфальцграф, приподнимаясь на локте.
– Христианские.
– Они что же, сдаются?
– Не похоже, – покачал головой Мейсенский. – Ворота города закрыты наглухо. Кнехты шепчутся, что это божье знамение.
– Какое еще знамение?! – подхватился на ноги Фридрих. – Они что, с ума сошли?!
Пфальцграф Саксонский штурмовать город не собирался, во всяком случае, до подхода Альбрехта Льва. С его стороны это было бы безумием, учитывая высоту щетинских стен, не говоря уже о каменной цитадели. Свою задачу он выполнил, заперев князя Ратибора в его логове и обезопасив тем самым тылы маркграфа. А что до метательных орудий и осадных башен, то они возможно пригодятся Альбрехту Медведю, готовому к любым подвигам во славу Христа и для пользы собственной мошны. Однако кресты на стенах столицы лютичей оказались для пфальцграфа полной неожиданностью. Фридрих вперил грозный взгляд в архиепископа Магдебурского, заставив того порозоветь от смущения.
– Возможно, лютичи христиане, – забормотал прелат. – Но это не точно. Мне говорили, что у них есть епископ, но есть и волхвы, исполняющие свои обряды. И вообще они ненадежные христиане, склонные к греху.
– А мы, по-твоему, праведники? – просипел севшим от бешенства голосом Фридрих. – Мы что, ангелов собрали под свои штандарты?
– Не богохульствуй, сын мой, – возвысил голос архиепископ. – Мы сюда пришли по воле папы Евгения. Среди лютичей есть немало язычников и еретиков.
– И как, по-твоему, мы будем отделять чистых от нечистых? – ехидно спросил пфальцграф. – Что я скажу рыцарям и кнехтам? Вот этого лютича убивай и попадешь в рай, а вон того не трогай, поскольку он христианин, и за его убийство ты отправишься в ад.
– Но ведь и христиане воюют друг с другом, – робко заметил Конрад.
– Воюют, – согласился Фридрих, – но не под хоругвью Христа. То, что ты предлагаешь нам, епископ, – святотатство. Мои люди приняли крест вовсе не для того, чтобы убивать единоверцев, – им нужен рай, а не ад.
– А если лютичи первыми нападут на нас? – спросил Конрад.
– В этом случае вы вправе защищаться, – опередил с ответом Фридриха архиепископ Магдебургский.
– Тогда будем ждать, – развел руками Мейсенский, уныло глядя на город, ставший вдруг в одночасье недоступным.
Прибытие Альбрехта Медведя с потрепанным и отощавшим воинством сначала обрадовало крестоносцев, а потом повергло в шок. Маркграф Северной марки оставил в землях поморян две трети своих людей, а остальные были утомлены до такой степени, что едва держались на ногах. Благородные рыцари, прежде дружно ругавшие Фридриха Саксонского за нерешительность, прикусили языки. Многие вдруг осознали, что лучше иметь полководца склонного к хитроумным маневрам, чем воинственного вождя, привыкшего ломить напрямик. Войско крестоносцев за полтора месяца войны уменьшилось более чем вдвое и теперь насчитывало менее двадцати тысяч человек. Причем третью их часть составляли больные и раненные, непригодные для серьезных дел. Иные из вождей уповали на помощь Бога, однако Фридрих Саксонский был не из их числа.
– Город мы не возьмем, – жестко сказал он. – Только зря погубим людей. Нам впору не воевать, а просить помощи у славян. Тем более что лютичи христиане. Большого урона их земле мы не нанесли, так что вправе рассчитывать на снисхождение.
– Чудовищно! – всплеснул руками архиепископ.
– Я потерял почти всех своих рыцарей, – зло глянул в его сторону Герман Рейнский. – А мои кнехты воевать против христиан не будут. Не затем мы сюда шли.
Тягостное молчание, воцарившееся в шатре, длилось целую вечность, все ждали, что скажет Альбрехт Медведь, самый старший и самый опытный среди графов и баронов. Однако маркграф почему-то медлил с прочувственной речью. Его опередил Вальтер фон Валенсберг, ворвавшийся в шатер с круглыми от удивления глазами:
– В лагерь прибыл епископ Щетина в сопровождении святых отцов.
– Ну вот, – глухо вымолвил Фридрих Саксонский. – Дождались. Сейчас славяне прочтут нам проповедь о христианском смирении. Они уже врезали нам по правой щеке, самое время подставить левую, не правда ли, благородный Альбрехт?
Глава 4 Господин Великий Новгород.
На пути в родные места Вузлев, как звали его славяне, завернул на остров Рюге. И у Филиппа появилась возможность познакомиться с городом, о котором он столько слышал. Лузарш повидал на своем веку немало крепостей, но Аркона поразила его мощью своих каменных стен и башен. Эта неприступная твердыня на краю земли могла отпугнуть даже самого упорного завоевателя. Не говоря уже о том, что обороняли цитадель самые искусные бойцы, которых породил наш мир. За последние недели Филипп вдоволь насмотрелся на ругов, а потому мог со всей ответственностью судить об их умении. В арконской гавани собралось немало судов, в том числе из германских и франкских земель, что не могло не удивить Филиппа.
– Руги не трогают купцов из тех городов, которые заключили с ними соглашения, – пояснил гостю из далекой Сирии Глеб. – Не так черт страшен, как его малюют.
Вузлева Гаста, похоже, очень хорошо знали в Арконе. Четырем его ладьям, почти по самые борта загруженным добычей, сразу же нашлось место у пристани. Разгружать свои суда Вузлев не стал, из чего Лузарш заключил, что боярин не собирается задерживаться на таинственном острове. В город Вузлев взял только Филиппа и Глеба, оставив всех своих мечников на берегу.
– А Новгород больше Арконы? – спросил Лузарш у Глеба, когда они миновали городские ворота, расположенные в массивной башне.
– Раз в пять, как не более, – усмехнулся младший Гаст. – Хотя внешние стены у нас пожиже. Разве что Детинец может поспорить со здешними укреплениями. Новгородская земля поболее твоей Сирии будет, Филипп. Кстати Новгород хоть и главный, но не единственный из наших городов. Имеются еще Псков, Ладога, Торжок, Хлынов – в общем, есть, где развернуться удачливому человеку. Одних волостей у нас пять, а зависимые от Новгорода земли тянутся аж до Студеного океана. Что же касается ругов, то они обречены, не вслух и не в этих стенах будет сказано.
– Почему? – удивился Филипп. – Ведь славяне одолели алеманов, а это не каждому народу под силу.
– Князей много, а ладу между ними нет, – горько усмехнулся Глеб. – Видел, сколько людей поднялось по слову папы – на два похода хватило. А у кудесника Богумила под началом от силы пять-десять тысяч человек. За свою землю славяне готовы биться, а за чужую нет. А чужими они считают не только земли германские, но и земли других славянских племен. Вера тоже князей разобщает – одни как лютич Ратибор уже приняли христианство, другие, как Никлот, еще держаться за старых богов.
– А почему в Арконе храмы деревянные? – удивился Филипп, разглядывая огромное сооружение, поразительных пропорций и красоты, украшенное причудливой резьбой.
– Славянские боги не живут в каменных домах, – пояснил Глеб. – Зато сами руги придерживаются иного мнения.
Усмешка на красиво очерченных губах Гаста была, что называется, к месту. Каменных домов в Арконе оказалось больше, чем деревянных. Причем преобладали огромные здания в два-три яруса, способные вместить до сотни человек. Стояли они почти впритык друг к другу, и каждое представляло собой крепость внутри крепости.