Еще не вечер - Алекс Норк

— Здравствуйте, очень рада вас видеть.

— И я, — он встал и слегка пожал ее руку.

Вот у Маши вся привлекательность именно в этом — не красота, а эстетичность — «порода».

— Вы сегодня в гостях. Не скажу, что каждый раз будем вас баловать, но сегодня — карт-бланш.

— Радость, которую не способен скрыть. Если б вы знали, до чего редко нашему брату-прокурору удается попользоваться на дармовщинку.

Весело блеснули ее глаза, на секунду явился ровный ряд белых зубов, он успел рассмотреть сейчас — глаза все-таки карие, но оригинально-светлого тона.

— Так что для начала?

— По-скромному — пиво.

Она быстро встала и направилась к бару.

Ноги на небольшом каблучке, не то чтобы очень красивые, но с правильными пропорциями. А правильное — уже этим самим эстетично.

Она зашла за стойку бара, покрутилась там чуть и скоро явилась с большим бокалом пива для гостя и небольшим, с вином, для себя.

— У вас тут самообслуживание?

— Наше заведение зарегистрировано как одно из подразделений газеты. Мы некоммерческий клуб. Продукты и напитки покупаются в торговой сети, микроволновка позволяет всегда иметь горячие блюда, овощные салаты быстро делаем сами — у нас даже соревновательность в этой сфере.

— Прекрасное заведение: ни кассового аппарата, ни разрешения санитарной службы. Ваше счастье, что у прокураторы хватает дел и не хватает кадров.

— Ой, не желаю никому зла, но значит, вы до нас доберетесь очень нескоро, — опять блеснули красивые зубы: — А правильнее, ха-ха, никогда.

— Вы выросли в этом городе, Маша?

— Нет. Я выросла в столице губернии. Там же закончила университет. Журналистику. Жила с дедушкой и бабушкой. Мама давно вторым браком в Москве, папы нет на свете. И когда мои старики умерли — почти в один год — присмотрела этот городок, где дешевле и можно завести свое дело.

— Квартиру продали?

— Четырехкомнатную, в сталинском доме. А здесь — однокомнатная, мне больше зачем? — прокурор кивнул, она договорила: — Половина времени на работе, досуг — здесь в кафе, — и улыбнулась с оттенком смущения.

— Судя по количеству рекламы в вашей газете, коммерчески вы неплохо движетесь?

— Неплохо. А как движется дело с убийством священника?

Прокурор усмехнулся, вспомнив газетную публикацию.

— И завтра появится: «По сведениям от информированного источника из нашей городской прокуратуры…»

— Напишем: «По некоторым данным…». И потом, мы можем с пользой для обеих сторон обмениваться информацией.

— На что вы меня толкаете?

— Виктор, не упрямьтесь. Мы опросили прихожан, соседей его по подъезду. Сэкономите время, при вашей нехватке кадров.

Пришла мысль — некоторой информации полезно дать «утечь».

— Священник помешал при попытке ограбления церкви.

— Там есть, что грабить?

— Есть дорогие иконы.

— Иконы были «заказаны»?

— Почти что наверняка.

— Однако преступники ничего не забрали, — ее голос прозвучал намеренно утвердительно.

— Значит, вы расспросили дьякона. Ну, собственно, мы с него подписку о неразглашении не брали. Да, кто-то спугнул преступников.

— Могу добавить: две иконы пятнадцатого века, ярославская школа.

Сразу мелькнула мысль: «Дьякон не знал о третьей иконе? Покойный священник сказал ему о двух и не сказал про очень старинную псковскую? Это почему?»

— Прихожане, которых мои сотрудники опрашивали, считают, что батюшка не мог открыть дверь незнакомым людям. Дверь после службы, когда задерживался, он запирал. В двери есть глазок, с улицы над входом яркий фонарь — закрытый, лампочку с него не свинтишь.

— А многих прихожан опрашивали?

— Не очень многих. Но свидетели важные. Там несколько бабушек, проживающих поблизости, которые на все службы ходили, со священником общались. Эти всё знают.

Сейчас их взгляды часто пересекались, и он вдруг почувствовал в глубине ее глаз контролера, следящего за его впечатлениями.

— Что еще они знают?

Опять за спиной у прокурора раздались голоса входящих — публика прибывала, Маша, поверх его головы, поздоровалась с кем-то.

— Еще?.. Батюшка жил один в небольшой городской квартире. А месяца уже полтора, когда стало тепло, засиживался допоздна в своей задней комнатке в церкви. Его ведь садовой лопаткой убили, верно?

— Вот об этом писать не надо, — прокурор, чуть досадуя, поиграл по столу пальцами: — Милиции следовало все-таки взять с дьякона подписку о неразглашении.

— Он, как мне сказали, безобидный молодой парень.

— Это мы тоже выясним.

— Обещаю, что про лопатку не будет пока ни строки. Со мной можно дело иметь, прокурор?

В ее зрачках заиграли крошечные бесята.

— И даже хочется.

Подошла и поцеловалась с Машей девица в пестрой рубахе и джинсах с дырками у колен. Еще какая-то в одежде «отвязанная» атрибутика… однако чистое всё — даже края белых у рубахи рукавчиков.

Серые большие глаза под высокими бровными дугами уставились на него:

— Ой, а вы наш новый прокурор! Мочить будете? Могу порекомендовать отличный недалеко отсюда туалет. Или, как там в Москве у вас говорят — сортир.

Нагловатая морда, хотя симпатичная, приятно подросткового стиля.

Девица хлопнулась на стул напротив и в задумчивости взглянула сначала на бокал пива Виктора, потом на Машин с вином.

— Яна — художник газеты, — представила та, — дизайнер, фотограф и всё на свете, очень талантливый ребенок.

— Я не р-ребенок! — рычание прозвучало скорее радостно, чем агрессивно, и сразу последовало тихо-задумчиво: — Чего б это кинуть внутрь, чем успокоить душу?

Манера разговаривать не очень считаясь с собеседником проявила себя и дальше, не решив алкогольную проблему, она спросила серьезным, как показалось, тоном:

— Вы верите в справедливость, прокурор? — и тут же: — Или, по-вашему, это детский вопрос?

— Какой же он детский, справедливость — фундаментальное понятие, без которого человеческие отношения не развивались бы дальше биологических.

— Зато сейчас прекрасно обходятся без такого понятия, я постоянно сталкиваюсь.

— А я ни разу не сталкивался с человеком, которому неизвестно понятие «несправедливость».

— Доказательство от противного?

— Вроде того. А что касается веры, она здесь вообще ни при чем. Верить в факт присутствия в человеке базовых представлений не нужно — они просто есть. Другое дело — справедливость как человеческая практика — она зависит от нас.

— От нас?! — Яна уткнула в него взгляд как в маленького ребенка. — Там в Москве сидит несколько пацанов, и только от них всё зависит, и на нас им — ть-фу!