По ту сторону - Сергей Щипанов

Тысячу раз прав наш Главный, утверждавший, что «человек ко всему привыкает». И я пообвыклась тут, приноровилась, притерпелась. И примирилась… почти. Нет, всё-таки Владлен Сергеевич не прав! Можно ли смириться, если тебя, скажем, ни за что упрятали в тюрьму? Или увезли, не спрашивая согласия, в чужую страну, и не отпускают домой? Пробовала уговаривать себя смотреть на происходящее, как на захватывающее приключение. Не каждому ведь выпадает такая «удача» – оказаться в шестнадцатом веке! Только без толку. В гробу я видала такое «везение»! Не хочу!

Да вот беда – согласия-то моего никто не спрашивал. Хоть ори, хоть вой, хоть башку разбей – не поможет. Остаётся терпеть. И надеяться. Без надежды жизнь теряет смысл, лучше сразу в петлю.

Днём, на людях, легче – забываешься, а вечером, как солнце на закат идёт – выступление. Работа. Но приходит ночь и… Опять вокруг беспросветный мрак, в прямом и переносном смыслах.

Я нашла отдушину – Ларискин мобильник. Провидению было угодно снабдить меня зарядным устройством-«жужжалкой». Батарейку я подзаряжала днём, чтобы не будить людей и не привлекать внимание непривычным звуком. Другое дело, когда в лагере шум и гам, все домашними делами заняты – ухожу в палатку и жужжу, пока мобила не «оживёт». А уже ночью, едва народ расползётся по своим «норкам», достаю аппарат и погружаюсь в привычную стихию. Звук ставлю на минимум, и – вперёд. Играю в «Angry Birds» – помогаю птицам воевать со свиньями. Мой племянник, Костик любил всякие «пищалки» телефонные. Я, разумеется, посмеивалась, а теперь сама приохотилась играть. Будь у меня компьютер – стала бы заправским геймером.

Ещё у Лариски куча клипов записана. Мура, конечно, вроде Стаса Михайлова, но я каждому исполнителю радовалась как родному. Даже всем этим силиконовым куклам, коих в шоу-бизнесе расплодилось, как собак нерезаных.

Спасибо тебе, Ларочка!

2

Меж тем приближалась зима. Дождило. Ветрено стало и слякотно. Скоро, похоже, полетят «белые мухи». Темнело теперь рано, мы давали представления при свете факелов, жгли костры – грелись по очереди.

Удивительно, но зрители приходили исправно. Даже в дождь, если, конечно, не сильно лило. Вот уж истинно: охота пуще неволи. Здешний народ хлебом не корми – дай зрелищ.

Днём одна Барбара бывала занята – принимала клиентов. Остальные «по домам» сидели. Я, спасаясь от скуки, доставала телефон, играла, или слушала музыку.

В «вигваме» холодно и неуютно, как в нетопленном бараке. Я сидела, закутавшись в зипун, и смотрела подборку «приколов» из «Наша раша». Лариске нравился Миша Галустян в роли таджика-гастарбайтера Равшана. В прежней жизни я бы не стала смотреть такую ерунду, но теперь и меня рассмешил этот нелепый персонаж. Вообще-то Галустяну и говорить ничего не надо: на него посмотришь – уже смешно. А когда он произносит своё коронное «начайлик»…

Я расхохоталась. Наверное, смех был нервным – своеобразная реакция на постоянный стресс. Непроизвольно вырвалось.

– Что это у тебя такое? – услышала я и вздрогнула от неожиданности.

Станко бесцеремонно влез ко мне в «шалаш», и стоял, разинув рот. Маленький и гибкий, как угорь, мальчишка умудрился войти бесшумно, страшно меня напугав.

Я стала лихорадочно прятать мобильник за пазуху.

– Нет, нет… это так… талисман, оберег, – бормотала я. От волнения тряслись руки, и никак не получалось убрать телефон с глаз долой.

– Покажи, Джек, – стал упрашивать мальчишка. – Ну, покажи!

Он почти кричал. Не хватало ещё, чтобы остальные сбежались.

– Не говори так громко, – попросила я. – Хорошо, смотри.

Я успела выключить мобилу. Надеялась, что Станко отстанет, осмотрев «мёртвый» аппарат. А тот цепко ухватил и стал вертеть в руках, разглядывая диковинку: совсем ещё мальчишка, хоть и вполне самостоятельный, даже умудрённый жизнью.

Возможно, Станко удовлетворился бы поверхностным осмотром, если б случайно не включил на телефоне дисплей. Высветилась фотка, а на ней Лариса в купальнике, выгодно подчёркивающим её фигуру.

Не знаю, что больше поразило мальчишку: «волшебное» появление картинки, или полуобнажённая красотка на ней, но глаза у Станко заметно округлились.

– Джек, – зашептал он, – продай мне… этот талисман!

– Нет, – твёрдо сказала я, забирая мобилу.

– Продай, – настаивал Станко, – я дам тебе два талера… три талера!

Я покачала головой.

– Нет! И не проси. Это мой талисман, он не продаётся!

Станко замолчал, чего-то обдумывая.

– А хочешь, – опять зашептал он горячо, – я ночью сестру приведу?

– Чего? – не поняла я.

– Тебе же нужна женщина, Джек, я вижу. Знаю, тебе голые снятся. Ведь, снятся?

Ах, паршивец, что удумал! Прибить бы тебя на месте!

– Скотина ты безрогая, – сказала я по-русски. – Родную сестру готов продать!

Станко, кажется, уловил родственные слова – они с сестрой родом из Далмации, хорваты. Во всяком случае, он понял, что я сержусь, сидел понурясь.

Я перешла на немецкий:

– Уходи! И больше не заходи сюда!

Словарный запас не позволил, а то выдала бы всё, что о нем думаю.

Станко убрался восвояси, а я пребывала в смятении: он теперь раззвонит, мол, у Джека волшебная коробочка есть; не ровен час, кто-нибудь пожелает её заполучать. Да и сам мальчишка может, чего доброго, зарезать. Ему так захотелось заиметь игрушку, что даже сестру-близняшку собрался подложить под «парня», с которым и знаком-то без году неделю. Мало мне проблем – ещё одна добавилась.

Я убрала мобильник так далеко, как смогла. И спала теперь «в пол-уха», каждого шороха пугалась. Станко я, по возможности, старалась держать в поле зрения.

А этот негодник, видя, что наблюдаю за ним, истолковал по-своему, и стал делать знаки глазами: укажет взглядом на сестру, и мне подмигивает, паразит! Его логика понятна: парень, то есть я, не может не испытывать влечения к женщинам, а денег на жриц любви у него нет, значит, рано или поздно, он сдастся и примет предложение. Меня бесили его цинизм и беспринципность.

Впрочем, может здесь такие сделки в порядке вещей?

Когда я смотрела на хрупкую Стеллу, у меня тошнота подступала к горлу при мысли о мерзких предложениях её братца, и злость закипала, хотелось двинуть ему по… между ног, в общем.

А девчонка бесстрашно ходила по канату, натянутому между двух столбов – их мы возили с собой – на высоте не менее четырёх метров. Балансировала специальными штуковинами, вроде больших вееров, и не просто ходила, а танцевала, выполняла кульбиты, садилась на шпагат. Честное слово, я за неё больше переживала, чем за себя, когда с меня кнутом сбивали парик.

Станко тоже работал хорошо, ничего не скажешь: ловок, как наша любимица Лоло. И по интеллекту недалеко ушёл. (Тут во мне злость говорила).

Вечер был как вечер – обычный. Погода пасмурная, но без дождя и ветра, что здорово облегчало нашу цирковую жизнь. Канатоходцы работали номер, зрители умолкли, с восторгом наблюдая за танцующей Стеллой.

«Вор! Держи его!», – раздался вдруг истошный вопль, возникла небольшая суматоха. Из толпы зрителей вынырнул мальчишка лет десяти и стремглав бросился наутёк, прямо через нашу «арену».

Себастьян – он уже отработал и грелся возле костра – оказался у воришки на пути. Циркач ловким движением схватил пацана за шиворот, а тот извернулся и впился ему в руку зубами. Тут уже Себастьян взревел медведем, и так саданул беднягу, что незадачливый вор с визгом отлетел на середину площадки.

Этот шум и послужил причиной трагедии: Стелла сбилась с шага, оступилась и полетела вниз. Станко стоял на верхушке столба и ничем не мог помочь сестре. Девочка попыталась ухватиться рукой за канат – тщетно. «А-ах!», – пронеслось над публикой.

Наши со всех сторон поспешили к несчастной девочке. Я подбежала первой.

То, что я увидела, заставило вздрогнуть: у Стелы из окровавленного предплечья торчали острые края переломанной надвое кости.

Я подавила готовый вырваться крик и закусила губу – не время охать да ахать. Без паники, взять себя в руки. Так, что мы имеем…

Отбросив обывательскую растерянность, я «включила» в себе профессионала – даром ли на «скорой» работала.

Первым делом гемостаз – остановить кровотечение. Наложить повязку, приподнять конечность повыше, холод местно. Мысли щелкали как на экзамене.

А пострадавшую подняли с земли Себастьян и Зуко.

– Осторожно! – воскликнула я. – Ради бога, аккуратнее!

От волнения говорила по-русски.

А тем двоим только и забот – убрать девочку «со сцены», чтобы продолжить представление – работа, мол, прежде всего.

Станко – он был уже внизу – плакал, не стесняясь. Мне стало жаль мальчишку: переживает за сестру, значит, не совсем безнадёжный эгоист. Но им заниматься не досуг.

Зуко, прежде чем пойти к публике, спросил:

– Ты сможешь ей помочь, Джек?

Я молча кивнула. Потом вспомнила: нужен антисептик.

– Зуко, мне надо… как это… – перешла на русский, – спирт, водку, или что тут пьют… ах, да – «выборову»!