Как влюбить дракона - Полина Вечерница

— Я бы не рекомендовал вам сегодня усиленные нагрузки.

— А завтра?.. Не сочтите за назойливость, но мне очень понравилось с вами танцевать.

Адайн не ответил. Лика смотрела прямо в его светло-серые глаза, пытаясь прочесть в них хоть какую-то реакцию на её откровенное признание — удивление, радость, заинтересованность. Да хоть бы и презрение!

И не увидела ни-че-го.

Удивительно, но глаза дракона и его лицо оставались бесстрастными и действительно ничего не выражали. При этом нельзя было сказать, что он смотрит сквозь Лику. Нет, он смотрел на неё. Но так, будто видел не человека, не живое существо с чувствами и намерениями, не прелестную девушку, в конце концов, а нечто очередное, проходное, не засуживающее даже толики внимания.

Это обескуражило Лику. А его дальнейшие слова просто раздавили:

— Завтра я уезжаю, — Адайн подошёл к калитке и обернулся к ней. — Я могу проводить вас, куда пожелаете.

— Подождите! — вскрикнула девушка, цепляясь буквально за соломинку. — Я должна кое-что сказать вам!

Что именно Лика должна была сказать, она и сама не знала. В груди теснилось множество разнонаправленных чувств, а мысли вдруг смешались, расплылись, и отдельные фразы никак не хотели складываться в приличествующие её положению словесные конструкции.

Ну что? Что она может ему сказать? Попросить не уезжать? Его, короля, на плечах которого целое государство? Смешно… Признаться в любви? Глупо. Глупо-глупо-глупо, как и сама её любовь.

Лика вдруг поняла, что готова дорого отдать, чтобы вырвать из сердца эти странные, порой волшебные, но не взаимные, и от того такие болезненные чувства! Но как? И почему они так сильны??

Внезапно Адайн нарушил молчание, но произнёс вовсе не то, чего ожидала Лика:

— Да, ваше высочество. Кажется, вы действительно должны мне кое-что рассказать.

12

Лика

Кровь отхлынула от лица Лики.

Её поймали с поличным.

Она не понимала, как именно, но дракон очевидно узнал о её уловке. Узнал, что именно она предупредила короля Ардара и своего собственного отца о риске заговора.

Конечно, зная, как скор на расправу отец, Лика не стала писать о заговоре, как о чём-то неоспоримом. Речь шла лишь о подозрениях. Ещё она посоветовала его величеству задержать венценосных гостей на три-четыре недели, чтобы рассеять сомнения и, возможно, расстроить планы потенциальных заговорщиков.

«Вот здесь я и прокололась. Кто посмеет дать королю совет, даже будучи анонимом? Только тот, кто очень-очень близок к нему».

— Я-а… — Лика тщетно пыталась выкрутиться из щекотливого положения, но дельные мысли разбежались, как встревоженные белки, а её взгляд цеплялся то за бабочек, то за колокольчики, синеющие в густой траве.

— Не смущайтесь, ваше высочество, говорите прямо, — неожиданно сочувственно произнёс король драконов. — Поверьте, никто посторонний сейчас вас не слышит. А если кто-то появится, я предупрежу.

Лика сглотнула.

Дракон подошёл к скамейке. И вдруг уселся рядом с ней. А потом сделала ещё более неожиданную вещь — взял её за руку.

Лика застыла на месте. Вокруг жил и дышал жаркий майский полдень, а у неё внутри будто выкристаллизовался огромный кусок льда. Её холодные пальцы в сравнении с горячей рукой человека-дракона чувствовались негнущимися веточками-палочками. А сердце так ухало, что в ушах отдавалось.

— Ликария, — доверительно позвал её Адайн, — ложь только маскируется под спасительный плот. На деле ложь — это паутина, в которой легко запутаться, окрутить самого себя до состояния полной обездвиженности. Глазом моргнуть не успеете, как останется лишь один путь — врать. Врать и врать дальше, до тех пор, пока всё не вскроется… Правда же… правда освобождает.

Лика вздохнула, чувствуя, будто на её груди лежит неподъёмная плита, которую ей вдруг захотелось сдвинуть. Может он прав? Может действительно лучше признаться? Не накажет же дракон её, в самом деле. Кажется, он даже ругать её не собирается.

Она снова набрала в грудь воздуха:

— Трудно говорить о таком, — выдохнула принцесса Ардара и осмелилась, наконец, поднять на короля драконов взгляд, полный благодарности.

— О чувствах всегда сложно говорить, — вдруг ответил Адайн.

Его слова застали Лику врасплох.

Однако она тут же сообразила, что речь не идёт о разоблачении. Во всяком случае, не о её изобличении в качестве анонима, предупреждающего короля Ардара о вымышленном заговоре.

Адайн сказал «о чувствах». Он, конечно, понял, что Лика влюблена в него! Это было чистейшей правдой, но настолько личной, почти сакральной, что Лика была готова признаться в чём угодно — в изготовлении записки, даже в самолично состряпанном заговоре! Лишь бы не говорить здесь и сейчас с Адайном о своей скороспелой, невзаимной и ужасно-ужасно глупой любви!!!

Вскакивая со скамейки и выдёргивая руку из его ладони, Лика уже чувствовала жар, мгновенно распространившийся по лицу, удушливое, сбившееся дыхание и холодные слёзы, выступившие под ресницами, какие бывают после откашливания, когда подавишься водой.

Ноги сами понесли её к калитке, а потом прочь из сада — подальше от места, где она оставила Адайна. О том, чтобы вернуться на поляну и речи быть не могло.

Лишь оказавшись в комнате она позволила себе остановиться, сесть на софу, отдышаться и подумать о случившемся.

А подумать было о чём.

Лика вдруг осознала, как сглупила. И может быть, зря убежала? В самом деле, она узнала массу хороших новостей: во-первых, Адайн так и не понял, что записку написала она. Во-вторых, да, он заметил её чувства — только слепой не заметил бы — но не стал играть с ней в кошки-мышки, как делают придворные кавалеры с неопытными наивными девицами, а отнёсся к ним серьёзно. Бережно даже.

Да, он рассчитывал, что она размякнет, расплачется, расскажет ему всё, всхлипывая и краснея, он подержит её за ручку, объясняя, почему им не суждено быть вместе, может даже вытрет с её щёк пару слезинок, она поплачет ещё, облегчит свою душу, он попросит её впредь быть осмотрительней с выбором объекта чувств, она вздохнёт, он улыбнётся и пообещает стать для неё другом, и они вернутся на поляну, вольются в придворную жизнь, где нужно держать лицо и соблюдать этикет, потом она немного погрустит — пару дней — а когда он уедет, всё пройдёт, рассеется, как туман, и через 10 лет она будет с улыбкой вспоминать о первой любви. А он забудет о ней в тот же день.

— Ну уж нет, — Лика поднялась с софы и подошла к зеркалу.

Вглядываясь в собственные лихорадочно блестящие глаза, она пыталась понять, что, хос возьми, с ней происходит? Почему она, прекрасно понимания природу драконьей привязанности — весьма отличающейся от человеческой, — даже мысли не может допустить,