Звезда Авроры - Эми Кауфман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Детальность потрясающая, у меня просто челюсть отвисает. Я видела прототипы чего-то подобного, когда с отцом ездила на ярмарки в Шанхай, но по сравнению с этой штукой они как детские трехколесники рядом с «Харлеем».
– Ух ты! – говорю я. – Спасибо.
Стекляшка издает тройной гудок и говорит высоким механическим голосом:
ЭТО ТЫ ЕЩЕ НИЧЕГО НЕ ВИДЕЛА.
Я чуть ее не роняю – секунду отчаянно жонглирую, пока не ловлю ее обеими руками.
Эта штука только что со мной заговорила? – едва не выдаю я. – Аври, ты здесь представитель всего своего столетия. Капитан Красавчик тебя примет за полную дуру. Соберись!
– Как бы не умнее меня была эта штука, – говорю я вполголоса.
– НЕ ПЕРЕЖИВАЙ, ХОЗЯЙКА. ТЫ ВСЕГО ЛИШЬ ЧЕЛОВЕК.
– Я не с тобой говорю.
– Я ПОСЛЕДНЯЯ МОДЕЛЬ, ТЕХНОЛОГИЯ НОВОГО ПОКОЛЕНИЯ, ТАКИЕ ТОЛЬКО В АКАДЕМИИ ЕСТЬ, – парирует унигласс. – Я В СЕМНАДЦАТЬ РАЗ УМНЕЕ ЕГО. И В ТРИ РАЗА КРАСИВЕЕ. ТАК ЧТО РАЗУМНЕЙ БЫЛО БЫ ГОВОРИТЬ СО МНОЙ…
– Беззвучный режим, – командует Тайлер.
Унигласс тут же замолкает, а я смотрю на парня, сидящего в изножье моей кровати.
– Мой прежний прибор, – поясняет он со своей неотразимой улыбкой. – У него доступ только к информации в архивах Академии, но это лучше, чем ничего.
– Это потрясающе, – говорю я. – Они все… они все так разговаривают?
– Не в точности так. Операционная матрица старых моделей была снабжена «личностью». Сейчас так не делают – техники не могли с ними справиться. Так что честно предупреждаю: эти модели немного глючные. И в каком-то смысле вечно жизнерадостные.
– Я думаю, мы поладим, – говорю я. – И… и от всей души тебе спасибо.
Знак внимания, когда ты никого не знаешь, подобен глотку воды в пустыне. А парень закусывает губу от какой-то… неуверенности?
– Так вообще как ты тут? – спрашивает он.
Я смотрю на унигласс, на мигающий прямоугольник: Куда?
– Нормально, – отвечаю наконец.
Решила ограничиться физическим состоянием, потому что мы недостаточно хорошо друг друга знаем для откровений вроде: «мне страшно и одиноко, и будто мне мало этой реальности, мозг выдумывает свои версии, и мне трудно отличить явь от глюков».
Это уже для третьего-четвертого свидания подходит, да?
– Слабость некоторая, – продолжаю я, садясь рядом с ним на кровать. – Усталость. Я так долго пробыла на «Хэдфилде», что никто теперь не знает, в каком состоянии мне полагается быть. Не знаю, опасно ли это и сейчас, но в те времена, когда мы стартовали, долго в Складке нельзя было находиться. Начинались галлюцинации, паранойя…
И я осекаюсь, потому что галлюцинации – это как раз то, что со мной сейчас происходит.
А паранойя на очереди?
– И сейчас опасно, – кивает Тайлер. – Хотя оказалось, что путешествие через Складку куда меньше действует на молодые умы. И техника сейчас не та, что была в твои дни. Когда стартовал «Хэдфилд», люди могли проходить лишь сквозь естественно возникающие ворота. Слабые места Складки. Теперь мы умеем строить входы и выходы где хотим. Вот тут, кстати, есть большие ворота прямо рядом с нашей станцией.
– Я видела… – Встряхиваю головой, отгоняя воспоминание о станции, явившейся в окне, когда я рванула прочь из комнаты. – Так если люди сейчас могут летать куда угодно, где мы сейчас?
– Это несколько забавно, – отвечает парень, снова прикусывая губу.
– Что тут забавного?
– Ты слыхала про галактику под названием Аврора?
Я моргаю:
– Ты сейчас шутишь?
– Мы на орбите около Гаммы Авроры, третьей звезды в скоплении, – говорит он, разводя руками, будто пытается охватить всю станцию. – Аврора О'Мэлли, добро пожаловать в Академию Авроры – центр подготовки Легиона Авроры.
– У меня теперь свой легион?
Он пожимает плечами, выдает мне свою фирменную улыбочку, и я, честное слово, не могу понять, то ли я покорена, то ли польщена, то ли совершенно сбита с толку.
– В шестнадцать разных школ я ходила, – говорю я. – И всегда в классе была еще одна девочка с именем Аврора. Так теперь у меня звезда в тезках?
– И космическая академия.
Я трясу головой, чувствуя, как мысли возвращаются к…
– Мама бы сказала, что это судьба.
– Творец явно приглядывает за тобой, – соглашается Тай.
Я прикусываю губу. Хватит уже искать вопросы, пора находить ответы.
– Значит, люди теперь вышли за пределы двух планет. И встретили инопланетян. Я одного вчера вечером видела. Я так понимаю, она тут главная?
– Да, командир де Стой, – подтверждает Тайлер. – Бетрасканка. С планеты Траск в системе Белинари. Живут они в основном под землей и не усваивают витамин D, как мы, отсюда недостаток меланина и контактные линзы. Но биологически мы очень похожи. Они были первым видом, с которым человечество установило контакт. Лет двести назад мы с ними воевали, но уже несколько поколений они наши самые сильные союзники.
Я вспоминаю парнишку, который мне привиделся. Разъяренный красавец с остроконечными ушами и длинными серебристыми волосами.
– А есть тут на станции другие… ну, виды? Вот, может, с…
У меня не получается сказать вслух, я только показываю пальцем на верх моей ушной раковины. Если я это все себе вообразила, то буду выглядеть полной идиоткой.
– Сильдратийцы, – кивает Тай, и улыбка его исчезает, будто и не было. – Мы с ними тоже лет двадцать воевали. Всего два года как Терра подписала мирный договор.
Он поднимает руку, берется пальцами за цепочку, висящую у него на шее, вытягивает ее наружу – не знаю, быть может, бессознательно, – и я успеваю заметить кольцо прежде, чем Тайлер его прячет в кулаке, крепко сжимая.
И снова улыбается, хотя и слабо.
– Но это все история, которая тебе прямо сейчас не нужна. Важно, что разумных видов мы нашли много. С некоторыми ладим, с другими нет.
– Так что ты здесь делаешь?
В смысле, ямочки демонстрировать – это вряд ли работа на полный день.
– Я легионер, – говорит он. – В твое время была такая штука, ООН называлась, да?
Я киваю:
– Так вы и есть ООН?
– Более или менее. Мы – Легион Авроры. Коалиция между терранами – так скажем, людьми – и бетрасканцами. После окончания войны у нас и сильдратийцы появились. Мы – независимые миротворцы. Выступаем посредниками в пограничных конфликтах, несем полицейские функции в нейтральных зонах космоса. Я бы сказал, что мы – гуманитарная организация. – Губы его кривятся в легкой улыбке. – Только большинство из нас не гуманны – то есть не люди.
– А вчера что-то случилось у кадетов? Я слышала, сестры что-то говорили о каких-то экипажах?
И тут же снова его улыбка исчезает без следа.
Прощайте, ямочки. Уже без вас скучаю.
– В последний год нашего обучения формируются экипажи, – говорит он. – Шесть легионеров, по одному от каждой из шести основных специальностей Академии. Вчера проходило большое ежегодное мероприятие, называемое Набор. Там формируются экипажи.
– Знаменательное событие. Но вид у тебя такой, будто твоя любимая кошка под машину попала.
Я
