Почему жирафы не стали людьми и другие вопросы эволюции - Станислав Владимирович Дробышевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Формируются новые сообщества, в частности – гиппарионовая фауна. Степи гудят от копыт, а на мясо появляются охотники. Начинается расцвет саблезубых кошек. Первыми среди них были махайродусы Lokotunjailurus emageritus и L. fanonei, а за ними подтянулись и многие прочие, в том числе Machairodus aphanistus и M. robinsoni, Amphimachairodus kabir и даже саблезубые «рыси» Tchadailurus adei. Понятно, что до мяса были охочи и многие прочие плотоядные. Жить в такой саванне было нелегко, спастись можно было только численностью.
* * *
И копытные не подкачали. Конец миоцена знаменит бесконечным числом видов гиппарионов, например, Hipparion gettyi, и полорогих, среди коих можно помянуть газелей Oioceros rothii и их бесчисленную родню. И у лошадей, и у жвачных зубы становятся гипсодонтными – высококоронковыми, приспособленными для постоянного пережёвывания жёсткой степной травы. Примечательно, что жвачные парнокопытные местами начали преобладать над непарнокопытными. Они обзавелись длинными ногами и острыми рогами, видимо, окончательно довели до ума четырёхкамерный желудок. Ноги лошадей ещё не достигли идеала, оставаясь трёхпалыми, а парнокопытные уже давно удовлетворились своими двумя опорными копытами и особо не пытались избавиться от лишних боковых. Кстати, жирафы как раз пошли дальше – у них на ногах осталось лишь по два копыта (причём они плотно прижаты друг к другу, функционально образуя одно круглое, как у лошади), а боковые полностью пропали.
Копытные были не единственными конкурентами людям и жирафам: из примитивных мартышкообразных уже эволюционировали первые павианы Pliopapio alemui и Parapapio lothagamensis. Пусть первые их версии были больше похожи на макак, этого было достаточно. Прогрессивное увеличение челюстей и клыков павианов, при том что они были растительноядными, явно свидетельствует о возраставшей агрессивности и иерархичности. Мартышкообразные занимали почти ту же экологическую нишу, что и человекообразные, но, будучи более мелкими и подвижными, взрослея и размножаясь быстрее, могли осваивать территории и ресурсы гораздо бодрее. В немалой степени из-за них наши предки несколько миллионов лет всё никак не хотели спускаться на землю. С другой стороны, за этот огромный срок они ещё на деревьях приобрели преадаптацию к прямохождению, причём такую, что отказаться от столь странного способа передвижения даже на земле уже никак не могли. Так наглые павианы сделали нас двуногими.
Жирафы не открывают Южную Америку
Жирафы позднего миоцена были крайне разнообразны, так как часть архаичных форм ещё сохранялась, но к ним добавились новые.
У североамериканских позднемиоценовых вилорогов фантазии было больше, чем у раннемиоценовых: у Tetrameryx shuleri передний отросток рога остался маленьким, а задний вытянулся до рекордных значений; у Stockoceros conklingi рога-вилки практически разделились на четыре равных коротких (родственный S. onusrosagris дожил до конца плейстоцена); у Ilingoceros alexandrae и I. schizoceras рога завились длинными тонкими прямыми плотными двойными винтами с маленькой развилочкой на конце – такую красоту лучше не описывать, ей надо любоваться.
В Китае доживали свой век последние палеомерициды в лице Triceromeryx tsaidamensis.
В Северной Америке их родственники дромомерициды – Yumaceras figginsi и Pediomeryx hemphillensis – достигли апогея в длине рогов – пары надглазничных и одного затылочного.
Чисто гипотетически какие-то поздние дромомерициды непосредственно перед вымиранием группы могли бы как будто из последних сил добраться до Южной Америки. В нескольких местонахождениях Боливии и Бразилии найдены челюсти и зубы, первоначально описанные как останки дромомерицида Surameryx acrensis. К сожалению, неизвестен его целый череп, так что никто не знает, был ли он столь же красивым, что и его северные родственники. Сам географический факт удивителен. В позднем миоцене две Америки были разделены проливом шириной почти с тогдашний Атлантический океан, добраться с берега на берег было крайне непросто. Тем не менее, целый ряд животных перемещались и туда, и обратно. Одними из первых путешественников стали еноты Cyonasua argentina и их родственники, но с ними-то ещё можно представить, как пушистые твари плывут по волнам на поваленных деревьях. А вот как из Северной Америки в Южную попадали слоны-гомфотерии Amahuacatherium peruvium, пекари Waldochoerus bassleri и Sylvochoerus woodburnei, верблюды, тапиры и дромомерициды, а обратно – наземные ленивцы Thinobadistes segnis и T. wetzeli, Pliometanastes galushai и P. protistus, – загадка! Предполагалось, что в некоторые моменты уровень океана понижался настолько, что проливы в цепочках архипелагов становились совсем маленькими и вполне преодолимыми. Однако это не исключает того факта, что полноценное воссоединение континента свершилось намного позже, в плиоцене – между 3,1 и 2,8 млн л. н.
Есть одна проблема: последующие исследования показали, что сурамерикс – вовсе не дромомерицид, а какой-то олень. Да и помянутые пекари при ближайшем рассмотрении оказались подозрительно не отличающимися от современных. И уж совсем печально, что и датировка всех этих костей, вероятно, заметно более поздняя, плио– или даже плейстоценовая, то есть сурамериксы паслись в Южной Америке уже после воссоединения двух частей Нового Света, им не надо было, героически преодолевая пену волн, плыть по Панамскому проливу. Всё было банальнее – они пришли на юг пешком.
Но и олени – тоже неплохо. Как сурамериксы чувствовали себя на новой родине – большой вопрос. Находок не так уж много, но они и не ограничиваются одним местонахождением. В Южной Америке уже миллионы лет эволюционировали несколько отрядов американских копытных – Astrapotheria, Notoungulata и Litopterna (а до миоцена успели вымереть Xenungulata и Pyrotheria), конвергентные слонам, лошадям, тапирам, носорогам, верблюдам, оленям и кроликам. Возможно, особенно конкурентными для сурамериксов были нотоунгуляты Typotheria, весьма разнообразные, но в целом похожие на помесь кролика с антилопой, например Miocochilius anomopodus и Paedotherium typicum. Не стоит сбрасывать со счетов также гигантских ленивцев и броненосцев. Последующая история показала, что южноамериканские копытные в целом оказались менее конкурентоспособными по сравнению со слонами, тапирами, лошадьми, оленями и верблюдами. С другой стороны, некоторые нотоунгуляты и литоптерны пережили даже последний ледниковый период и вымерли уже только с помощью людей, а ленивцы и броненосцы успешно заселялись в Северную Америку, где некоторые добрались аж до Аляски. Судя по тому, что дромомерициды вымерли в Северной Америке, они сами были не столь уж успешны, так что влияние на них продвинутых мозоленогих, парно– и непарнокопытных было столь же фатальным, как и на южноамериканских копытных.
Сурамерикс – предполагавшийся дромомерицид-путешественник – на самом деле оказался оленем, представителем тех, кто свёл дромомерицид в могилу. Не всегда легко разобраться в обломанных окаменелостях, но палеонтологи работают не
