По зову сердца - Тамара Сычева

В который раз я с волнением выслушивала рассказ бойцов о том, как Гриша взорвал мост и как его ранило. Я видела, что бойцы тоже огорчены и ждут возвращения своего командира.

— Он может еще приехать, не волнуйтесь, — старались они меня успокоить.

— Оставайтесь, в нашем батальоне, Сычева, — предложил мне командир саперов. — Наш батальон вам должен быть роднее…

— Нет, здесь я пользы не принесу, — ответила я. — Я решила изучить противотанковую пушку. Хочу стать артиллеристкой.

— Почему именно противотанковую? — удивился командир.

Я объяснила, что умею стрелять из снайперской винтовки. А ведь известно, что панорама противотанковой пушки имеет такое же прицельное устройство, как у снайперской винтовки. Сестрой же оставаться в армии я не могу, с медициной незнакома, крови боюсь, руки дрожат, когда раненых перевязываю.

— Значит, в артиллерию решила? — испытующе глядя на меня, сказал командир. — Ну что же, в жизни важно точку найти, к которой стремишься.

— Желаем удачи, — сказали мне саперы на прощание.

Лесная тропка, еще мало протоптанная, привела меня к поляне, на которой за длинными самодельными столами, шумно переговариваясь, обедали офицеры нашего полка.

Выйти на поляну я не решилась и стала разыскивать глазами Нилову.

Офицеры весело шутили, расхваливая обед, и, опустошая миски, снова подходили к стоявшей тут же полевой кухне.

— Ну-ка, Клава, подлей еще.

На подножке походной кухни с большим черпаком в руке стояла, смущенно улыбаясь, незнакомая мне краснощекая девушка. Из-под марлевой косынки у нее совсем по-детски торчали две тоненькие косички, белый халат был явно широк для ее узеньких плеч. «Новенькая», — подумала я, рассматривая девушку.

— Вот борщ так борщ, настоящий украинский, — хвалили офицеры.

— Так старалась, даже порезалась, — засмеялся кто-то, указав на забинтованный палец девушки.

— То ж я лук крошила, — краснея, отвечала Клава.

Проголодавшись, я с жадностью вдыхала запах свежего борща, даже слюну проглотила.

— Клава, ты причаровала своим борщом всех офицеров, смотри, еще влюбится какой, — засмеялась Нилова.

— Да ни, товарищ капитан, мы с офицерами не дружим. Мы больше с рядовыми. — Клава бросила косой взгляд в кабину машины, а когда Саша подошла за добавкой, шепотом рассказала: — Сегодня я одеваю цей халат и косынку, а наш шофер Васька смеется: «Да ты, Клава, зовсим снегурка».

— Смотри, — строго сказала девушке Нилова, — ты не давай им воли!

— Да ни-и, что вы, товарищ капитан, — горячо прошептала девушка.

Когда офицеры стали расходиться, я подошла к Саше.

— О-о, Сычева приехала! Ну как, нашла мужа?

— Нет.

Понимая мое состояние, Саша переменила тему:

— Тамара, смотри, вот наша новая поварушка-говорушка, как наварила зелья, сразу всех и причаровала. А ты, наверное, уже соскучилась по солдатскому борщу? Ну-ка, Клава, налей полную миску.

Я не заставила себя просить. Скоро миска была пуста.

— Ну, а теперь рассказывай все по порядку, — приказала Нилова.

Во время моего длинного повествования она задумчиво молчала, но, узнав, что Жернев поправился и получил назначение в часть, с облегчением проговорила:

— Это ничего, был бы жив, а воевать везде можно. Конечно, жаль, что не повидались, но расстраиваться из-за этого не стоит. Просто ты еще не совсем поправилась, потому у тебя и настроение такое.

Она поднялась и уже другим, начальственным тоном сказала:

— Ты, Тамара, просилась в батарею наводчиком, я сегодня поговорю с командиром, и, если он не станет возражать, пока мы на формировке, учись вместе с бойцами.

Саша сдержала обещание. В этот же день она переговорила с командиром и комиссаром полка о переводе меня в батарею.

Наутро, когда все санитары готовились к полевым занятиям, Нилова подошла ко мне и сказала:

— Тамара, собирайся в третью батарею, где была санитаркой, на обучение к наводчику Юшкову. Они тебя уже ждут.

От радости я готова была расцеловать Сашу. У меня будто и силы прибавилось вдвойне. Я чувствовала, что именно там, на батарее, мое место, там я найду свое призвание.

Товарищи встретили меня дружелюбно. Каждый старался проявить обо мне заботу. Дали палатку, принесли завтрак. После завтрака, когда орудие стали вытаскивать на полигон, мне поручили нести только панораму. Это мне уже не понравилось.

— Я пришла сюда рядовым бойцом и хочу быть равноправной, прошу не делать мне никаких скидок, — заявила я.

Бойцы заулыбались, а наводчик Юшков, махнув рукой, проговорил:

— Это только в первый день. — И, помолчав, добавил: — Из уважения.

Через несколько дней к нам на занятия пришел новый комиссар, присланный недавно из дивизии. Лицо его показалось мне очень знакомым. «Где я его видела?» — подумала я. И вспомнила: перед войной он был у нас на курсах снайперов политруком.

Когда он знакомился с личным составом взвода, я ему напомнила об этом. Он удивился:

— Я о вас слышал в штабе, но не знал, что с вами знаком. Значит, не зря мы учили вас стрелять? Молодец, Сычева, — похвалил он меня.

— Сычева у нас скоро будет настоящим артиллеристом, — поспешил ответить за меня командир орудия Наташвили. — Она уже подбила один танк.

— И зачем это ей, женщине? — недоумевающе пожимал плечами Юшков. — Работала бы в штабе или в санчасти. Женщине трудно будет в таких боях, как теперь, когда танки стеной идут.

— Юшков, вы забываете, что физически она, может быть, и слабее мужчины, но духом, видно, сильна, а это главное в борьбе с врагом. И здесь нет ничего удивительного. У нас много таких женщин, как Сычева. Одни работают в тылу не покладая рук, другие идут с оружием в руках на фронт, и кто смеет запретить им защищать свою Родину и свое счастье? — комиссар в упор смотрел на Юшкова.

— Да, товарищ комиссар, но зачем ей обязательно наводчиком, это ведь так опасно и трудно, — не сдавался Юшков.

Но тут вмешался командир орудия сержант Наташвили:

— Знаешь, если бы я сумел командовать батареей, я с удовольствием пошел и не испугался бы трудностей, потому что знаю: удар мой по врагу удесятерится, я стану сильнее. Вот так и она хочет больше сделать. — Наташвили говорил горячо, ударяя себя кулаком в грудь. — У нее го́рит, го́рит здесь, — делал он ударение на первом слоге, — понимаешь, го́рит.

— Но, конечно, — перебивая Наташвили, обратился ко мне комиссар, — женщина на войне должна кроме военной специальности приобрести еще солдатскую выносливость.

— Постараюсь, — смущенно ответила я комиссару и, заметив, что бойцы уже выкатывают орудия для занятий, бросилась им на помощь.

После беседы с комиссаром наводчик Юшков старался все свои знания и опыт стрельбы по танкам передать мне. Все остальные дни с утра до обеда, а — пообедав, до самого вечера мы занимались по огневой подготовке.

— Оружие к бою! — командовал Наташвили, и весь расчет бросался по местам.

Наводчик Юшков внимательно следил за моей работой у панорамы, поправляя меня.

— По танкам огонь! — подавалась команда. Потом — отбой.

И снова:

— Оружие к бою!

Так целые дни.

Составляли также карточку противотанкового огня и занимались другими дисциплинами.

IX

Недолго мне пришлось учиться. Вскоре ночью полк получил приказ, и мы по тревоге двинулись в путь. На какой-то станции сели в эшелон и через несколько дней были в районе Днепропетровска, где шли бои с просочившимся на левый берег противником. Несколько дней мы обороняли деревню на берегу небольшой речушки, притока Днепра, сковывая маневры подвижных групп оккупантов.

Во время интенсивной автоматной перестрелки я почувствовала, что мне резануло правую ногу. «Кость перебило», — подумала я с замиранием сердца, глядя, как из длинной поперечной раны на ноге хлещет кровь. Когда санитары вели меня в медпункт, не удержалась и расплакалась — от боли и от досады, что не успела даже повоевать у орудия.

Осмотрев ногу, Нилова сказала: «Ерунда, мякоть рассекло, останешься в санчасти полка».

На второй день я уже стала ходить, но в расчет Нилова меня еще не отпускала.

Потом мы опять отступали, и наша санчасть остановилась на кукурузном поле какого-то совхоза. Гитлеровцы, видимо, не знали наших сил и на этом стыке двух частей не наступали. На правом фланге гремели орудия и слышалась частая ружейная перестрелка. «Там и наша батарея», — волновалась я и рвалась в расчет.

Вечером начальник штаба приказал отправить всех, бойцов из тыловых подразделений на правый фланг. Капитану Ниловой, мне и одному санитару майор велел остаться с ранеными на кукурузном поле. Он предупредил:

— Не спите, товарищи. Следите, чтобы немецкая разведка не подошла к вам близко. Мы вынуждены были этот фланг оголить. Кроме вас, на участке никого нет.