Я и мои (бывшие) подруги - Ольга Эрлер

Надеюсь, меня не будет в их числе, и я не схлопочу по лицу за все эти советы. Хотя, ради ее пользы я вполне переживу побои. Итак, подставляю правую щеку, потом левую…

Так куда лучше, чем самого себя истязать цепями в знак траура по какому-то Али — дальнему родичу разбойника с большой дороги, грабившего караваны в Аравийской пустыне много веков назад. Я бы еще поняла, если бы убивались по самому Мухаммеду. Все-таки пророк.

А так — седьмая вода на киселе. Извините, я снова отвлеклась. Но мне этот Али просто покоя не дает.

И еще о себе и своих близких к телу рубахах-страхах. Я счастлива тем, что есть: Рузанна действительно прекрасный человек, и мы действительно прекрасно общаемся. Я очень многому у нее учусь: пониманию того, какие есть разные люди, ровному, доброму подходу ко всем, мудрости и невозмутимости в отношении к жизни, смиренному принятию ударов судьбы. Даже осознанию преимуществ, которые иногда дают та самая злополучная восточная скромность, скрытность и терпение. Но я более чем уверена, стоит Рузанне уехать в свою далекую горную страну, наши отношения прекратятся раз и навсегда, несмотря на наличие в мире таких благ цивилизации, как почта, интернет, телефон или скайп. Узнаете историю?

Про дерево и его полив я уже рассказала. Поэтому подберем другую метафору. Спичке, чтобы разгореться, нужен коробок с полосочкой серы. И кто-то должен чиркнуть спичкой по ней. Для продолжения отношений надо равное желание обеих сторон. Иначе выйдет игра в одни ворота.

Но не будем о грустном. Еще не вечер…

Глава 5

Маленькая глава о маленькой Эсфири

Она мне так представилась. Для всего остального мира — семьи, друзей, коллег, даже паспортного стола, она Светлана. И только я одна называю ее так, как она, поддавшись какому-то непонятному порыву смелости и вызова, представилась мне много лет назад.

Она сама упорно добивалась моей дружбы.

Странное начало. Я долго не могла понять, почему. Что мое так привлекло ее интерес? Может, во мне она увидела молодую себя? Или почувствовала подобие дочери, которой у нее не было. У нее два сына моего возраста. Старший — беспутный-блудливый и младший — порядочный-домашний.

Первого она любит, второго уважает. Все как в Библии. Она вообще классическая еврейская мама со всеми негативными для детей и семейных отношений последствиями.

У старшего седина в бороду, черт в ребро. Хотя черт из ребра не вылезал всю жизнь. Несмотря на то, что старший сын разменял шестой десяток, материнская пуповина еще так и не перерезана. Отсюда вся любовь-ненависть, одесский дворик или бакинская свадьба в их отношениях.

Смотри и не делай так.

Эсфирь — человек, не приемлющий скромность в значении затурканности, излишней кротости и невзыскательности, и за это я ее оч-ч-чень уважаю. Эта злополучная скромность так и проходит красной нитью по повествованию. Если так пойдет дальше, надо будет переименовать произведение в рассказы о вреде скромности.

Эсфирь горда своими несомненными многочисленными талантами и прошлыми достижениями. И правильно.

Почему бы не гордиться, если есть чем, если заслужено и по справедливости. Ее смелость, энергия, коммуникативность, ум, решительность восхитили и меня в свое время, лет пятнадцать назад, когда мы только познакомились. Она бралась за большие дела и делала их. Кто может этим похвалиться? — редкие люди. В молодости увлекалась астрономией, играла в театре и кино. А стала строителем и строила города и большие комбинаты, управляла огромными коллективами, боролась и ладила с высоким начальством. И при этом оставалась ребенком своего времени и жертвой советско-средневеково-восточного воспитания. Всю жизнь прожила с алкоголиком, навязанным ей в мужья родителями, сделала двадцать два подпольных и, когда разрешили, легальных аборта, нажила несколько инсультов и серьезных болячек.

Мы очень хорошо дружили, несмотря на тридцатилетнюю разницу в возрасте, мы понимали друг друга с полуслова, нас объединяла масса общих интересов и привязанностей. Но, даже будучи пожилой и больной, она оставалась куда более смелой, энергичной и решительной, чем я. Иногда даже подавляла меня своей энергией и превосходством.

И еще. Я не встречала более жизнелюбивого и жизнерадостного человека. Я узнала ее уже серьезно больной, преимущественно в плохом или очень плохом состоянии и самочувствии. Но никогда она не позволяла себе уныния, жалоб, охов и ахов. Просто гейзер какой-то, а не человек. А эрудиция, находчивость и живость рассказов!

На любую тему, как у Иисуса, у нее находились притчи.

Любая мысль иллюстрировалась байками из собственной богатой жизни. А юмор — Жванецкий рядом померк бы.

От нее я узнала страшную историю ее изгнания из бакинского рая. В те времена развала СССР в республиках пылал национализм, происходили «этнические зачистки».

Тогда первый раз в жизни Эсфирь порадовалась наличию и содержанию пятой графы в своем паспорте. Ей повезло, что она оказалась не армянкой. Именно от них самым брутальным образом избавлялись бывшие соседи и друзья. А ведь на востоке сосед чуть ли не важнее родственника!

Соседи присматривали за детьми, практически коллективно растя их, поочередно кормили-угощали целые дворы, переженивали своих детей, помогали продвигаться по служебным лестнице или карабкаться по строительным лесам карьеры, выручали из беды — мыли друг другу руки.

Рахиль носа не показывала из дому. А если приходилось выходить по неотложному делу, показывала паспорт разъяренной толпе бывших людей, искавших себе очередную жертву для удовлетворения низменных национальных инстинктов. Страшно…

Довольно долгое время она была единственным человеком, с кем я могла вести глубокие интеллектуальные беседы на отвлеченные темы. Где какая рыба и почем — такие разговоры интересуют меня куда меньше. Она много помогла мне одним своим присутствием, советом и человеческим участием. Были времена, когда Эсфирь оказывалась для меня единственной моральной поддержкой в жизни. Я благодарна ей за это, как никому другому.

Мы долго и очень хорошо общались: это были беседы-откровения, встречи мастера-гуру со своим учеником, уроки мудрости от очень талантливого и большого человека. Что начало разводить нас? Что стало постепенно гасить эту прекрасную дружбу?

Время. Возраст. Состояние здоровья и психики пожилого и нездорового человека.

Отношения перестали быть равными. Опять этот проклятый закон жизни.

Каюсь, я начала понемногу сокращать наше общение. Я, которая так ратует за полив дерева, сама перестала поливать его в достаточной мере. Мне стали тяжелы ее повторяющиеся рассказы, жалобы на семейных и на многочисленных невесток (у распутного четверо детей от четырех женщин). Наступило время, когда все наши разговоры заканчивались ставшим традиционным эпилогом о кознях главной злодейки и отравительницы жизни семьи — старшей невестки. Она действительно далека от идеала матери-жены-невестки и не затрудняет себя искренним уважением к свекрови. Более того, она — яркая иллюстрация народной мудрости: хохол родился — еврей заплакал.

Но в отличие от Эсфири, мне эта женщина не сделала ничего плохого, я вообще ее видела два раза в жизни. И даже отчасти могу понять ее позицию и не всегда честную и благородную борьбу за место под семейным солнцем этого клана, опутанного лианами сложных отношений с многочисленными побочными женами и внебрачными детьми. Не знаю, как бы я поступала на ее месте. Смогла бы с улыбкой-оскалом, за которой прячется зубовный скрежет, как должное принимать в семью новых «жен» и детей своего любвеобильного мужа? А она как будто принимает, по крайней мере, внешне, и не препятствует общению собственного ребенка с братиками-сестричками, рожденными другими тётями. Вы бы, милые женщины, так смогли? Все равно, из каких побуждений? А если бы смогли, то какой ценой? Например, стали бы в отместку использовать и обирать мужа, где только возможно, компенсировать таким образом свое оскорбление?

Или же ею двигает одна алчность? Не знаю, может быть, алчность так развилась в ней именно в качестве восполнения потерянной любви и семейного счастья. Не знаю и не сужу.

Кстати, про «не суди, и не судим будешь» и источник этой народной мудрости — Библию. Поправьте меня, знатоки — это не праматерь Сара вынудила убраться в пустыню побочную жену своего мужа Агарь вместе с ее сыном Измаилом? В жестокую безводную опасную пустыню…

Так кто поступает благородней?

Мои чувства к Эсфирь постепенно перестали быть искренними, а притворяться я не могу. Мне стыдно по очень многим причинам. Хотя мы по-прежнему перезваниваемся и изредка встречаемся, с моей стороны это происходит в большой мере из вежливости, чем по сердечному порыву. И она это, видимо, чувствует. Печально стареть, слабеть физически и умственно, утрачивать те характерные черты, которые составляли неповторимый рисунок твоей личности, черты, за которые тебя любили люди. Мне стыдно. Мне еще предстоит собственное старение. И я не знаю, как поступать. Мне не хватает мудрости и, видимо, доброты сопровождать человека на его финишной прямой. Во мне еще не проснулась мать Тереза, я еще не сталкивалась с поздней осенью жизни так близко и остро.