Подземный факел - Анатолий Стась

— Он не пойдет, мистер Уррен. Бывшего эсэсовца коммунисты вряд ли примут с раскрытыми объятиями, даже если бы он попробовал откупиться сокровищами царя Соломона, — отозвался Сандерс.

— Возможно, — проговорил Уррен. — Так или иначе, Гольбах и Коленда хотят получить за бумаги инженера наличными. Как быть с Гольбахом, время покажет, а пока пусть действуют вдвоем. Повторяю: один неосторожный шаг с нашей стороны, и шарфюрера можно спугнуть. Тогда пиши пропало: архив ускользнет от нас навсегда.

По скуластому лицу Вентриса пробежала тень озабоченности и сомнения. Это не ускользнуло от внимания Уррена. Он предостерегающе махнул рукой.

— Вижу, капитан, у вас назревает новый вопрос: существует ли архив вообще? Не морочат ли нам голову, не является ли вся эта история плодом фантазии авантюристов, решивших погреть руки на долларах шефа? Такая мысль зародилась у вас, ведь правда?

— Вы угадали, мистер Уррен.

— Исключаю подобный вариант, — веско сказал Уррен. — Во-первых, никто не даст Коленде и Гольбаху ни цента, пока они не положат бумаги на этот стол. Им это ясно как божий день. Во-вторых, я связался с Бонном и навел некоторые справки. Оберштурмбанфюрер Людвигс, кавалер рыцарского Золотого креста с мечами и бриллиантами, живет и здравствует. По решению федеральных властей он назначен инспектором специальных подразделений бундесвера. На досуге оберштурмбанфюрер увлекается рыбной ловлей и пишет мемуары. С Людвигсом беседовали. Он подтвердил, что действительно во время войны получал приказ за подписью Гиммлера доставить в Берлин одного инженера-галичанина, изобретшего какое-то чудо в области нефтяного дела, но Людвигс сожалеет: ни инженера, ни его материалов вывезти в Германию не удалось — осуществлению этой операции помешало наступление русских. Вам этого достаточно, Вентрис? Нет, архив Крылача — не миф. Гольбах и Коленда вызвались идти за ним на ту сторону. В конце концов это их частное дело. Но поскольку мы намерены финансировать их мероприятие, должна быть определенная компенсация. Задачу Гольбаха и Коленды следует расширить, параллельно они займутся и Бранюком. Вот почему, капитан Вентрис, я сказал вам, что беру на себя роль поставщика сырья. Теперь вы получили его и займитесь им немедля. Подготовьте соответствующие документы, продумайте план переброски, сделайте по своей линии всю необходимую работу. Поймите, что от успеха этого дела будет зависеть ваше собственное благополучие. Не отлучайтесь завтра надолго, шеф потребует вас к себе.

Капитан понял — аудиенция закончилась, и встал с кресла.

— Вот еще что я забыл вам сказать, Вентрис, — добавил Уррен. — Коленда хочет привлечь к делу еще одного своего приятеля, в качестве… э-э… вспомогательной силы. Возражать, пожалуй, не следует.

ТАЙНА «ЧЕРНОГО ЗОЛОТА»

1

Зеленый вездеход выбросил из-под колес брызги сухого снега и, качнувшись вперед, остановился около скважины. Из машины выпрыгнул молодой коренастый человек в кожаном пальто и пушистой пыжиковой шапке. Разминая онемевшие ноги, он подошел к рабочему-оператору, возившемуся около металлических труб с гаечным ключом в руках.

— Скажите, пожалуйста, где можно видеть инженера Бранюка?

Оператор вытер рукавом вспотевший лоб, ловко поймал губами сигарету из нагрудного кармана спецовки, надетой поверх стеганки, показал ключом на домик, желтевший кирпичными стенами среди зеленого молодого сосняка.

— Вон туда поезжайте. Иван Сергеевич только что пошел к себе… А вы не из совнархоза, не товарищ Бутенко будете? — разглядывая приезжего, поинтересовался оператор.

— Нет, я не Бутенко, — улыбнулся молодой человек. — Благодарю.

Махнув шоферу, чтобы ехал следом, он широким шагом направился к домику, с нескрываемым интересом оглядываясь вокруг.

В небо вздымались нефтяные вышки. Зимний воздух был слегка насыщен резковатым запахом то ли бензина, то ли керосина, а может, того и другого вместе. Чувствовалась близость нефти. Вышек было около десятка; весь нефтепромысел прятался в глубокой долине, окруженной густым лесом.

Было тихо. Только в стороне, у подножия отдаленной вышки, прижавшейся к самому склону горы, лязгал металл о металл; вспыхивали голубым сиянием огни электросварки. Несколько темных человеческих фигур издали казались маленькими муравьями рядом с многометровой громадиной вышки, устремившейся в безоблачное небо.

Приезжий поднялся на крыльцо, смахнул шапкой снег с сапог, взялся за ручку двери.

В жарко натопленной комнате пахло смолой. Шипя, потрескивали в железной печурке сосновые дрова, тонко пел большой алюминиевый чайник. За столом, склонившись над бумагами, сидел худощавый молодой человек. Темно-синий свитер плотно облегал его грудь. Склонив взлохмаченную голову, он прижимал щекой к плечу трубку, говорил с кем-то по телефону:

— Начинаем подъем лифта. Да, да… Обсадная колонна и трубы на этот раз в порядке, я уверен… Хорошо! Приезжайте, все готово.

Услышав скрип двери, он поднял голову. Его молодое с правильными, немного суровыми чертами лицо застыло от удивления. Энергичным движением он положил трубку, выпрямился во весь свой высокий рост и шагнул навстречу вошедшему.

— Юрко! Дружище! Каким ветром? Неужели же это ты, разбойник, непоседа… Ты?!

— Наконец-то! Стою, жду, а он — никакого тебе внимания к гостю. Ну, брат, покажись, дай посмотреть на светило науки. Да осторожнее, ребра поломаешь, — смеялся приезжий, обнимая юношу. — Тебе не нефть добывать, тебе штангой орудовать надо! А я, грешным делом, думал: инженер Бранюк в бумагах закопался, канцеляристом стал, а он… Ну, говори! Сколько мы с тобой не виделись? Пять?..

— Пять, Юрко, пять лет! Даже не верится. Что же ты стоишь? Снимай кожанку, садись. Чай будешь пить? Откуда же ты взялся в наших краях? И так неожиданно! Хотя бы предупредил. Ну, рассказывай… Обожди одну минутку. Сейчас свяжусь с городом. Понимаешь, приехать к нам должен один из вашей когорты, тоже журналист. Видишь, как везет мне сегодня на газетеров… Звонили из института, просили познакомить товарища с промыслом. Я уточню, когда он прибудет. А потом мы с тобой, дружище, заберемся в мою комнату и наговоримся за все пять лет.

Инженер протянул руку к телефону. Улыбаясь, Юрий перехватил ее.

— Не надо звонить, уважаемый товарищ инженер… Я думал, ты более догадливый. Газетер, которого ждешь, уже перед тобой собственной персоной. И звать его Юрий Калашник. Прошу любить и жаловать. Так что напрасно ты испугался журналистского нашествия, пока будешь иметь дело с одним…

— Так это… о твоем приезде меня и предупреждали? — Бранюк засмеялся. — А мне и в голову не пришло, что ты — тот самый журналист, которому так не терпится проникнуть в великие тайны нашего промысла.

— Абсолютно точно. Это я. Но просил не говорить тебе мою фамилию, хотелось появиться неожиданно и увидеть, как сильно зазналась ваша ученая милость.

— Насчет зазнайства, это, пожалуй, с больной головы на здоровую. Сам ты зазнайка и есть. Письма ему пишешь — не отвечает, молчит… Где же ты, кочевник, остановился наконец? Или тоже проездом, перелетом заглянул?

— Две недели уже, как живу в Киеве. Немного поездил по Сибири, был на Сахалине, плавал с китобоями… Теперь, как видишь, почти дома, оседлый образ жизни начинаю.

— И надолго?

Юрий пожал плечами. Их взгляды встретились, и они снова не могли удержаться от улыбок — два друга, пути которых наконец сошлись в Прикарпатье, на нефтяном промысле.

Как ни присматривался Бранюк, не мог понять, изменился ли за эти годы Юрий Калашник. Взгляд, как и раньше, насмешливый и веселый, те же непослушные вихры на голове, тот же вздернутый нос, те же темные густые брови. Разве что две глубокие складки появились на лбу да несколько серебристых нитей на висках… И все же чем внимательнее разглядывал его Бранюк, тем больше казалось ему, что они будто совсем недавно пожимали друг другу руки, прощаясь на львовском вокзале.

Иван Бранюк окончил тогда политехнический институт и уезжал на работу, получив назначение в далекий город Баку. Юрий с грустью расставался с этим немного задумчивым парнем, с которым он так неожиданно и по-настоящему сдружился.

Они познакомились давно. Как-то в оперном театре проходила городская научно-техническая конференция студентов. Среди докладов и рефератов будущих инженеров выступление Ивана Бранюка, третьекурсника нефтяного факультета, сначала не произвело особого впечатления на молодого работника областной комсомольской газеты. Пристроившись в ложе, Юрий Калашник старательно записывал в блокнот все, что, по его мнению, наиболее заслуживало внимания. Реферат студента-нефтяника, переполненный цифровыми данными, изобиловавший специфической, не совсем понятной терминологией, вызвал у журналиста чувство легкой досады. «Скучновато получается», — подумал он и еще раз взглянул на докладчика. И вдруг Юрий заметил одну деталь. Перед студентом на трибуне лежали бумаги, но он совсем не смотрел в них. Легко, казалось, без всякого напряжения мысли он оперировал множеством данных, сложными формулами, говорил уверенно и убедительно, с каким-то внутренним воодушевлением. Видно было, что его реферат — это результат большой, кропотливой работы, которая заполнила его всего.