За кулисами диверсий - Вадим Кассис

После этой встречи я понял, что существует антисоветская группа, которая вынашивает враждебные планы и может своей деятельностью нанести ущерб нашему государству».

Буковский пытался найти единомышленников и среди офицеров Советской Армии. Вот что рассказали, например, о встрече с уголовником военнослужащие Виталий Тарасов и Анатолий Бычков. «С Буковским, — говорит В. Тарасов, — я познакомился при следующих обстоятельствах: вместе с сослуживцем Бычковым я решил навестить родителей, проживающих в городе Вязники Владимирской области. Приехав на Курский вокзал, мы взяли билеты на поезд. Поскольку до его отхода оставалось около четырех часов, мы с Бычковым решили поужинать. Зашли в одно уютное кафе, расположенное вблизи вокзала, сели за свободный столик и заказали ужин. Через некоторое время к нам за столик подсели два молодых человека, один из которых назвался Буковским и дал свой домашний адрес и телефон. Он рассказал, что сидел в тюрьме в Ленинграде за свои «убеждения». Как выяснилось дальше из разговора с Буковским, его «убеждения» носят ярко выраженный антисоветский характер. В разговоре с нами наш случайный сосед сообщил, что у него в Москве имеется много знакомых из числа иностранных корреспондентов, с которыми он дружит. Он предлагал мне и Бычкову записать телефоны этих корреспондентов, через которых «можно передать на Запад любую информацию».

В связи с тем, что мне и Бычкову нужно было уезжать, мы распрощались с Буковским и ушли из кафе: Из разговора с Буковским я понял, что он является антисоветски настроенным человеком и ведет активную борьбу с существующим в СССР строем».

Вот что добавил к свидетельским показаниям В. Тарасова его сослуживец Анатолий Бычков: «В тот день, сев за наш столик, Буковский и его приятель заказали бутылку вина, потом еще одну. Сначала они разговаривали между собой, причем разговор вели об издании каких–то материалов, и Буковский утверждал, что может напечатать в газетах любую статью своего приятеля. Я не прислушивался к их разговору и, когда заиграл оркестр, ушел танцевать.

Вернувшись за столик, я застал Виталия Тарасова с Буковским за беседой. Второго нашего случайного знакомого на месте не было. Он вообще часто вставал из–за стола, куда–то уходил или подсаживался за чужие столики.

Сев за стол, я понял, что Буковский рассказывает о себе, из его рассказа стало ясно, что он несколько раз сидел в исправительно–трудовой колонии. Он заявил, что среди его единомышленников в Советском Союзе есть люди, у которых такие же убеждения, как у него самого. Буковский рассказал, что среди его друзей много иностранцев и он имеет возможность печататься почти во всех западных газетах.

Далее Буковский утверждал, что друзья предлагают ему уйти за границу, но он отказывается, так как считает, что его деятельность здесь нужнее и он не свернет с избранного им пути. Свои взгляды он не скрывает и высказывает их открыто».

Конечно, Буковский, встречаясь с малознакомыми или совсем незнакомыми ему людьми, прощупывая их настроения, не раскрывал своих замыслов до конца, Со своими сокамерниками по тюрьме он был откровеннее. Здесь он в открытую высказывал намерения вести не только идеологическую, но и террористическую борьбу в Советском Союзе. Этими планами он делился с Петровым—Агатовым, которому мы вновь предоставляем слово для продолжения рассказа.

«Мы будем убивать всех, кто стоит на нашем пути, — говорил Буковский. — Оружие желательно иметь советское, чтобы не думали, что мы связаны с Западом», — «А деньги?» — спросил я. «Разумеется, из–за границы. Ведь Советская власть не даст нам средств для борьбы с ней…» — «А у вас было оружие?» — «Еще бы! У нас даже взрывчатка была». — «Зачем?» — «Вы что, с Луны, что ли, свалились? Или вас действительно аист на грешную землю принес!»

Буковский свирепел буквально на глазах, лицо его начинало пылать… В тюрьме время — не деньги. Его не экономят и не берегут. «Ну расскажите еще что–ни-. будь! Все ближе к отбою», — просил Лесив. И Буковский в который раз вспоминал, как он и его друзья ходили в лес тренироваться в стрельбе, чтобы не нро–махнуться, когда придется убивать советских людей… «Эх, получить бы мне доступ к атомной бомбе, — мечтательно говорил он. — Я ведь полковник по званию. Так аттестовал меня наш собственный штаб. У нас ведь Свой собственный штаб был. Ну и типографию хотели свою иметь. Для этой цели пытались наладить контакт с одним из сотрудников контрольно–пропускного пункта в Шереметьевском аэропорту. Не вышло дело, к сожалению, хотя, казалось, было все учтено…»

БукоЕский старался всегда учитывать все. Я не знаю, какими источниками пользовался он, создавая свой «труд» о содержании в психиатрических больницах якобы здоровых советских людей. Но в камере этот «ученый» очень красочно рассказывал о том, как члены его будущей террористической организации заготавливали фиктивные справки о болезнях шизофренией на случай провала. «Для борца за свободу необходимо уметь симулировать болезнь, — поучал он. — И психическую в первую очередь. Все надо уметь, ибо в борьбе все средства хороши. Тем более, что и цель у нас заманчивая — научить народ бороться за свои права. Разве сейчас это народ? Быдло! Мы хоть сидим — знаем, за что сидим. И вдобавок не работаем. А эти двести пятьдесят миллионов вкалывают».

Прервем в последний раз рассказ нашего гостя еще для одной справки. Дело в том, что Буковский весьма преуспел в симулировании разных болезней. Одно время ему даже поверили на Западе. «Ах, — вздыхали на разные лады буржуазные газеты в унисон с разными «голосами», — как подорвал свое здоровье талантливый писатель Буковский, как истощил свою нервную систему…» Сейчас вздохи и охи прекратились, особенно после того, как' западные репортеры убедились в железной сопротивляемости организма «писателя» шотландскому виски, который тот поглощает отнюдь не в европейских дозах на разных приемах и раутах в его честь за американский счет.

Да и от чего слабеть организму этого уголовного недоучки? В тюрьме Буковский получал вполне достаточный рацион. Находясь на свободе, он нигде ни одного дня не работал, ведя беззаботный образ жизни на средства, которые ему выплачивали за антисоветскую деятельность западные покровители. Тот, кого ныне величают «писателем», никаких университетов не кончал — ни трудовых, ни гуманитарных и к изящной словесности отношения тоже не имеет. Кляузы и грязные пасквили, нацарапанные Буковским на полублатном языке, вряд ли могут называться литературой.

«Ныне Буковский несет свой бред по всему миру, — продолжает рассказывать Петров—Агатов. — Правда, о терроре он уже не говорит. Об атомной бомбе тоже.

Ныне Буковский уверяет, что он не против Советской власти, а только против ущемления якобы ею прав в Советском Союзе. Что он тоже за разоружение, но с позиции силы.

Вопрос о коне, на котором гарцует ныне Буковский, я думаю, после всего сказанного излишен. Всем ясно, что это отнюдь не Буцефал Александра Македонского, не Росинант Дон Кихота и даже не тощий мул Санчо Пансы. А вот у троянского коня, к примеру, с учетом «успехов» некоторых кругов в камуфлировании лжи под правду, ненависти и злобы под любовь и заботу о человеке, появилось немало разновидностей…»

Мы закончили нашу беседу к вечеру. «Ну вот и все, — сказал А. Петров—Агатов. — Нелегко мне было вести весь этот разговор. Но молчать о заблуждениях своих и ослеплении моих вчерашних сокамерников не могу. Знаю, разное могут подумать они обо мне и разное сказать. Бог им судья. Мне же моя совесть русского человека не позволяет молчать».

О чем молчит говорящая рыба

На этот раз он не рискнул ломиться в резиденцию главы государства. Неудобно все–таки второй раз получать по шее. Французский урок не прошел даром. А тогда некоторым из парижан, находившимся в непосредственной близости от Елисейского дворца, довелось стать свидетелями прелюбопытнейшей сценки. Несколько дюжих «ажанов» тащили от дворца отчаянно упиравшегося человека в расхристанном пальто, который нецензурно поносил на чистейшем русском языке французскую демократию и ее защитников «ажанов» за то, что они не допустили «мосье Андрэ Амальрик» к «мосьё лё Президан» то бишь к президенту Французской республики. «История не простит вам этого безобразия! — кричал человек. — Наших в Белом доме принимали, а вы меня даже сюда не пускаете!» Ажаны не знали русского языка и поэтому не прореагировали на явные оскорбления в их адрес. А то бы, вероятно, несдобровать студенту–недоучке Андрею Амальрику… Французская полиция не любит, когда ее обижают. Даже «выдающиеся историки», как ьеличают Амальрика некоторые его покровители на Западе и он сам себя…

Повторяем: на этот раз, оказавшись в ФРГ, настырный «диссидент» решил, не рисковать. Он отправился не в Бонн, а в небольшой баварский городок Бад—Кройте, где на очередное сборище съехались «доблестные» представители западно–германской партии ХСС — вместе с гостями около сотни человек. Партией этой верховодит Франц—Иозеф Штраус. Фигура достаточно известная. Даже скандально известная. Чем лее заслужил герр Штраус такую популярность? Во–первых, тем, что среди западногерманских политиков послевоенного времени он был и остается самым оголтелым антикоммунистом; во–вторых, — самым откровенным противником международной разрядки и мирного сосуществования; и в «третьих, — -самым большим докой до части наиболее скандальных афер за годы существования ФРГ. Глава баварских ультра считает себя неплохим литератором. Во всяком случае, его книга «Вызов и ответ. Программа для Европы» получила восторженный отзыв газеты бывших эсэсовцев «Фрайвиллиге», которая назвала Штрауса «герольдом будущей объединенной Европы». Оголтелый антикоммунистический и человеконенавистнический опус «герольда» привел, кстати, в совершеннейший восторг пекинских руководителей. Во всяком случае, перед своей поездкой в Китай, которая состоялась еще при жизни «великого кормчего», Штраус похвалялся в интервью журналу «Квик»: «Как мне стало известно, некоторые мои высказывания из книги «Вызов и ответ» пробудили в Пекине желание провести со мной беседы».