Бедовый. Рубежник - Дмитрий Билик

— Спящее око. Простенький амулет, но хозяйка его не просто так положила. Пока он на тебе, едва ли другой рубежный хист твой почувствует.

Я вздохнул. Да, глупо получилось.

— И как он работает?

— Каком кверху. Надеваешь и носишь. Правда, артефакт для ивашек. До той поры будет лишь действовать, пока ты до ведуна не дорастешь. Тогда новый амулет придется делать, если нужда возникнет. А это деньги и мастера хорошего искать. У нас таких точно нет.

— Это что? — указал я на нож.

— А сам как думаешь? Оружие. Причем, хорошее, верное. С хистом связанное.

— Тетрадь? — ткнул я на кожаную обложку.

— Хозяйкина книга. Много чего туда писала, про зелья, отвары, заговоры, даже про рубежников и нечисть.

— Так она пустая! — возмутился я.

— Значит, хист тебя еще не принял. Не готов ты к мудрости. Да ты не переживай, дай срок, все будет.

— Ага, если меня раньше не найдут и не убьют. Ведь хозяйка не зря про врагов говорила, так?

— Не зря, ой не зря.

— Кто ее так не взлюбил?

— О том не могу говорить, — для убедительности бес даже закрыл двумя руками рот. — Обещал, потому не могу. Придет время, сам все узнаешь.

— Угу, надеюсь, перед тем, как меня будут убивать, у них найдется минутка, чтобы все объяснить.

— Деньги я могу у себя подержать, — уже сунул загребущую руку к серебрянным монетам бес. — Для сохранности.

— Вот если тронешь, тогда я точно за твою сохранность не отвечаю.

Григорий пропустил мое замечание мимо ушей. Потому что в последнее время не сводил взгляда с портсигара. Но не алчного, а скорее испуганного. Интересно…

— А это что? — указал я на последний предмет.

— Вещица. Для папирос, вроде. Я почем вообще знаю? Ой, времени-то сколько. Засиделись мы с тобой, спать пора. Ты давай иди, расстилай, а я тут приберусь. Как у нас говорят, лучший сон до полуночи.

И как-то подозрительно засуетился. Тот самый бес, который утром заявлял, что ни убираться, ни готовить он не будет. Я собрал то, что другие назвали бы артефактами, и ушел в комнату. Ладно, по поводу жизнь налаживается — поторопился. Быть рубежником тот еще геморрой.

Интерлюдия

Воевода Выборга и всех окрестных от него земель повелительно махнул рукой. Просители и прочие покинули зал, а сам Илья Шеремет торопливо устремился в крохотную комнатку. Окрестили его, конечно, не Ильей, а Илией. Но представишься сейчас кому, скажут — несовременно. Всякий рубежник должен идти в ногу со временем. Вон и князь на самокатах катается, да рилсы для своих подданных записывает. Да, ему девятнадцать, но разве это что меняет? Сокрушается несчастный, что истинной популярности ему не видать — хист от внимания чужан оберегает. Потому среди рубежников видео и рассылает.

Если уж по-честному, то и сам Шеремет пользовался благами цивилизации. К примеру, сейчас он скинул дубовые сапоги и надел угги. Это только выглядят смешно, а на деле очень удобные. Что поделать, если летом в проклятом замке холодно, как в склепе у Цепеша. А Шеремет знал, о чем говорил.

Есть вещи, с которым даже сам князь спорить не может. Будь его воля, давно бы в Петербург переехал, а не обитал в новгородских хоромах. Но ближний круг не поймет, каким бы прогрессивным ни был.

А в Петербурге хорошо. Тамошний воевода жил в особняке Брусницыных. С виду — развалина очередная, которую людские власти оберегали. Но то отвод глаз. На самом деле удобный и просторный дом.

Шеремету же приходилось жить и работать в выборгском замке. Который как раз для обитания будто бы и не предназначался. Да еще туристы эти, что вечно шмыгают то тут, то там. Нет, рубежников увидеть они не смогли бы. Амулетов тут понавешено, да ритуалов проведено — тьма. Но Шеремету не нравился сам факт, что по твоему дому ходят непонятные личности.

Еще хорошо, что пришло разрешение от князя закрыть часть замка «на реставрацию». Точнее не от него, а от «приказа по совместной работе с чужанами». Хотя какая там работа? Рубежники уведомили, а чужане сделали.

Это в былые времена, при Советах, они сотрудничали. Невесть каким образом тогда рубежников убедили, что жить можно почти не таясь. Совсем открыться, понятное дело, не получилось, уж слишком много вопросов бы возникло. Но все в Кремле о рубежниках знали. А последние советовались и решали, какой будет в скором будущем жизнь почти всего материка.

Так было, до Большой Войны. Настоящей катастрофы для рубежников, когда выжил дай бог каждый пятый кощей, а многие великие семьи вовсе закончились. А после, уже те, кто остался, собрались на Большой Совет и решили жить отдельно. Держаться поодаль, не особо вникая в жизнь людей. Год за годом, десятилетие за десятилетием рубежники старались. Стирали память, изымали документы. Оставляли лишь минимум свидетелей, все же необходимых для нормальной работы с чужанами.

И потом и вовсе грянул гром. Союз распался. А вместе с ним и все русское магическое сообщество. Первым из-под власти Великого Тверского князя ушел Кавказ, затем Северия, а за ней и Сибирь решила стать свободной. Вспомнила Пермь, что когда-то тоже была великой, проснулся Чернигов. Новгород один из последних голову поднял. Все-таки находился близ Твери, все ждал, как там отреагируют.

Великому князю Тверскому хватило ума не развязывать войны. Вместо того он еще и пакт о взаимопомощи заключил. Да не простой, его магическими печатями связал. Если такие попытаешься разрушить, такая отдача будет — останутся только рожки да ножки. Выходило теперь, что если кто на русские земли нападет, все поднимутся. И все свое согласие дали.

Хотя у Шеремета имелись определенные сомнения, что раздробленность дальше не расползется. Вон и в Москву из Твери все больше рубежников перебирается. Растет столица людей, а вместе с ней прибавляется и нечисти. За последней пригляд нужен, чтобы в узде держать. Не сегодня, завтра, глядишь, и сам князь туда переедет.

И некогда уловка, которую тверские еще во времена монгольских шаманов придумали, воплотится в жизнь. Тогда как было? Имелось два княжества — Московское и Тверское. Равные по силе и по значению. И в какой-то момент монголы Тверь разрушили, а Москва смогла откупиться. По крайней мере, в чужанской истории так написали. Вот только на самом деле все по-другому было.

Великий князь нарочно